Рокот
Шрифт:
Он обхватил пальцами влажный пластмассовый корпус, прижал к себе. Полина кивнула и улыбнулась. Потом поднесла руку ко рту и показала жестом: «Поговорим».
Потолочная подсветка магазина затрещала, заискрилась, погасла и тут же вспыхнула вновь. Девочка исчезла, а Стас каким-то немыслимым образом оказался прямо перед зеркалом в конце коридора.
Несколько секунд он глубоко дышал и смотрел на своё ссутуленное тело, серое лицо, блестящие глаза и расширенные от ужаса зрачки. Он не сразу заметил, что позади кто-то появился.
Не Полина.
Это был тот самый манекен с наброшенной поверх простынёй.
***
Стас
Борясь с желанием заорать во всю глотку, он обернулся, отпрянул к зеркалу и буквально прилип к нему спиной.
Манекен шевельнул головой. Мышцы на ногах Стаса тут же стали мягкими, колени ослабли. Ему, как никогда в жизни, захотелось зажмуриться, но он до боли вытаращился на манекен, ловя малейшие его движения.
– Поговорим, приятель? – донесся из-под простыни голос. Въедливый и хрипящий, словно там скрывался старик. Двухсотлетний старик.
Стас ещё пытался отыскать в происходящем логику, здравый смысл, объяснение и убедить себя, что всё увиденное и услышанное – чей-то жестокий розыгрыш. Да, возможно, когда он сдёрнет покров с неизвестного, им окажется знакомый придурок, возомнивший себя гением чёрного юмора.
– Ты вышел на новый уровень, приятель, – прохрипело снова. – Можно сказать, сегодня ты потерял эзотерическую девственность. Твои слуховые фантомы стали громче. Теперь ты не только слышишь, но и видишь нас. Хочешь узнать, как это называется? Это называется Гулом смерти. Те, кто обречён на вечное молчание, обретает го-о-олос и пло-о-ть.
Ткань на голове неизвестного колыхнулась.
Нет, так долго притворяться и не умереть со смеху не смог бы даже самый искусный актёр.
Внутренне сжавшись в пружину, Стас ждал того, что этот кто-то, наконец, засмеётся и скинет с себя простынь. Или сейчас, прямо сейчас, стоит лишь поднять руку, подойти, сдёрнуть покров – и Стас сам узнает, что за говнюк чуть не довёл его до обморока.
– Ты устал от голосов, мы знаем, о-о, уж мы-то знаем, как ты устал, приятель, – продолжало нечто. – С самого детства, бедный мальчик, ты слышишь нас… слышишь, как нам хорошо здесь, в нашем аду, в нашей Башне. Я хочу поздравить тебя, приятель. Отныне ты имеешь в него доступ… доступ в наш ад… теперь наш ад проник в твою маленькую грязную жизнь… маленькую… маленькую… грязную жизнь… Как тебе это, приятель? Нравится? Добро пожаловать в наш ад! Теперь это наш общий а-ад! Наша общая Башня!
Простыня прорвалась.
Высунулась желтовато-серая рука, покрытая голубыми матовыми жилами и редкими жёсткими волосами, и принялась слепо шарить по воздуху. Подгнившие тонкие пальцы в бурых пятнах механически задёргались, будто играли на невидимом пианино.
Опять прозвучал скрежещущий голос:
– Отныне и навсегда мы все повязаны с тобой Гулом смерти. – Голос стал угрожающе громким. – Посмотри, как нам хорошо! Посмотри, прия-а-атель. Посмотри. Послушай. Отныне мы будем приходить к тебе каждый вечер, приятель… каждый вечер. Жди нас в новом обличье, каждый вечер в новом обличье, ведь мёртвые никогда не повторяются. Мы устроим тебе такой аттракцион, что ты не вытянешь и недели, прия-а-атель.
Если бы Стасу было лет десять, увидев такое, он бы точно обмочил штаны, да и сейчас, в двадцать, он почувствовал, как низ живота охватило морозом, а в кишках
«Нет, настолько натурально сыграть невозможно, да и грим на коже руки выглядит, как компьютерная графика. – Мозг Стаса искал крохи логики в том, что видел. И принимал решения во имя собственного спасения: – И даже если здесь установлена камера, а под простынёй скрывается оскароносный актёр, я всё равно не дам этому уроду до себя добраться».
Он молчал и почти не дышал, боясь того, что если подаст голос, то мёртвая рука дотянется до него.
Существо под простынёй внезапно пришло в движение и дёргающейся походкой, словно терзаемое судорогами, пошло в сторону Стаса. Голова под тканью резко поворачивалась то в одну, то в другую сторону, принюхиваясь и идя на запах чужого страха. Существо ступало неестественно, повинуясь каким-то своим рефлекторным импульсам, натыкалось на стены и выставленной вперёд рукой обшаривало занавески кабинок.
Слепая тварь приближалась, а Стас всё сильнее вжимался в зеркало.
В горле разбух, застрял крик. Тело, мысли, вещи, воздух – всё – исчезло, поглощённое воронкой страха. Он онемел от обрушившегося на него осознания неотвратимой встречи со смертью и таким ужасом, о существовании которого до сегодняшнего дня даже не догадывался.
– Где бы ты ни спрятался, мы найдём тебя, – шептал неизвестный, продолжая шарить рукой по воздуху. – Ты нам чужой, приятель… Нам не нужны такие, как ты. Ты только испортишь нам праздник, ты омрачишь наш прекрасный ад. Поэтому мы хотим сделать тебе предложение. Ты найдёшь для нас кое-кого, а мы освободим тебя от Гула смерти, ведь сам ты от нас не избавишься. Как тебе, приятель? Мы знаем, о-о, уж мы-то знаем, как ты устал от наших голосов. А теперь… теперь… посмотри в свой карман, прия-а-а-атель… посмотри в свой карман.
Стас облизал сухие губы, сглотнул и… даже не успел отпрянуть. Существо молниеносно к нему подскочило, впилось пальцами в его правое предплечье и принялось изучать сквозь простыню, склонив голову набок и часто, по-звериному, дыша.
Стас не заметил боли. В нём остался только ужас.
Из-под простыни прорычало, громко и свирепо:
– Посмотри! Посмотри в свой карман, приятель! Посмотри в свой карман!
Жёлто-сизая рука взметнулась вверх и сдёрнула простыню с головы.
Дрожащие колени Стаса подогнулись, но он устоял. На него, улыбаясь, смотрела Ольга Щетинина, официантка из кафе «Кино-Острова». Не сводя со Стаса глаз, девушка деловитым и привычным движением сунула руку в фартук, вынула маленький короткий нож и без каких-либо эмоций перерезала себе горло.
В лицо обезумевшего от ужаса Стаса брызнула горячая кровь, свет в примерочной моргнул, экран над зеркалом щёлкнул.
Не понимая, что делает, Стас машинально повернул голову на звук: часы показывали «00:01». Из колонок под потолком запел бодрый девичий голос:
Ты мой новый хит,
Но-но-новый хит
В моей-моей голове,
Моей голове-е…
Перед глазами Стаса поплыли розовые кляксы, превратились в адскую круговерть из мёртвых лиц. Светящиеся цифры на экране сплелись в клубок белёсых нитей, похожих на огромное блюдо спагетти, будто кто-то накрутил их на вилку. Клубок замигал, пополз вширь, подминая под себя пространство, вгрызаясь в стены.