Роковая связь

Шрив Анита

Но он только пожал плечами и вышел. Выждав минуту Майк отправился в вестибюль и налил себе чашку безумно крепкого кофе.

Майк еще несколько дней думал об этом разговоре, спрашивая себя, зачем он вызывал Сайласа. Неужели он действительно всего лишь хотел убедиться в том, что девчонка говорит правду? Была ли в этом необходимость? Или же причина заключалась совсем в другом? Так отец хочет показать сыну, что он все видит и знает. Майк отдавал себе отчет в том, что он не является отцом Сайласа, но он допускал что, несмотря на заверения девчонки, Сайлас поддался искушению, и в этом случае, возможно, Майк пытался дать ему понять: ему известно обо всем, что происходит в школе.

После этой беседы отношение Сайласа к директору изменилось. Прежде, если Майк заезжал к ним в гости и заставал Сайласа перед телевизором, мальчик тут же вставал и подходил, чтобы пожать ему

руку и поздороваться. Теперь он протягивал руку скованным жестом, отводя взгляд. Майку казалось, что при каждой встрече они вспоминают о разговоре в кабинете и о его предмете — девочке в машине Сайласа. При этом каждый из них знал, что другой думает о том же. Образ девушки, положившей руку на ширинку Сайласа, возвел между ними невидимую преграду. По этой же причине Майк стал реже заглядывать к Оуэну и Анне Квинни домой и неохотно подходил к ним после матчей, если к родителям успевал присоединиться Сайлас. Однако весной того же учебного года Майку стало известно, что у Сайласа появилась девушка. Мальчик начал встречаться с прелестной скрипачкой по имени Ноэль, которую, как надеялся Майк, с распростертыми объятиями ожидал Джуллиард. [12] Авери редко мог похвастать столь талантливыми студентами. Их называли «гордостью школы», потому что на них можно было с чистой совестью ссылаться как на заведомо успешных выпускников, что позволяло привлекать не только новых студентов, но и дополнительные финансовые средства. Такие студенты ценились на вес золота, и Майк со всевозрастающим энтузиазмом наблюдал за успехами Ноэль. В сентябре этого учебного года она дала в школе концерт, заставивший как преподавателей, так и студентов рукоплескать ей стоя. Многие не сумели сдержать слез. Это был удивительно волнующий момент.

12

Высшая музыкальная школа в Нью-Йорке.

У Ноэль были длинные темные волосы; очень стройная, она двигалась с грацией танцовщицы. Еще у нее была обезоруживающая своей искренностью улыбка. Если бы Майку было столько лет, сколько Сайласу, он бы и сам в нее влюбился. По мнению директора, Сайласу очень повезло, что он привлек к себе ее внимание. С другой стороны, Сайлас тоже очень нравился Майку, и он полностью одобрял выбор девушки. Когда он видел, как эти двое гуляют по территории школы, увлеченно о чем-то беседуя или просто хохоча, его охватывало странное ощущение справедливости бытия. «Еще не все потеряно для этого мира, — думал он. — Еще есть подростки, которые хотят учиться и у которых есть стержень. Они не пьют и не употребляют наркотики, а вместо этого демонстрируют удивительную одаренность в избранной ими сфере. Авери взял их энергию под контроль и направил по истинному пути». Подобный успех возрождал в душе Майка веру в светлое будущее человечества.

Ноэль

Мы сидим на кровати Сайласа. В доме очень тихо. У него очень маленькая комнатка под самой крышей. Окно выходит на лес. На деревьях уже начали набухать почки. Мы сидим рядом, очень близко, но не касаясь друг друга. Его родители уехали в Канаду смотреть на какую-то овцу. Я пытаюсь себе это представить — как можно отправиться в такую даль ради того, чтобы посмотреть на овцу? Сайлас этого не говорит, но я догадываюсь, что его родители не обрадовались бы, если бы застали меня в своем доме в разгар учебного дня. Потому что сейчас мы должны быть в школе.

