Роковой год цесаревича Николая
Шрифт:
И закипела работа во всех петербургских мастерских. Одежду друзья заказали у костюмера Мариинского театра Пипара, головные уборы – у Бруно, перчатки – у Прогге, сапоги – у поставщика императорских театров Левштедта.
Ники буквально разрывался между полком, Матильдой и подготовкой к шереметевскому балу. На рабочем столе цесаревича творился хаос: тактические задания, которые Ники сочинял для своего батальона с целью экзаменовки гвардейцев, перемешались с эскизами костюма сокольничего. Цесаревич, получивший неплохое художественное образование, собственноручно набросал для костюмеров бархатную
Успех был оглушительным! Остальные гости Шереметева, одетые кто ветхозаветной Юдифью, кто королевой Марго в гофрированном воротнике, кто крестоносцем в белой рясе и кольчуге, в завистью рассматривали славянские костюмы великолепной троицы. Костя был хорош в широкополой шляпе с пером, но даже он сказал, что когда-нибудь нужно устроить общий костюмированный бал в древнерусском стиле – и все живо поддержали это предложение. На следующий день газеты назвали костюмы Ники, Ксении и Сандро «восхитительными» и «живописными». Наряды даже затмили главное событие вечера: эффектную постановку в честь масленицы.
Сначала все ждали прибытия императорской четы, скрашивая ожидание танцами и тончайшими блинами с осетровой икрой, малосольной сельдью, сметаной, грибами, медом, топленым маслом, вареньем из апельсинов, выращенных в личном оранжерее графа… Икру и соленую рыбу Ники терпеть не мог еще со времен своей поездки по Дальнему Востоку, где его только этим и угощали, поэтому налегал в основном на сладкие начинки.
В половину одиннадцатого в Шереметевском дворце раздался трубный глас, распахнулись золоченые двери и в Бальный зал вступили царь с царицей.
Отец был в простом кавалергардском мундире, но казался оживленным и даже румяным. У Ники сжалось сердце – как счастлив он был видеть Папа в добром здравии! Мама в этот раз тоже отказалась наряжаться в карнавальный костюм, поскольку хотела похвастаться перед всеми обновкой – умопомрачительным зимним платьем из темно-красного вельвета со вставками из золотой парчи. Очередной шедевр парижского кудесника Уорта! Императрица Мария Фёдоровна, с ее великолепной фигурой, безупречным вкусом и умением подать себя, была любимой клиенткой капризного кутюрье.
Граф Шереметев ударил тростью в пол, и в те же двери забежали самые настоящие бурые медведи, запряженные в сани. Аристократы ахнули: «Шикарная аллегория масленицы!» – и шумно зааплодировали, приведя медведей в беспокойство. Позади саней шел хор и распевал народные масленичные песни. Ники мгновенно сориентировался – слова ему были хорошо знакомы – и громко подхватил хорошо поставленным баритоном:
Масляница, обманщица;
Обманула, провела,
За заулочек завела,
Дала редьки хвост
На великий пост.
Гости пришли в полный восторг: «Браво! В русском костюме – русские
После ужина родители уехали, Ники же остался и плясал до изнеможения, а потом простывал за несколькими стаканами шампанского до половины пятого утра.
Веселые февральские дни сгорали один за другим, как бенгальские огни, и лишь однажды эта радостная карусель на мгновение остановилась. В конце месяца в Петербург прибыл дядя Сергей – муж Эллы, московский генерал-губернатор и младший брат Папа. С Ники великий князь перекинулся буквально парой слов – передал приветы от тетеньки и, с многозначительной улыбкой, от «милой Пелли», из-за чего настроение у цесаревича резко испортилось, – а потом надолго закрылся в кабинете с императором.
Ники, конечно, не собирался подслушивать, но Папа так кричал на дядю Сергея, что отзвуки его разгневанного баса доносились даже до спальни цесаревича: «Перестань разыгрывать царя! Устроил себе великое княжество московское! Мне все на тебя жалуются – что это ты удумал, отдельно взятый феодализм в моем государстве хочешь устроить? Ты не удельный князь, заруби себе это на носу, братец!» Дядя слабо возражал, но Папа его не слушал, продолжал бушевать: «Может, ты еще и валюту свою в Москве введешь, со своим красивым профилем на монетках? Может, посла к тебе в Кремль от моей империи отправить? Заигрался, Сергей, заигрался!»
Потом отец немного успокоился, крики прекратились и Ники заснул.
Зимний сезон канул в вечность.
Март
1 МАРТА
Петербург
Смутное беспокойство охватило всю семью с самого утра.
Ники, пытаясь отвлечься от гнетущей тревоги, запустил было на эольене «Лунную сонату», но почти сразу выключил. Сердце и без того разрывалось на части – как от бомбы террориста…
Первое марта тысяча восемьсот восемьдесят первого. Тринадцать лет назад. Ники бежал по мраморным ступеням Зимнего, стараясь не наступать в большие пятна черной крови.
Дедушка лежал в кабинете, на диване у окна. Смотреть на него было невозможно. Любимый, добрый, ласковый Анпапа умирал в тяжелой агонии от бесчисленных ран. Вокруг толпились люди. Все что-то говорили и плакали. Княгиня Юрьевская упала на колени возле Анпапа и исступленно целовала его окровавленные пальцы, крича: «Саша! Саша!» Отец стоял у окна, закрыв лицо руками.
У Ники кружилась голова от ужаса, духоты и тошнотворных запахов. Сандро, которого тоже привели попрощаться с дедушкой, взял кузена за руку. Ники крепко вцепился в узкую ладонь друга. Стало чуть полегче.
Через сорок пять минут лейб-хирург, слушавший пульс Анпапа, поднял голову и объявил:
– Государь Император скончался!
Княгиня Юрьевская вскрикнула и потеряла сознание. Ее розовый с белым рисунком пеньюар был весь пропитан кровью.
Сандро потянул Ники вниз. Все присутствующие в комнате опустились на колени перед новым государем. Отец расправил широкие плечи. В его глазах плескались боль и жажда возмездия. Перед Ники стоял истинный Монарх – могучий, мужественный и бесстрашный, как древний викинг.