Роковая тайна сестер Бронте

Митрофанова Екатерина Борисовна

– Вы и сейчас помните ваш сон со всеми соответствующими подробностями?

– О, да! В памяти моей совершенно ясно и отчетливо встают все детали моего сновидения. Так и быть, я поведаю вам его сущностный смысл… Но, прежде всего, вы должны поклясться на Библии, что сохраните тайну.

– Если и в самом деле все настолько серьезно, сэр, я готова дать такую клятву.

Элизабет Брэнуэлл ненадолго отлучилась и вскоре воротилась со Священной книгой в руках. Клятва была принесена чинно, с безукоризненным соблюдением всех соответствующих ритуалов.

– Говоря по совести, мисс Брэнуэлл, я даже в какой-то мере рад, что вы изъявили желание выслушать меня, я чувствую отчаянную необходимость поделиться с кем-нибудь хотя бы малой толикой своих

переживаний. Но окажетесь ли вы, уважаемая мисс Брэнуэлл, действительно способной разделить со мной те страшные душевные муки, какие неизбежно налагает моя тайна? Достанет ли вам сил и мужества до конца дней остаться верной своей клятве? Если вы не можете поручиться в этом наверняка… Впрочем, вам и самой неизвестно, сколь огромной ответственности вы подвергли себя. Боюсь, вы даже не догадываетесь о том, какие последствия грозят вам из-за вашей неосмотрительности, – произнес пастор с печальным вздохом.

– О чем вы, дорогой зять? – насторожилась Элизабет Брэнуэлл.

– Над моим несчастным семейством довлеет злой Рок. После тех страшных трагедий, которые уже произошли в этом доме, и которым все мы были свидетелями, мое последнее признание не должно явиться для вас неожиданной новостью.

Поверьте мне, – продолжал пастор, – я даже не в состоянии выразить, сколь мучительно гнетет меня эта непреложная убежденность. О, как много отдал бы я за то, чтобы мои тревоги и опасения не подтвердились! Если бы только такое оказалось возможным – я, наверное, счел бы себя счастливейшим из смертных! Но вся беда в том, что это невозможно.

– Неужели вы склонны придавать столь принципиальное значение обыкновенным снам, мистер Бронте? – спросила Элизабет Брэнуэлл.

– Отнюдь! – возразил Патрик Бронте с жаром. – Как прирожденный скептик я всегда с большим сомнением и даже, я бы сказал, – с большим подозрением относился ко всему, что так или иначе связано с миром сновидений. Раньше я никогда не придавал особого значения снам – ни своим собственным, ни чьим бы то ни было еще.

И вот отныне мне суждено пребывать в плену тех непостижимых сил, над которыми раньше я мог лишь вволю посмеяться. Мой сон никак нельзя назвать обычным. Содержание его всецело захватывало своей необычной живостью воздействия. Ощущения были такими острыми, отчетливыми, правдоподобными, будто все это происходило со мной не во сне и возможно даже не наяву, то есть, – поправился он, – не в обыденной действительности, а где-то непостижимо далеко за ее пределами. Моя призрачная греза мнилась мне даже более правдивой и в то же время – еще более жестокой и беспощадной, нежели сама суровая, холодная реальность.

Признаюсь, я был поражен до глубины души. Должно быть, мне до конца жизни не суждено освободиться из-под всесильной власти этого кошмарного наваждения – каким бы – коротким или длинным – ни оказался заветный срок, отведенный мне на земле… А знаете, мисс Брэнуэлл, минувшей ночью я, как никогда прежде, был близок к своему закату. Я ощутил на себе крепкие путы смерти, почувствовал ее неотступное смрадное дыхание…

– Довольно, мистер Бронте! – прервала его Элизабет Брэнуэлл. – Думаю, эту беседу придется отложить до более подходящего случая. Сейчас вам следует отдохнуть.

