Роковое число
Шрифт:
– Ладно, - вздохнул Олег. – Решайте пока, кого из вас наказывать первой.
Он взял нож и пошел вниз, к ручью…
…Соня, проводив Олега взглядом, повернулась к Кате и сказала негромко:
– А ведь наврала нам та особа. Не порол Олег ту Оксану, все это выдумка.
– Почему ты так считаешь? – рассеянно проговорила Катя, с ужасом думая о предстоящем наказании.
– А потому, милая моя подружка, - улыбнулась Соня. – Что
– А ведь верно, - изумленно проговорила Катя. – Ведь мы с тобой так учудили, что той Оксане и не снилось. Может, Олег нас таки пожалеет?
– Опять? – нахмурилась Соня.
– Все-таки, какая же правильная - вздохнула Катя. – Неужели тебе не страшно, не противно быть поротой?
– И страшно, и противно, - вздохнула Соня. – Но и прощения после сегодняшних наших выкрутасов принимать нельзя. После такого прощения я уж точно не смогу себя уважать. Или ты думаешь не так?
– Да все так, ты права, как всегда права. Но признайся: не заговори Олег о порке, смогла бы ты сама потребовать наказать нас?
– Не знаю, - честно ответила Соня. – Но раз уж так выпало, то хочу пройти до конца.
Они помолчали немного. Катя открыла косметичку и достала пачку сигарет. Соня нахмурилась.
– Ну, Соня. Раз предстоит такое…
– Ладно, - улыбнулась Соня. – Дай и мне.
Они закурили, помолчали, каждая думала о своем – и об одном и том же.
– Соня, - вдруг тихо проговорила Катя. – А ты расскажешь об этом дочери?
– Не знаю, - ответила та после долгой паузы. – Наверное… Нет, все же расскажу. Обязательно расскажу.
Она вдруг встряхнула головой, словно отгоняя от себя искушение, и повторила с ожесточением:
– Обязательно расскажу, - вновь помолчала, жадно затягиваясь дымом. – Нельзя мне скрыть такое, нельзя… Моей маме куда тяжелее было исповедоваться в том, последнем письме. И, с учетом всех обстоятельств, особенностей ее профессии, возможности умолчать о содеянном было куда больше. Но она же не пошла на это. И я ей очень благодарна за честность. Могу ли я, зная, как поступила в подобной ситуации моя мама, позволить себе солгать, дабы выглядеть в глазах дочери лучше, чем я есть… - Соня еще помолчала и спросила негромко. – А ты?
– Ох, не знаю, - пробормотала Катя, отводя взгляд. – Решусь ли…
Настал Катин черед жадно тянуть сигарету, выигрывая время.
– Впрочем, раз ты все расскажешь Вере… Тогда уж лучше мне самой во всем признаться…
Она горько усмехнулась, загасила окурок о камень.
– Ладно, давай решать, кого из нас первой…
– Могу я.
Катя помолчала немного, покачала головой.
– Нет, - сказала она тихо. – Увидев, как порют тебя, могу и оробеть. Пусть уж я буду первой.
– Не, - усмехнулась Соня. – Пусть так и будет.
– А давай-ка, - вдруг озорно сверкнув глазами сказала Катя. – Сами разденемся. Чтобы уж все было так, как придумала та женщина. Давай?
– Давай, - улыбнулась Соня. – Как-никак, а мужчины все-таки любят глазами…
Они улыбнулись, еще помолчали.
– И вот что еще, - тихо сказала Соня. – Я хочу… Ну, в общем, мне хочется запечатлеть наше наказание… Ну, чтобы когда одну из нас будут наказывать, другая фотографировала. Впрочем, если ты не хочешь, я не настаиваю. Сфотографируй меня, а я тебя не буду…
– Да ладно, - тихо проговорила Катя. – Давай уж до конца на равных. И потом. В общем, я давно поняла: твои решения всегда правильны.
Соня еще ниже опустила голову, чтобы скрыть от подруги довольную, торжествующую даже улыбку: если честно, ей хотелось сфотографировать именно наказание Кати. Она не могла объяснить даже себе, почему вдруг обуяло ее такое желание. Но вот обуяло. И столь сильно, что совладать с ним она не смогла. А хотела… А действительно, хотела ли?.. Соня достала из пачки еще одну сигарету и нервно закурила…
…Спустившись к ручью, Олег сел на камень и закурил. Вообще-то в походах Олег курил мало, только в ситуациях сложных, требующих раздумья, нахождения единственно верного решения. Сейчас же он курил от полной растерянности.
– Как ты в поезде хотел сказать им? – пробормотал он. – «Это вам не пикник в подмосковном лесочке». Неплохо бы и тебе самому понять: этот поход не пикник в лесочке под Москвой. Ну что же ты наделал, а? Что?! А вдруг это был твой последний, а может и вообще единственный шанс в жизни. Как же все глупо, до слез глупо и нелепо. Простить, обратить все в шутку они тебе не позволят. Будешь настаивать – сделаешь еще хуже. А выпорешь их – как в глаза-то им потом смотреть? Экий ты дурак, сам все испортил…
Олег вдруг почувствовал чей-то взгляд, поднял голову и увидел Оксану. Вот она, сидит на большом камне и грустно смотрит на горы. Он лихорадочно замотал головой, но видение не исчезло. Более того, Оксана встала, строго и укоризненно посмотрела на Олега и проговорила негромко:
– Помнишь, как ты обидел, оскорбил меня? Смотри, не оскорби и их…
Сказала – и исчезла. Олег ошарашено смотрел на камень.
– Не оскорби…, - пробормотал он зло. – Слова-то уже сказаны, роковые слова…
Он жадно затянулся раз, другой и вдруг вскочил. Пришедшая в голову мысль ошеломила, поразила его.
– Но ведь она знает, что слова уже сказаны. Не может не знать. Да и саму Оксану обидело не намерение наказать, а… Что же обидело ее? Да, ее обиду я почувствовал позже. Когда? Да когда нас мирили, успокоив. А раз так… Получается, обидело ее не намерение наказать, а прощение…
– О, ч-черт.
Сигарета обожгла пальцы. Олег отбросил окурок и закурил еще одну.