Сайлас хочет все мне показать. Он показывает коллекцию бейсбольных открыток и коллекцию дисков. Он показывает свои поезда, которые держит под кроватью, и поясняет, что это серия Н. Я не знаю, что такое серия Н, но мне нравится, что он увлекался поездами. Я смотрю на снимок, где он стрижет овцу. На другой фотографии он принимает у овцы роды. Я долго рассматриваю вторую фотографию, потому что впервые вижу роды. Он мне о них рассказывает. В ожидании этих родов они с отцом целый месяц не расставались с биперами. В одиночку принять роды у овцы невозможно. Когда у овец начинается окот, мать Сайласа не покидает ферму, но одной ей не справиться. Один человек должен держать животное, а второй — извлекать новорожденного ягненка. Сайлас объясняет, что овца могла бы разродиться и сама, но приплод у этих овец слишком ценен, чтобы рисковать им, полагаясь на случай. Качественные здоровые

ягнята — источник дохода его семьи. Родители вызывали Сайласа с урока математики, с игровой площадки и с тестирования. Учителя относились к этому с пониманием. Они уважают Сайласа за то, что в его жизни есть нечто поважнее школы. Сайлас говорит, что ему нравится принимать роды, но он не хочет продолжать семейное дело. Они с отцом еще ни разу не обсуждали этот вопрос, но Сайлас знает, чего ожидает от него отец. У Сайласа и его мамы другие планы. Сайлас говорит, что он, возможно, поступит в Вермонтский университет или в колледж Мидлбери. «Хорошо бы в Мидлбери», — говорит он.

Я отвечаю, что хочу поступить в Джуллиард, но существуют и другие музыкальные школы, куда попасть будет легче.

Сайлас показывает мне папку с рисунками животных, над которыми он работал последние три года на уроках изобразительного искусства. Мне они кажутся потрясающими. Тут овцы и собаки, а еще ежи, олени и лошади. Они совсем как живые. Я говорю Сайласу, что он должен стать художником, а он пожимает плечами.

Я всем телом чувствую, как он напряжен. Кровать поскрипывает каждый раз, когда он встает, чтобы показать мне что-нибудь еще. Одна из собак начинает лаять, и Сайлас вскакивает и подходит к окну. Глядя на его спину, я чувствую облегчение, которое испытывает он. «Это всего лишь почтальон», — говорит он, возвращаясь обратно. Я слышу шум машин, спускающихся с холма на въезде в Авери, этот ни на секунду не прекращающийся гул. От него нет спасения даже в деревне.

— Вот, — говорит Сайлас.

Для баскетболиста Сайлас совсем не высокий, но у него Широкие плечи, и он очень сильный. Я убедилась в этом, Наблюдая за его игрой. Когда он ведет мяч, кажется, что он его избивает. Вот уже две недели мы с Сайласом встречаемся в таких местах, где раньше даже не замечали друг друга. В вестибюле после занятий. У двери в столовую. В общем зале. Иногда я вижу его издалека в компании друзей и почему-то сразу понимаю, что он тоже меня заметил, хотя он и виду не подает. Это сказывается на его походке и осанке. Он сразу как будто настораживается.

У Сайласа карие глаза с прозеленью и волосы, торчащие вихрами во все стороны. Поэтому он все время носит бейсболку и снимает ее только в школе на время занятий. Таковы правила. Когда он снимает кепку, волосы у него не оказываются примяты к голове, как у других парней. Они немедленно выпрямляются, и кажется, что они живут своей жизнью. Так я и воспринимаю Сайласа: как человека, живущего своей жизнью.

Он косится на меня и снова отворачивается. Между нами стоит вопрос, что мы будем делать в оставшиеся в нашем распоряжении полчаса.

Мы сидим на кровати в его спальне.

Я хочу этого, и я не хочу этого.

Он хочет этого, и он не хочет этого.

Неожиданно он спрашивает, умею ли я играть в «богл». [13]

Я смеюсь. Мы даже ни разу не поцеловались.

Я в школьном репетиционном зале. Здесь такая кошмарная акустика, что я не понимаю, как это помещение могло стать репетиционным залом. Потолки и окна очень высокие, стены обшиты деревом, как будто здесь раньше была библиотека. Когда я репетирую, все слышно в коридоре, но мне все равно. Играя, я переношусь в другое измерение, где даже время движется не так, как на уроке математики. В эти минуты для меня не существует ничего, кроме музыки.

13

Игра, напоминающая игру в «балду»: из одного длинного слова нужно составить как можно больше коротких.

Я кладу скрипку в футляр и открываю дверь. Сайлас стоит в другом конце коридора, прислонившись к стене. Он не пытается делать вид, что разглядывает развешанные на стене картины, написанные студентами нашей школы. И он не смотрит в сторону.

— Привет, — говорю я.

— Привет, — говорит он.

Он подходит ко мне и берет из моих рук футляр. Я перебрасываю через плечо сумку с книгами. До столовой недалеко, и мне не нужна куртка. Обеими руками я поднимаю вверх волосы и отбрасываю их на спину. Мы оба знаем, что это нервный жест. Сайлас кажется слишком сильным для того, чтобы нести такой маленький футляр. Он идет раскачиваясь и немного расставляя ноги. Под щетиной у него на подбородке прыщики. От него пахнет шампунем.