– Помнится, я тут изволил уподобить себя незадачливому гребцу, погубившему свое судно в роковой пучине, – продолжал преподобный Патрик Бронте, словно не обратив внимания на слова свояченицы. Что же, пусть будет так. Но тем мрачнее моя невыразимая печаль, что сия злополучная напасть постигла меня не сразу и отнюдь не внезапно. Напротив: я чувствовал, что вполне готов встретить грядущее ненастье достойно…

– Ценой своей собственной жизни, – решительно продолжал Патрик Бронте, – я мог бы снять роковое бремя проклятия со своего славного рода. Однако непостижимым Предвечным Силам, вероятно, было угодно, чтобы этого не случилось. Во сне, – а быть может, даже не во сне, а наяву, должно быть, как раз перед тем, как я пришел в сознание, –

со мной случилось самое настоящее чудо: я совершенно отчетливо услышал глас Божий. Вы, вероятно, скажете, что это невозможно. Но я имею непреложное основание утверждать обратное. Господь передал тайную информацию моему сознанию, и оно, будучи на грани сна и реальности, без особого труда восприняло ее. Из всего того, что мне довелось увидеть и услышать минувшей ночью, я понял, что сон мой есть не что иное, как своеобразное предупреждение, ниспосланное с Небес а потому, я не вправе его разглашать, – разве только крайние обстоятельства вынудят меня сделать это. Вот почему мне придется уклониться от соблазна поведать вам, мисс Брэнуэлл, его подробное содержание. Сущность же моего сновидения для меня совершенно очевидна. К сожалению, ничего хорошего оно не предрекает, но лишь призывает всех нас набраться мужества, чтобы быть готовыми к худшему, ибо лишь моя смерть положит конец злополучному проклятию моей, то есть – нашей – семьи… – при этих словах достопочтенный Патрик Бронте в упор посмотрел на свояченицу. – Ну, так что, мисс Брэнуэлл, – продолжал он серьезно, – достанет ли у вас мужества выдержать все те ужасные испытания, что неминуемо пролягут на вашем жизненном пути? Отвечайте!

– Но, сэр, – проговорила Элизабет Брэнуэлл возбужденно, – я, право, недоумеваю: возможно ли такое? Слишком уж все это странно… И эта ваша категоричная убежденность в решающей роли вашей кончины, – откуда бы ей взяться? В самом деле, сэр, если даже допустить, что все сказанное вами – правда, так неужели вы не усматриваете иной, более приемлемой возможности избавления от роковой напасти – возможности, исключающей столь бесценную жертву, как ваша жизнь.

– Вероятно, сударыня, моя кончина и впрямь станет единственным возможным способом избавления для моего рода. И до тех пор, пока она не настанет, злой Рок будет неотступно преследовать всю нашу семью. Наш милосердный защитник, вездесущий Господь, по всей видимости, хотел призвать меня этой ночью и тем самым осуществить свое благое назначение по отношению к смиренному роду Бронте. Но злополучные роковые силы решительно вторглись в заповедное русло Господнего промысла. Стало быть, уважаемая мисс Брэнуэлл, теперь всем нам только и остается, что смиренно ожидать своей неизбежной участи.

– И все же, – не унималась Элизабет Брэнуэлл, – я питаю искреннюю надежду, что все ваши доводы слабы и беспочвенны, что они не выдержат никакой логичной практической проверки. В самом деле, в ваших настойчивых речах я разумею столь мало здравого смысла, что вполне склонна полагать их обыкновенным в вашем нынешнем состоянии порождением буйной, необузданной фантазии, навеянной живым, ярким впечатлением от беспокойного сна. Уповаю, мистер Бронте, вы не останетесь на меня в обиде, если я повторю, что вам все же так и не удалось убедить меня в правоте ваших слов.

– Что ж. Это ваше право, – ответил достопочтенный Патрик Бронте и, тяжело вздохнув, добавил, – дай-то Бог, чтобы я и в самом деле ошибался… Как бы я хотел, чтобы все обошлось благополучно! Но, к величайшему сожалению, мисс Брэнуэлл, ни вы, ни я, ни кто-либо из рода людского – не властны над Судьбою. И все же, как бы то ни было, нельзя забывать одного: бесконечной доброты и милосердия Всевышнего к своим земным созданиям. Мы с вами, любезная свояченица, должны веровать искренне и горячо – тогда, уповаю, Господь поможет нам.

– Значит ли это, что ваше преподобие все же находит себе тайную опору в мысли о победном торжестве могущественной власти Господа над неумолимым коварством злополучных роковых сил? И следует ли из этих ваших слов то, что мне так хотелось услышать от вас, мистер Бронте, на протяжении всего нашего разговора – возможность счастливого избавления нашей семьи?

– Видите ли, сударыня, – протянул Патрик Бронте задумчиво и отстраненно, – есть одно обстоятельство… условие, неукоснительное соблюдение которого может воспрепятствовать коварному вмешательству роковых сил.