Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
Все офицеры и солдаты, которые не сложат оружия, будут уничтожены в предстоящем штурме.
Вся ответственность за гибель гражданского населения падет на ваши головы.
Командующий войсками 2-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза К. Рокоссовский.
24 марта 1945 г.»
Гитлеровское командование не ответило на это предложение, и Рокоссовский отдал приказ о штурме.
28 марта была освобождена Гдыня, 30 марта - Гданьск. Остатки неприятельских войск бежали в заболоченное устье Вислы, откуда, вывозившись по уши в
Над старинным польским городом взвился польский национальный флаг. Польскому народу было возвращено все Поморье с крупными городами и портами на Балтийском море.
После ликвидации сильной восточно-померанской группировки противника фронту предстояло принять непосредственное участие в Берлинской операции.
Отдыхать было некогда - внимания маршала снова требовав ли неотложные дела. Надо было позаботиться об отдыхе войск, дать распоряжения на несколько дней вперед.
Рокоссовский связался с начальником штаба фронта Боголюбовым. Как и с Малининым, маршал быстро нашел с ним общий язык и внимательно прислушивался к еш советам и предложениям. Они коротко обсудили итоги операции и наметили задачи на ближайшие дни.
Только Рокоссовский закончил разговор с командующим воздушной армии, как позвонил маршал Жуков.
– Слушай, Костя, в одном селе, которое мы освободили, к нам подошла женщина и сказала, что она Елена Ксаверьевна Рокоссовская.
– Елена?
– воскликнул Рокоссовский.
– Да, Елена.
– Это моя родная сестра!
– взволнованно сказал маршал.
– Как тебе ее доставить?
– Георгий Константинович, направь ее ко мне машиной. Буду благодарен.
– Какой вопрос! Часа через три будет у тебя. За безопасность не переживай.
– Спасибо, Георгий!
6
Давно не испытывал Рокоссовский такого душевного трепета. Как всегда в минуты сильного волнения, он курил одну папиросу за другой и не находил себе места. Он пытался заняться служебными делами, но срочных не оказалось, а повседневные оттеснялись предстоящей встречей с сестрой.
До предполагаемого приезда Елены оставалось чуть больше получаса. Рокоссовский снял Полевую форму и облачился в повседневную, с золотистыми погонами и большой маршальской звездой.
Рокоссовский бросил взгляд на стол: шоколад, консервы, копченая колбаса, печенье, чашки для чая.
Чтобы скоротать время, он вышел во двор. К нему подошел какой-то бродячий пес, поднял голову, посмотрел недоверчиво и потрусил к соседнему дому.
Деревня, где располагался КП фронта, не была изранена вой-•ной, хотя в нескольких километрах от нее проходили кровопролитные бои. Поляки, жившие здесь, почтительно относились к своему знаменитому земляку. Вот и теперь местный житель, проходивший по улице, поклонился и снял шапку:
– Dien dobry! Szanowy pan Rokosowskij!*
– Dien dobry! Dien dobry!
– кивнул маршал.
– Wszystkiego najlepszego!9 10
Походив
Солнце уже повернуло на вторую половину дня. На скворечне, прикрепленной к дереву, перебирая крылышками, высвистывал свою извечную мелодию скворец. На пригорке кудрявились столетние дубы; у луговой излучины темнел молодой ельник.
Рокоссовский думал о сестре. Как давно он ее не видел? Они жили долгое время в разных странах: он - на русской земле, она -в Польше. Из неумолимого времени, словно из тумана, вырастал образ его сестрички, с которой он расстался, когда ему не было еще и восемнадцати, а ей шел шестнадцатый год. Он помнил ее маленькой лепетуньей, потом повзрослевшей девочкой, заводилой среди сверстниц в предместье Варшавы - Праге. Его постоянно мучила тревога, что из-за него гитлеровцы могут расправиться с. Еленой.
Маршал заметил шлейф пыли на дороге, по которой шли машины. Первая машина притормозила. Старшина-водитель, расплывшись в улыбке, открыл дверцу. Из машины вышла одетая в темный плащ женщина, поклонилась старшине - не то благодарила, не то прощалась.
Женщина огляделась вокруг. Она была среднего роста, живая, подвижная, на вид ей было лет сорок. Некоторое время она смотрела на клен, стоявший у дома, видимо, пораженная размером гигантского дерева, потом взглянула на шагавшего ей навстречу Рокоссовского, кинулась в его объятья и заплакала.
– Konstanty kochany moj... Brat rodzony... Jakie szcz^scie!11
– Хеленка, родная моя!.. Как я рад!
– обнимал и целовал сестру Рокоссовский.
– Как же мы давно с тобой не виделись... Хеленка.
– Да, Константы, да.
– Глаза Елены вскинулись на лицо брата, на погоны маршала.
– Ту teraz wiadomy12.
Елена была очень похожа на брата: тот же интеллигентный красивый профиль, те же небесного цвета глаза, тот же мягкий и доверчивый голос, те же светлые волосы.
Уже давно на землю опустилась ночь, уже адъютант дал команду повару убрать со стола, уже начали перекликаться в деревне петухи, а брат и сестра после долгой и мучительной разлуки не могли наговориться. Непроизвольно, сами по себе все бежали и бежали слова о том, что было обоими пережито, о былом сиротстве, скитаниях с места на место, о безжалостной судьбе родных, так рано ушедших из жизни. Почти никому не рассказывал Рокоссовский о своем глубоко личном - об увлечении стихами. Оказывается, он выкраивал минуты между боями, находил уединенный уголок и сочинял стихи о природе, о любви, о смысле жизни. Единственное, о чем умолчал Рокоссовский, - это о годах, проведенных в тюрьме. Он не хотел скрывать эту трагическую страницу своей жизни от родной сестры, но сейчас ему не хотелось об этом говорить.