Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
Когда Батов пытался расспросить Рокоссовского о годах, проведенных в тюрьмах, тот сказал:
– Дорогой мой Павел Иванович, я дал себе клятву не вспоминать те годы. Теперь, когда я на свободе, говорить об этом просто нет никакого смысла. Прошу извинить, но нарушать данное себе слово я не буду.
– Ну а все-таки, Константин Константинович, - не сдавался настырный Батов, - у вас же были хорошие знакомые, вхожие к самому Сталину. Они же наверняка знали, что вы ни сном ни духом не виноваты.
– Например?
– Тимошенко, ваш бывший начальник. Он - командир корпуса, а вы - командир дивизии в Белоруссии.
– Павел Иванович, вы помните, кто такой Галилео Галилей?
– хитровато улыбнулся Рокоссовский.
– Кажется, физик, астроном.
– Да, да, это он развил учение Коперника* о движении Земли. Его знаменитая фраза перед казнью: «А все-таки она вертится»—будет жить вечно.
– Великий итальянец.
– Так вот, дорогой мой, ученый, сверстник Галилея, был Галилея не глупее; он знал, что вертится Земля, но у него была семья.
– Ох и Рокоссовский, ох и Константиныч!
– проговорил Батов и расхохотался.
– Отличный стрелок - прямо в яблочко.
Разошлись они ближе к полуночи, сыграв на прощание три партии в бильярд.
Желание Юлии Петровны сбылось - теперь вся семья была вместе. После долгой разлуки, мучений и скитаний - это были самые счастливые дни в их жизни. Отпуск подходил к концу, а ей так хотелось продлить его хотя бы недельки на две. Но ничего не поделаешь - завтра надо собираться в дорогу.
Она медленно шла вдоль берега по мягкому, как бархат, песку и любовалась ручейками, оставленными уходящей волной. Она присела, опустила руки в воду и долго наблюдала, как на морских волнах качаются, как поплавки, две желтых шапочки. Там плавали ее муж и дочь. Юлия как курица-наседка ходила по берегу и, не умея плавать, горела желанием броситься в воду и оказаться рядом с ними.
6 Заказ 3602
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ФРОНТОВЫЕ ДОРОГИ
Память войны! Счастлив, кто не знает ее, и я хотел бы пожелать всем добрым людям: и не знать ее никогда, не ведать, не носить раскаленные угли в сердце, сжигающие здоровье...
Виктор Астафьев
Глава первая 1
начале лета 1940 года уже несколько дней подряд моросил мелкий дождик. В Москве было прохладно и пахло сыростью.
К зданию Народного комиссариата обороны подъехал «ЗИС-101». Из него вышел генерал-майор Рокоссовский, высокий, статный, в форме с иголочки. От бывшего заключенного не осталось и следа. Он шел по широкому коридору и, отвечая на многочисленные приветствия, думал о предстоящей встрече с Народным комиссаром обороны: какое будет решение, где предстоит ему служить? С некоторым волнением он переступил порог массивного кабинета.
– Здравствуйте, Константин Константинович, - навстречу ему вышел из-за стола Тимошенко.
– Здравия желаю, Семен Константинович, - весело улыбаясь, произнес Рокоссовский.
– Прошу, - кивнул Тимошенко и занял место
– Спасибо, - Рокоссовский сел напротив.
– Вижу, военная косточка еще сохранилась.
– Со стороны виднее.
– Тяжело было?
– Бывало всяко, - ответил Рокоссовский, давая понять, что у него нет желания вести разговор на затронутую тему.
– Соскучился по настоящей работе. У меня уже давно руки чешутся.
– Без работы не останетесь, - сказал Тимошенко, затем взял указку и подошел к висевшей на стене карте.
– После оккупации фашистами Польши мы вышли на границу Западной Украины и Белоруссии. Теперь имеем непосредственное соприкосновение с гитлеровцами. На третий день после нападения Гитлера на Польшу Франция и Англия объявили Германии странную войну.
– В чем ее странность?
– Рокоссовский подошел к карте.
Тимошенко вытер платком вспотевшую безволосую голову.
– В том, что эти страны проявляют поразительную медлительность и неповоротливость. Создается впечатление, что перед нами крепкий молодец, одетый в военную форму и снабженный неплохим оружием. Выпятив грудь, он бодро топает на месте, так и кажется, что он вот-вот бросится в драку. А на самом деле он ищет подходящего момента, чтобы сбросить с себя военные доспехи и, облачившись в мирные одежды, занять место в ресторане и спокойно сосать холодное пиво.
Рокоссовский, пораженный образностью языка народного комиссара, улыбнулся.
Тимошенко положил указку, сел за стол для совещаний, рядом с собой усадил генерала.
– Я мельком встречал в газетах заметки о тройственных переговорах, - сказал Рокоссовский.
– Интересно знать: почему мы не договорились?
– Потому* что Англия и Франция эти переговоры саботировали.
– В чем заключался их саботаж?
– Узнаю прежнего Рокоссовского, - засмеялся Тимошенко.
– Советская военная миссия во главе с Ворошиловым считала, что СССР, не имея общей границы с агрессором, мог оказать помощь Англии, Франции, Румынии и Польше лишь при условии пропуска его войск через польскую территорию. Других путей для соприкосновения не было. Западные миссии не согласились с позицией советской стороны. Хуже того, польское правительство открыто заявило, что не нуждается в помощи со стороны Советов.
– Когда б клюнул жареный петух, никуда бы поляки не делись. Неужели эти 200-400 километров явились камнем преткновения в таких важных переговорах?
– Если хотите, в этом была основа разногласий, - сказал Тимошенко, взглянув на генерала.
– Поэтому переговоры прервались, и мы вынуждены были заключить пакт о ненападении с фашистской Германией.
– Любопытно, какими силами располагал будущий тройственный союз, если бы он состоялся?
Маршал Тимошенко открыл сейф, нашел нужную папку и уселся за стол.
– Франция могла поставить 110 дивизий, 4 тысячи современных танков, 3 тысячи пушек и 2 тысячи самолетов, Англия - 31 дивизию и 2 тысячи самолетов. Как видите, силы немалые.
– Да, силы немалые, - согласился Рокоссовский и, подумав, спросил: - А мы чем располагали для борьбы с агрессором в Европе?
– Мы могли поставить 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч орудий, 10 тысяч танков, 5 тысяч боевых самолетов. Кроме того, к услугам всех держав имелись военно-морские флоты.