Роковое дерево Книга пятая

Лоухед Стивен Рэй

— Я вижу, вам удалось справиться с этим желанием, — насмешливо фыркнул Кит — и заслужил укоризненный взгляд Энгелберта.

Берли только кивнул.

— Я пришел в себя у городских ворот. Они были закрыты. Стоял самый темный час ночи. Ночной стражи нигде не было видно. Должно быть, я простоял там некоторое время, глядя на засов и тяжелую балку, запиравшую дверь. Как открыть ворота? Между мной и рекой оставались только они, и я не мог понять, что мне делать. — Берли поднял глаза на слушателей. Слеза скатилась по его седой щетине. — И тут меня настигло последнее откровение. Я был никем,

ничем не обладал, ничего не мог изменить. Мне не хватило даже сил покончить с собой! Я стоял перед этими воротами, и вся моя твердость просто растаяла. Я упал на землю и плакал. Я оплакивал тщетность и ничтожность своей жалкой жизни. Я плакал оттого, что стал таким мерзким существом без надежды на искупление. Нет слов, чтобы описать мое отчаяние. Я лежал на камнях, как куча мусора, как грязь… — Берли замолчал, вспомнив этот момент — всего несколько дней назад, но уже целую жизнь назад.

Когда он снова поднял голову, Касс спросила:

— Там вас и отыскал Этцель?

Граф посмотрел на нее, грустно улыбнулся и покачал головой.

— Нет, он нашел меня в церкви.

— В церкви? — поразилась Мина. — В нашей церкви?

— Я не знаю, как долго я пролежал на улице. Помню только звон церковного колокола. Я даже не знал, что ночью тоже звонят.

— За ночь колокол звонит только два раза, — подтвердила Мина, — последний раз перед рассветом.

Берли опять кивнул.

— В любом случае, я услышал колокол, встал и пошел в церковь. Не знаю почему, может, мне хотелось спрятаться там? Я стоял у двери и тут вспомнил слышанные где-то слова: «Стучите». Я посмотрел на дверь и вспомнил дальше: «Стучите, и откроется вам». Откуда взялись эти слова, не могу сказать. Но я поднял руку и постучал. Дверь открылась, и я вошел — по крайней мере, эта дверь для меня не была заперта.

В церкви было темно. На подставке перед иконой горело всего несколько свечей, и я рухнул на скамью. Не знаю, чего я ждал… — Берли закрыл глаза, вновь переживая воспоминание. — Я так и сидел, пока не пришел Энгелберт.

— Конечно, он всегда ходит к заутрене, — сказала Вильгельмина, глядя на Этцеля, стоявшего рядом со своим подопечным. — Иногда он ходит на раннюю мессу перед открытием кофейни. Что он сказал, когда нашел вас там?

— Ничего. — Берли выдавил из себя слабую улыбку. — Он ничего не сказал. Просто сел рядом со мной и стал ждать начала службы. — Он с благодарностью взглянул на своего благодетеля. — Он даже не подумал, что меня привело в церковь вовсе не желание посетить мессу.

— Ну, ну, — поторопил Кит, — и что было дальше?

Берли собрался ответить, но тут одновременно случились две вещи: во-первых, появился врач, чтобы осмотреть Вильгельмину, так что пришлось отложить дальнейший рассказ. Доктор только начал осмотр, когда в кухне появилось еще одно лицо и раздался голос:

— Вы все здесь! Хвала Всевышнему, я не опоздал.

— Джанни! — Кит первый увидел монаха.

Священник обошел стойку. Кажется, при этом он пошатнулся, но тут же обрел равновесие. Кит заметил грязную одежду Джанни и его очень бледные щеки. Метнувшись к нему, он подхватил монаха под руку.

— Все, все! Я тебе помогу. — Он жестом показал Касс, чтобы она принесла

еще один стул. — Этцель, воды. Быстро! Он едва на ногах стоит.

Мина быстро передала просьбу Этцелю, а Джанни тяжело опустился на принесенный стул. Врач, осматривавший Вильгельмину, коротко взглянул на Джанни и скомандовал Энгелберту:

— Шнапс! Немедленно!

Этцель тут же исчез в кладовой.

— Ах, дорогие мои, тысяча благодарностей. — Джанни закрыл глаза и откинулся на спинку стула.

— Ты выглядишь так, будто долго пробирался по крысиной норе, — проговорил Кит. И верно. Элегантный черный костюм итальянца был не только испачкан в земле, но и порван в нескольких местах, один рукав висел на нитках. — Что с тобой стряслось?

Возник Энгелберт с бутылкой на вид совершенно чистой жидкости; он вытащил пробку и налил в чашку.

— Trinken — das ist Gut fur Sie

{Это полезно (нем.)}

. — Он вложил чашку в руку Джанни. Священник сделал глоток и поморщился, сделал еще один и закашлялся.

— Ни разу в жизни не сталкивался с такими трудностями. Хорошо, что вовремя вспомнил: «Наши проблемы только начинаются». — Джанни глотнул еще шнапса.

Кит, Касс и Вильгельмина обменялись обеспокоенными взглядами.

— Что в Дамаске? — спросила Касс.

Джанни допил шнапс, еще раз поморщившись, и поставил чашку на стол. Он пристально посмотрел на палеонтолога, прежде чем снова заговорить. — Синьорина, я как раз для этого и пришел. — Он оглядел встревоженные лица.

— Mio amici, нам нужно поговорить.

ГЛАВА 27, в которой тюремщик распевает песни

— Ситуация в Праге выглядит стабильной. Мы не заметили здесь никаких странностей, — говорила Вильгельмина. — А вот в других отношениях нам пришлось довольно тяжко.

Джанни принял ванну и переоделся в чистую одежду — старомодную и великоватую для него. Поужинали фасолью, окороком и луком. Как только посуду убрали, начались обсуждения. Берли нигде не было видно; и Энгелберт, который встал спозаранок, чтобы испечь утреннюю порцию штруделя, ушел спать, оставив гостей за разговором. Теперь они сидели за кухонным столом при свете свечей, делясь новостями и соображениями.

Джанни посмотрел на Кита и сказал:

— Этого следовало ожидать. Некоторые измерения стабильнее других. Они просто дальше от горизонта событий. Это как с луком… — Увидев озадаченные взгляды, он объяснил: — Когда лук начинает портиться, гниль поражает одни слои больше, чем другие, не так ли?

— Но со временем распространяется по всем слоям, — закончила мысль Касс. — В конце портится весь лук.

— Именно так, — кивнул Джанни.

— И как скоро это случится? — спросил Кит.

Священник покачал головой.

— Какие тут прогнозы? Бесполезно даже предполагать.

— И все-таки? — настаивал Кит.

— Несколько недель. Может, больше. Может, меньше.

— Значит, все еще хуже, чем мы думали, — мрачно заключила Вильгельмина.

— Вам удалось вернуться к тису, — сказал Джанни через мгновение. — Что нового вы узнали?