Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
– Итого, - моментально прикинул Рокоссовский.
– Какая силища - почти 300 дивизий, 15 тысяч танков, более 10 тысяч самолетов?
– Он посмотрел на маршала.
– Как же мы отказались от такой сокрушительной силы из-за пустяка?
– Как из-за пустяка?
– резко возразил ^имошенко.
– Нам не давали коридор - это не пустяк!
Он посмотрел внимательно на Рокоссовского и подумал: «А он ничуть не изменился: все та же смелость мыслей, все та же раскованность. Только, пожалуй, более категоричные суждения».
– Было не до коридора, когда гитлеровцы
– Ладно, Константин Константинович, в своей полемике мы^ можем далеко зайти, — сказал Тимошенко, отдавая себе отчет^ что. этот разговор, когда уже заключен пакт о ненападении с ; Германией, является совершенно неуместным.
После некоторого молчания маршал произнес:
– Вы снова будете командовать 5-м кавалерийским корпусом. Пока корпус в пути - он перебрасывается на Украину, - я вас направляю в распоряжение командующего Киевским Особым военным округом генерала армии Жукова.
– Жукова?
– переспросил Рокоссовский.
– Да, да, Жукова, - подтвердил Тимошенко, посмотрев на генерала.
– Теперь вы меняетесь местами - он начальник, а вы подчиненный.
– Я ничего не имею против. Мы всегда были с ним добрыми друзьями.
– Вот и хорошо, - сказал Тимошенко и молниеносно поднял трубку красного телефонного аппарата, который задрожал от звонка.
– Слушаюсь, товарищ Сталин!
– принял стойку «смирно» маршал.
– Слушаюсь!.. Сейчас же выезжаю!.. Слушаюсь, товарищ Сталин!
Тимошенко дрожащими пальцами застегнул пуговицы, опоясался ремнем, нахлобучил почти до самых бровей фуражку и, тревожно взглянув в зеркало, на ходу бросил:
– Товарищ Рокоссовский, предписание у помощника!
2
Киев встретил Рокоссовского радушно. Лето было в разгаре. Роскошные шапки темно-зеленых каштанов придавали улицам нарядный и праздничный вид. От синего Днепра веяло прохладой.
Жуков и Рокоссовский встретились по-дружески. Как старые солдаты обнялись, похлопали друг друга по плечу и приступили к делу.
– Пока твой корпус подтягивается к новому месту дислокации, - говорил Жуков, - попроси у штабистов материалы, связанные с войной в Финляндии, там есть, что посмотреть, Одним словом, йходи в курс дела.
Все лето 1940 года прошло для Рокоссовского в изучении документов, в учениях и инспектировании войск. И только в конце июля он принял свой 5-й кавалерийский корпус. Там оказалось немало старых сослуживцев, которые встретили его с искренней радостью. Но были и те, кто «бичевал» его на партийном собрании, разносил в пух и прах, когда его отстранили от должности командира корпуса. В связи с этим он вынужден был собрать офицеров.
– Работать с подчиненными, которые прячут глаза от командира, не лучшее средство для взаимопонимания, - открыто сказал он.
– Кто-нибудь заметил, что я отношусь предвзято к некоторым из вас?
– Н-нет!
– дружно ответили голоса.
– Так вот, все, что было, быльем поросло, - мягко сказал он, улыбнувшись той обаятельной улыбкой, которую хорошо знали подчиненные.
–
Когда в зале раздались дружные аплодисменты, Рокоссовский поднял руку.
– Извините, друзья, я говорил не для того, чтобы сорвать аплодисменты.
После этого разговора напряжение между отдельными подчиненными и Рокоссовским как рукой сняло. Весь коллектив включился в боевую работу.
Штаб корпуса располагался в городе Славуте. Рокоссовский с жадностью окунулся в привычную обстановку. Он вновь мотался по гарнизонам, помогал частям, соединениям обживать новые места. Он был рад, что попал в свой военный мир и ему предоставилась возможность снова заниматься своим любимым делом, но сердце генерала стремилось к Москве, где жила его семья. Вот что он пишет в письме от 20 июля 1940 года.
«Милая, дорогая Люлю!
Теперь я в Славуте. Знакомлюсь с новым местом жительства. День тому назад лил проливной дождь, а сегодня ясный солнечный день и вокруг одна зелень. Приятно лаская слух, шумят деревья. Воздух пропитан смолистым запахом. Все это напоминает мне Ратомку под Минском.
Я вспоминаю, как мы с тобой слушали трели соловья и ты все ждала, когда же он запоет арию.
Славута по своей флоре и климату сильно напоминает Белоруссию. Мне кажется, что тебе здесь понравится. И вообще, милая жинка, привыкаю к украинской мове. Жить мы будем здесь хорошо. К жизни в больших городах мы с тобой не привыкли, поэтому скучать по городскому шуму и блеску мы не будем. Думаю, что Адуля будет довольна, т.к. Дом Красной Армии под боком. Там ежедневно демонстрируются фильмы, идут различные спектакли.
На днях поеду на машине в Киев (250 км), там окончательно узнаю, разрешат ли мне выехать за вами. Я уверен в том, что ответ будет положительный. Как раз к вашему приезду наступит грибной сезон. Вот мы вместе и направимся в лесные дебри. Помнишь, как мы собирали грибы в белорусском лесу? Здесь также очень много ягод, есть места для рыбной ловли и охоты. Одним словом, мы будем жить в земном раю. Только бы собраться вместе, а то я дьявольски по вас соскучился.
Работы у меня много. Больше нахожусь в разъездах, почти все время в движении. Одному, конечно, скучно, и в мыслях я всегда с вами - моей дорогой Люльо и моим светлым лучиком Адусей.
С нетерпением жду от вас новостей. Пишите чаще, а то я сижу в лесу, как Робинзон, и не нахожу себе места.
Целую тебя и Адусю. Любящий вас - Костя».
Увы! Пожить Рокоссовскому в «земном раю» не пришлось. Вскоре вышел новый приказ: его назначили командиром вновь формирующегося 9-го механизированного корпуса, штаб которого располагался в Новгороде-Волынском. Так под конец 1940 года он навсегда распрощался с кавалерией, которой отдал около двух десятков лет. Пришлось в короткий срок осваивать новый род войск. Корпус состоял из одной моторизованной дивизии и двух танковых. Когда командир корпуса познакомился с материальной частью, ему стало не по себе.