Роковое дерево Книга пятая
Шрифт:
— Прекрати, Кит! Хватит!
Кит еще не пришел в себя, настолько его поразил вид Берли, стоящего над телом Вильгельмины.
— Мина? Ты в порядке? Что он тебе сделал? — Он попытался вырваться из хватки Этцеля, но булочник держал его крепко.
— Я в порядке, Кит. Ты не то подумал. Берли на меня не нападал. Голова закружилась, вот и все, — сказала Мина. — Со мной все в порядке, правда.
Кит воззрился на графа, все еще лежащего на полу, привалившись к духовке. Глаза Берли были закрыты, и он не шевелился.
— Что он вообще здесь делает? — Кит возмущенно
Энгелберт обменялся с Миной несколькими короткими фразами. Ответила Мина:
— Этцель говорит, что Берли сидел в тюрьме…
— И поделом! — кровожадно усмехнулся Кит.
— И что против него все еще есть обвинения, еще будет мировой суд…
— Так ему и надо. А что еще?
— Кит, лучше бы ты заткнулся и дал мне договорить…
— Ладно, ладно, — фыркнул Кит, глядя на врага. — Говори. Что там?
— Этцель говорит, что до тех пор, пока граф не предстанет перед судом, он живет здесь и помогает на кухне.
— Он что?! — Кит наконец освободился от хватки Энгелберта и повернулся к нему. — Вы что, с ума посходили? — Спохватился и сказал Мине: — Спроси Этцеля, он что, с ума сошел, чтобы брать на работу этого убийцу!
— Нет, Кит. — Мина взяла его за рукав. — Ты не понял. Для начала успокойся.
— Ага, успокойся! Этот подонок убил Козимо и сэра Генри, стрелял в Джайлза и пытался меня убить, — Кит опять сорвался на крик. — А ты говоришь: «успокойся»!
Касс, наблюдавшая за происходящим из дверного проема, подошла к Киту.
— Иди сюда, Кит. Пойдем со мной. — Взяв его за руку, она с силой оттащила его в сторону. — Они пытаются сказать тебе что-то важное, а ты ничего слушать не желаешь. — Она посмотрела ему в глаза. — Нет, не смотри на него. Посмотри на меня. Ты слышал, что я сказала?
Кит наконец дал себя уговорить. Касс попросила одну из служанок принести ему чашку сладкого кофе, заставила сесть и выпить немного. По мере того, как его чашка пустела, ярость тоже оставляла его, и под конец он кивнул Касс, показывая, что постарается себя контролировать.
— Отлично, — сказала она, — а теперь давай просто сядем и выясним, в чем дело. Ты в состоянии?
Кит снова кивнул и грозно посмотрел на Берли, который как раз в этот момент приподнялся на локте. Энгелберт навис над ним с мокрой тряпкой, пытаясь стереть кровь с разбитой губы и ссадины над глазом.
Оставив Кита за столом, Касс вытащила стул из угла комнаты и усадила Мину.
— Sie braucht einen Arzt
— Sind Sie krank?
Вильгельмина покачала головой.
— Nein, ich bin verletzt
Энгелберт бросился в зал и позвал одну из официанток. Он произнес короткую команду, девушка выскочила из кофейни.
— Danke, mein Schatz
Этцель кивнул и ответил:
— Понимаешь, ему больше некуда было идти, он плохо знает язык. Наш христианский долг — помогать нуждающимся.
— Язык? При чем здесь язык? Я, кажется, немного не въехала, — сказала она по-немецки. — Начни с начала. — Она потрепала Этцеля по руке. — Только медленно. А я переведу остальным.
Кит и Касс молча наблюдали за происходящим. Энгелберт поведал, как Берли оказался под его опекой. Мина переводила по ходу дела, и история получилась весьма примечательной. Берли, все еще прижимая к лицу влажную тряпицу, так и сидел на полу, бесстрастно слушая рассказ о своих злоключениях. Он не возражал и не поправлял Энгелберта. А вот Кит несколько раз прерывал его, задавая какие-то вопросы, но Вильгельмина отмахивалась от него.
— Спасибо, Этцель, — Берли заговорил впервые с начала сцены. Остальным он сказал: — Постарайтесь понять. Я несколько месяцев провел в тюрьме без надежды на освобождение. Я копил в себе гнев. Я хотел отомстить за боль и несправедливость тем, по чьей воле меня заставили страдать. Кто-то же должен был за это заплатить! — Берли уселся поудобнее, но встать даже не попытался. — Прежде всего я хотел разделаться с Этцелем, но постепенно понял, что платить должен прежде всего я сам.
— И что было дальше? — спросила Вильгельмина, изо всех сил стараясь сохранить самообладание в присутствии человека, которому никто здесь не доверял, и не без оснований.
— Дальше? — повторил граф. — Дальше со мной что-то произошло. Я помню, как зашел в комнату Энгелберта. Он спал. Я хотел его гибели. Во мне клокотала ненависть. Я стоял возле постели моего доброго и верного друга, и в свете его добродетели увидел себя тем, кем я был, — гнусным скопищем пороков, достойным только уничтожения. — Он оглядел слушателей, стремясь донести до них свою боль, затем посмотрел на Энгелберта, стоявшего рядом. — Я увидел его лицо в лунном свете и понял, что нет такой силы, которая может заставить меня причинить ему вред, а я — просто раб мирского зла. У меня созрело решение пойти и немедленно утопиться, — заключил Берли. — Я должен был покончить с тем злом, которое жило во мне, избавить мир от своего мерзкого присутствия. Я принял решение и хотел действовать немедленно, пока не передумал.
— Правда, что ли? — ошеломленно спросил Кит. Он не мог поверить в то, что слышал. Человек, который причинил стольким людям столько зла, сознавался в своих преступлениях — сознавался добровольно, причем голосом, полным неподдельного раскаяния. — Ну и что? Вы собирались покончить с собой?
Берли утвердительно кивнул и продолжил:
— Я не помню, как вышел из кофейни, как пересекал площадь, вообще ничего не помню. Мной владела одна-единственная мысль — я должен умереть. Только это двигало мной. Я словно стал безмозглым автоматом — ничего не видел, ничего не слышал, ничего не чувствовал. Я хотел только одного — прекратить свое существование.