Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
Пасторский сын безмолвно глядел на нее, и сердце его исполнялось бесконечной нежности и тайного благоговения перед этой женщиной. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не заключить ее в объятия и не осушить ее слезы тысячей горячих поцелуев.
— И все же, — проговорил он, справившись со своим волнением, — вы много раз повторяли мистеру Робинсону, что не любите меня.
В тоне юноши уже не было язвительного оттенка упрека; в нем звучала лишь безысходная, невыразимая скорбь.
— Но я не поклялась ему в этом! А если бы и поклялась, Господь простил
— Но вы ведь уверяли его в своей любви, Аннабелла! Только не говорите мне, что это тоже ложь во спасение!
В тот момент в вас было столько естественной, беззаветной пылкости, что я едва не сошел с ума от бешеной ревности и отчаяния!
Помолчав немного, миссис Робинсон тихим, усталым голосом проговорила:
— Но ведь Эдмунд — мой законный супруг… отец моих детей… Не забывай, мой мальчик, я стольким ему обязана!
— И вы… вы любите его! Вот — чистая правда! Вы лгали мне, когда уверяли, что это не так!
Миссис Робинсон мягко и осторожно, словно ребенка, взяла юношу за руку и повела за собою вдоль песчаной насыпи навстречу бескрайним просторам пустоши.
— Выслушай меня, мой дорогой мальчик, — ласково проговорила она, в то время, пока они пробивали себе дорогу сквозь буйные заросли вереска к подножию могучего кряжистого холма, — Мне очень жаль, что тебе пришлось стать случайным свидетелем той злосчастной беседы, но раз уж так вышло… Я не стану травить тебе душу, скрывая правду. Я и в самом деле любила когда-то Эдмунда. Лишь глубокое, беззаветное чувство, какое я питала к нему в годы своей юности, могло заставить меня вступить с ним в брачный союз.
— Но вы говорили мне… что вышли за него по воле родителей!
— Я не хотела расстраивать тебя, мой мальчик. Да и какое это имеет значение теперь? Мои родители, конечно, мечтали выдать меня за Эдмунда, чтобы я стала хозяйкой Торп Грина, и делали для этого все возможное, но я нипочем не согласилась бы пойти под венец ради суетного богатства или же в угоду родительской воле.
Пасторский сын выхватил свою руку из капкана ее нежных пальцев и внезапно остановился.
— Зачем вы все это время лгали мне, Аннабелла? Для чего превратили мою жизнь в сплошную адскую муку? Вы и сейчас без зазрения совести продолжаете обманывать меня, несмотря на то, что я и сам догадался обо всем в тот вечер. Прошу вас, оставьте меня, миссис Робинсон! Возвращайтесь к своему ненаглядному супругу! И поскорее! Избавьте меня от пытки видеть вас!
Он отвернулся, порывисто прикрыв глаза ладонью.
— Нет, уж теперь ты выслушаешь меня до конца, глупый, упрямый мальчишка! — неожиданно сменив тон, заявила миссис Робинсон; с этими словами она резко схватила его за плечо и повернула к себе лицом: — Неужели ты полагаешь, — продолжала она, пристально глядя ему в глаза, — что я проделала весь этот путь ради собственной забавы или для того, чтобы доставить удовольствие досужим сплетникам? Неужели ты так и не понял, что я не могу жить без тебя?
Юноша молчал, устремив
— Вот так-то лучше! — продолжала миссис Робинсон, уже смягчаясь, — Эх, мальчик мой, будь ты моим сыном, я обязательно устроила бы тебе хорошую взбучку; это, несомненно, пошло бы тебе на пользу.
— Вы сказали, что не можете жить без меня? — тихо переспросил пасторский сын, — Но как же любовь, которую вы питаете к вашему мужу?
— Ну вот, опять! Пойми же наконец: все это в прошлом.
— Но то, что я услышал тогда… тем вечером…
— Забудь о том вечере! — резко прервала его миссис Робинсон, — Забудь обо всем, что ты услышал! Тогда я позволила себе непростительную слабость, в которой теперь горько раскаиваюсь. Мне вдруг почудилось… А, впрочем, это не важно.
— Что же вам почудилось, Аннабелла? Ответьте мне! — в голосе юноши снова зазвучали стальные нотки. Глаза его полыхнули упрямым вызовом — выражение, ставшее для пасторского сына своеобразным рефреном этого дня.
— Хорошо, — ответила миссис Робинсон с тяжелым вздохом, — если ты так на этом настаиваешь, я скажу тебе, — Она судорожно набрала в рот воздуху и, очевидно, желая как можно скорее покончить с этим кошмаром, залпом выдохнула:
— В какой-то момент моего разговора с Эдмундом мне показалось, что в душе моей оживает отсвет былого чувства…
— Боже правый!.. — непроизвольно сорвалось с уст пасторского сына.
— Но это уже не имеет значения, верно, мой мальчик? Все позади. К тому же мои чувства к тебе настолько сильны и прочны, что ничто не могло создать им угрозу. Этого никогда не случится, уверяю тебя!
Юноша робко поднял взор. Миссис Робинсон глядела на него с немой мольбою. Черты ее дышали такой невыразимой нежностью, что сердце пасторского сына готово было вырваться из груди под буйным натиском переполнявших его чувств.
Не теряя более ни минуты, он схватил ее руку и поднес к губам. В исступлении он покрывал частыми поцелуями ее кисть и пальцы. Затем обнял ее за талию, страстно прижал к себе и — впервые за время разлуки — с жаром приник к ее прекрасным сладким устам.
— Господи! Как я по тебе скучала!
Они брели рука об руку по бескрайним просторам привольной пустоши.
— Я тоже, милая Аннабелла, я тоже! И, видит Бог, новой разлуки с вами я не вынесу. Что же нам теперь делать?
— Не печалься, мой мальчик, — ответила миссис Робинсон. — Очень скоро мы будем вместе. Навсегда. Я все устрою.
— Но каким образом? — удивился пасторский сын.
— Все очень просто. Мы с тобой уедем из здешних краев куда-нибудь подальше, где нас никто не знает, и снимем уютный коттедж в самом укромном уголке захолустной провинции… Ну, что скажешь, carino! О деньгах не беспокойся: я их добуду. Попрошу Агату, мою горничную. Она найдет способ передать нам все необходимое.