Рок-звезда

Истон Биби

Когда последняя песня была спета и в зале зажегся свет, мы с Гансом, взявшись за руки, выбежали через пожарный выход на улицу. Ночной воздух был жарким и влажным, точно как мы. Мы пошли через Юбилейный Парк, который я никогда не видела ночью, и Ганс отдал свою последнюю сигарету бездомному, который попросил закурить.

Когда мы разыскали БМВ на стоянке у стадиона, я уже начала оплакивать в душе то, что, возможно, было самым лучшим днем в моей жизни. Я ехала к дому Стивена с открытым верхом и кондиционером на полную мощность, четко соблюдая ограничение скорости и не превышая

его ни на километр. Ничто не должно было испортить мой идеальный день.

Ну, или я так думала, пока не зазвонил телефон Ганса.

Он звонил.

И звонил.

Всякий раз, как он начинал звонить, Ганс тут же сбрасывал звонок и засовывал телефон обратно в карман. После третьего звонка Ганс включил музыку. Машина наполнилась тяжелыми, тягучими басами.

– Тебе нравится?

Он пытался меня отвлечь. Но мой мозг был очень сосредоточенным. А эти попытки отвлечь я игнорировала.

– Разве тебе не надо ответить? – спросила я, наблюдая за Гансом краешком глаза.

Открыв бардачок, Ганс вытащил новую пачку «ньюпорта». Постучав пальцами по крышке коробки, он сказал: «Нет».

«Нет». И все. Никаких объяснений. Никаких смешков, что это Трип набирает его по пьяни, или раздражения, что мама пристает со своим беспокойством. Ганс, эта открытая книга эмоций, явно пытался что-то скрыть от меня.

– А что, если это срочно? – спросила я.

– Не срочно, – Ганс содрал с коробки прозрачную пленку и бросил ее на пол, добавив к остальному собравшемуся там мусору.

– Но что, если все же срочно?

Ганс сунул в зубы сигарету и пожал плечами.

– Ну тогда они позвонят кому-нибудь еще.

«Они». Так гендерно-нейтрально. Ганс не хочет, чтобы я поняла, что это девушка.

Я ничего не спрашивала у него про подружку, потому что, если честно, мне хотелось думать, что ее вообще не существует. Но все равно она была, словно заряженный пистолет у Ганса в кармане.

Я чувствовала себя хуже не придумаешь. Я же тоже была девушкой в поисках своего парня. Ждущей у телефона. Засыпающей в слезах, пока он там шлялся, пил, веселился и трахал кого-то еще. Я взглянула на номер телефона Ганса на своей руке и испытала новый приступ вины. А с ней он тоже так делал? Писал свой номер у нее на руке? Чтобы она почувствовала себя особенной?

Я взяла без спроса сигарету из пачки Ганса, лежащей на центральной консоли, и закурила, наслаждаясь ментоловым дымом в последний раз, прежде чем расстаться. Я была бедной. Я недавно пережила расставание. Но я справлюсь. Мне не надо красть парня у другой девушки, чтобы исцелиться. Я же не была чертовой Энджел Альварез.

Но зато я была гораздо пьянее, чем думала. От ментола алкоголь во мне вскипел и дошел почти до края. Подъезжая к дому Стивена, я с трудом могла смотреть перед собой. Голова кружилась, в желудке урчало. Стиснув зубы и сглатывая горькую слюну, я боролась с тошнотой, пока не встала на обочине рядом со своим «мустангом». Я подняла ручник, распахнула дверцу БМВ и заблевала весь тротуар.

Наверное, пить наравне с парнем, который был почти на полметра

выше и вдвое тяжелее меня, было все же не такой уж хорошей идеей.

8

Через неделю

– Ну ты же не всерьез тут паркуешься, – Джульет нажала на кнопку блокировки замка, как раз когда я выключила мотор и фары.

– Что? Да тут идти-то всего ничего. И бесплатно.

Джульет уставилась на меня.

– Офигеть. То есть у тебя еще и нет денег для всех этих попрошаек и насильников.

Я замахнулась на нее, нарочно промахиваясь.

– Никто не собирается нас насиловать! – я указала вперед, на прислонившуюся к одному из домов фигуру, освещенную уличным фонарем. – А если дать Старику Вилли пару сигарет, он присмотрит за нашей машиной и проследит, чтобы мы спокойно прошли по улице.

Нарисованные брови Джульет поползли вверх, а из груди вырвался сдавленный смешок.

– Пожалуйста, скажи, что ты, на хрен, шутишь.

– Да что такое? Все же отлично.

Смех Джульет перешел в кашель.

– Да как ты до сих пор жива? Вот честно, не понимаю.

Я снова замахнулась, на сей раз хлопнув ее по руке.

– Неважно. Можно подумать, у тебя вышло лучше.

Я вовремя прикусила язык, чтобы не добавить «Мамочка» к концу своей фразы. Джульет просто ненавидела, когда мы с Девой-Готом так ее называли.

Джульет приподняла рукав свитера, лежащего у нее на коленях, вытащила горлышко спрятанной под ним винной бутылки и отвинтила крышечку.

– Кстати, о плохих решениях.

– Фу! Вино! Это все, что тебе удалось достать? – наморщила я нос.

– Ну, прости. Может, если бы твой двадцатидвухлетний приятель не отправился обратно в тюрьму, мы бы сейчас пили перье!

– «Дом Периньон», – рассмеялась я. – А перье – это вода, дурочка.

«И, между прочим, двадцатипятилетний папочка твоего ребенка отправился за решетку еще раньше».

Джульет была сучкой, но она была моей сучкой. Мы с ней уже пять лет были лучшими подругами, несмотря на нашу полную противоположность. Джульет была мрачной, интровертной и жесткой, а я – легкой, экстравертной и наивной. Она была темнокожей; у меня были веснушки. У нее были длинные косички; у меня – короткая светлая стрижка. Но нас объединяла любовь к подводке для глаз, сигаретам, выпивке и парням. Джульет любила все это даже больше меня, и поэтому в семнадцать лет у нее уже был годовалый ребенок.

Джульет снова отхлебнула из обернутой свитером бутылки и протянула ее мне.

– Не могу поверить, что дала затащить себя на концерт хеви-металл. Наверное, я правда хорошо к тебе отношусь.

Я сделала пару глотков кислой жижи цвета мочи, сморщилась и вернула бутылку Джульет.

– Ну или тебе надо было передохнуть от Ромео.

– Ну да, это тоже, – рассмеялась Джульет. – Теперь, когда мелкий засранец пошел, он всюду сует свой нос, – после чего залпом опрокинула примерно четверть бутылки.