Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
Юноша торопливо отвел глаза от столь восхитительного райского видения и поспешил прочь. Хорошо еще, что он поднялся так рано, избавив себя тем самым от страшной обязанности объясняться со своими господами. Один лишь взгляд на прекрасную миссис Робинсон, один лишь отблеск сожаления в ее пленительных томных очах — и ему не достало бы духу переступить злополучный порог этого горделиво-сурового замка и оказаться за пределами судьбоносной усадьбы Торп Грин. Но теперь, хвала Небесам, он оградил себя от столь жестокой, мучительной пытки. Господь помог ему хотя бы в этом.
…Пасторский сын едва помнил, как добрался до
Это кошмарное видение то и дело являлось перед воспаленным взором бедного юноши, буквально преследуя его повсюду и не давая покоя ни днем ни ночью.
Как пленительна и как коварна была эта женщина! «Подлинная королева Марго [47] в своем белоснежном атласном наряде, залитом реками крови ее несчастных подданных! — мелькнуло в голове пасторского сына. — Быть может, она уже держит наготове жестяные коробочки, чтобы сложить туда сердца всех загубленных любовников и пришить к корсажу у пояса юбки».
47
Королева Марго — Маргарита Валуа (1552–1616) — первая жена французского короля Генриха IV Наваррского (1553–1610).
Оказавшись в Гаворте, Патрик Брэнуэлл не замедлил вернуться к своим прежним привычкам. Дни и ночи проводил он за стойкой трактира гостиницы «Черный Бык», где заливал свое горе реками джина и йоркширского эля. В довершение ко всему прочему юноша пристрастился к опиуму, настойки которого он стал принимать регулярно в больших дозах. Очень скоро он смог убедиться вполне, что, лишь прибегнув к этому средству, было возможно на некоторое время заглушить страдания и прогнать навязчивые призраки, терзавшие его сознание сплошным страшным кошмаром. Но даже и сквозь крепкий наркотический дурман настойчиво прорывался Ее божественно-дьявольский облик, мерцавший в ослепительной игре света и тени.
Да, он не мог забыть эту женщину — несмотря ни на что. Неизбежной роковой преградой встала она на его суровом пути. Роковой и вместе с тем благословенной, ибо, заслоняя ему дорогу вперед, она одновременно заполняла собой и устрашающую беспредельную пустоту его серой и скучной повседневной жизни. Да, она обошлась с ним вероломно, заманив его в умело расставленные сети подлого обмана. Но разве этот обман не был сладок, как глоток восхитительного нектара? Разве сам он, Патрик Брэнуэлл Бронте, не охотно поддался столь соблазнительному искушению? Да и, если строго разобраться, лгала ли она ему? Было ли в их отношениях нечто такое, что могло бы свидетельствовать о том, что она питает к нему подлинное чувство? Обмолвилась ли она хоть словом о своей любви к нему? Нет; в этом
Теперь же, оказавшись вдали от предмета своих мечтаний, он вдруг почувствовал, как отчаянно нуждается в ней. Он буквально изнемогал от неизбывной тоски, и любая мысль о миссис Робинсон увеличивала его страдания во сто крат.
Пару дней спустя Патрик Брэнуэлл, как обычно, расположился за стойкой трактира гостиницы «Черный Бык», выгреб из кармана сюртука всю мелочь и, потребовав пинту джина, тотчас осушил ее и погрузился в мрачное молчание. Мутными невидящими глазами глядел он прямо перед собой и вспоминал слезы, стоявшие в ее глазах, когда почтенный владелец Торп Грина старался выведать тайну ее сердца. Что же скрывалось за этими слезами? Какие чувства владели прелестной Аннабеллой Робинсон в ту минуту?
Тут пространные размышления пасторского сына прервал портье, с торжественным видом вручивший ему аккуратный конверт, только что прибывший утренней почтой. Патрик Брэнуэлл мгновенно очнулся от тревожных мыслей, нервно схватил послание, надписанное неразборчивым почерком, и тут же воззрился на печать, сразу узнав штамп Йоркского почтового отделения и фамильный герб Робинсонов.
Дрожащими руками юноша спешно сорвал печать и вскрыл конверт. С каким неизъяснимым трепетом в сердце ожидал он весточки от нее! И каково же было его разочарование, когда вместо сего подлинного воплощения всех его упований взору его предстало сухое, предельно компактное послание от мистера Робинсона, сквозившее подчеркнуто-холодной деловитостью тона. Достопочтенный владелец Торп Грина приказывал частному учителю своего сына Эдмунда с этого дня никогда больше не видеться ни со своим воспитанником, ни с его матерью и не вступать с нею в тайную переписку.
К вечеру пасторский сын вернулся домой в изрядном подпитии и совершенно одурманенный опиумом. Едва держась на ногах, он с помощью Эмили и Энн (которая прибыла в Гаворт раньше брата, так как была нездорова) доплелся до своей комнаты, где на глазах своих сестер предался самому бурному отчаянию. Он неистово кричал, смешивая буйные возгласы с пьяными рыданиями, божился, что не может жить без этой женщины…
— Прошу прощения, сэр. Вас спрашивает один господин. Он ожидает в прихожей.
— Что ему н-нужно, Марта? К-клянусь, мне сейчас будет трудно его принять: у меня ч-чертовски болит голова. Да и к тому же с-страшно ноет во всем теле. С-скажи ему, чтобы зашел попозже, — с трудом ворочая языком, пробормотал Патрик Брэнуэлл.
Он полулежал на кушетке в гостиной вот уже который день, приходя в себя после длительного запоя. По лицу его разливалась смертельная бледность.
— Простите, сэр, но этот человек пришел к вам по делу. Если я правильно его поняла, у него срочное поручение.
— От кого?
— Этого он мне не сообщил. Но вид у него был очень серьезный. Он сказал, что не уйдет, покуда не переговорит с вами.
— Ч-черт бы его побрал… Ладно, видно придется его принять. Б-будь добра, помоги мне подняться… В-вот так. Спасибо, Марта. Теперь ступай и п-пригласи его.
Марта покорно удалилась, а через минуту в дверях гостиной появился высокий мужчина средних лет в узком потертом сюртуке и выцветших коротких штанах из черного сукна.
— Ч-чем обязан такой чести? — спросил Патрик Брэнуэлл, расплывшись в улыбке при виде гостя, одетого на манер слуги.