Роковой мужчина

Ричмонд Эмма

– И что же это был за прием? – спокойно поинтересовался он. – Что она тебе сказала?

– Дело не в том, чтоона сказала, дело в том, какона это сказала! Так, словно я какая-то шлюха! Но почему? – воскликнула Гита. – Твоя мать ведь даже не знает меня! Она ни разу в жизни меня не встречала!

– Она знает о тебе, – медленно сказал он.

– Ну и что? Я не сделала ничего такого, что могло бы вызвать ее ненависть! – Гита резко вскинула оскорбленное лицо. – Ты сам прекрасно это знаешь!

И что должен был означать тот долгий многозначительный взгляд, которым ты на нее посмотрел? Что, Генри?

– Предостережение.

– Предостережение не говорить со мной, как с уличной девкой?

– Да.

В гневе, отвернувшись от него, она сумела стащить свой чемодан с кровати, но он остановил ее, накрыл ее руки своими, оторвал ее пальцы от ручки чемодана.

Развернув Гиту лицом к себе, он сверху вниз посмотрел в ее раскрасневшееся лицо со сверкающими от гнева зеленоватыми глазами.

– Ты слишком болезненно все воспринимаешь, Гита.

– Нет, ничего подобного! Ничуть не слишком! Что происходит, Генри? Ведь что-то происходит, не так ли? Почему твоя мать так сразу меня невзлюбила? Или она автоматически проникается неприязнью к каждой женщине, которую ты сюда привозишь?

– Я не привозил сюда женщин. Никогда.

– Тогда почему привез меня?

– Потому что я не мог оставить тебя одну, – после короткого молчания произнес он.

– Но ведь хотел бы? Хотел бы оставить меня одну?

– Я не знаю, – тихо признался он. – Пойдем, я отвезу тебя домой.

Тебе не нужно везти меня домой. У меня здесь своя машина, и я вполне могу доехать сама.

– Я не говорил, что ты не можешь, Гита. А моя мать не очень-то умеет скрывать свои чувства и притворяться, – объяснил он негромко.

– И какие такие чувства ко мне ей следует скрывать? Почему она должна притворяться? Но ведь ответа я не получу, не так ли? – с горькой усмешкой произнесла она. – Почему? Потому что ты не знаешь? Или тебе просто наплевать? Или ты не хочешь знать?

– Потому что не могу. Пойдем, – он поднял ее чемодан, – я провожу тебя до машины.

Да, понятно, горько подумала она. На самом деле он, наверное, просто не может дождаться ее отъезда. Даже ни разу не попросил ее остаться… Ничего, не понимая, ненавидя его, ненавидя себя, она последовала за ним, молясь по дороге, чтобы не встретить его мать.

Положив ее чемодан в багажник, он остановил Гиту прежде, чем она успела сесть на место водителя и захлопнуть дверцу машины.

– Дай мне пять минут, и я поеду вслед за тобой.

– Мне не нужен сопровождающий, – зло бросила она. – Я вожу машину уже много лет!

– Да, но ведь за эти много лет тебя впервые преследует маньяк. Подожди меня.

Сердито мотнув головой, она села в машину. И стала ждать.

Через пять минут он вернулся с толстой папкой под мышкой, пиджак был небрежно наброшен на одно плечо. Он положил папку и пиджак на сиденье своей машины и подошел к Гите. Наклонившись, подождал, пока она раздраженно не опустила боковое стекло.

– Никогда не злись, сидя за рулем

и ведя машину.

– Тебе легко говорить! – резко бросила она.

– Да. – И, вздохнув, он добавил: – Это все очень сложно, Гита. Как-нибудь я тебе объясню.

– Вот уж благодарю!

– Я поеду следом, а утром заеду за тобой и от везу в аэропорт.

– Я возьму такси.

Если она ожидала, что он начнет спорить, то ошибалась. Он посмотрел на нее долгим непроницаемым взглядом, затем кивнул:

– Очень хорошо. Увидимся, когда ты вернешься.

– Увидимся? – мрачно и нехотя спросила она.

– Да. – Просунув голову в окошко, он поцеловал ее.

Но она не ответила на поцелуй, и ее взгляд стал еще холоднее.

– Тебе ведь на самом деле все равно, не так ли?

– Ты думаешь? Между нами возникли отношения, Гита, – сказал он негромко. – Не просто любовная интрижка.

Бросив на него сердитый взгляд, она включила зажигание, с холодным выражением лица подождала, пока он не отойдет от ее машины, и медленно выехала со двора через узорчатые арочные ворота. Она держала путь в Лондон, возвращаясь к реальности и здравому смыслу.

Следуя за ней в своей машине, Генри проводил ее до самой двери ее дома и тут же отъехал, не задержавшись ни на секунду и даже не пытаясь возобновить разговор.

Она провела бессонную, наполненную переживаниями ночь, а утром, чувствуя себя не выспавшейся и утомленной, приняла душ, уложила вещи и вызвала такси, чтобы поехать в аэропорт. С самого утра шел мелкий унылый дождь, и от этого ее настроение стало еще хуже.

Париж встретил ее таким же моросящим серым дождем.

Клэр, ассистентка Этьена Верлейна, встречала ее в аэропорту. Завидев Гиту в толпе прибывших, она радостно улыбнулась, с истинно галльской сердечностью расцеловала девушку в обе щеки и повела к ожидающей их машине.

– Ты не будешь против, если мы сразу поедем к Этьену? – спросила она. – Прежде чем отправиться в гостиницу. – И, как бы извиняясь, добавила: – Он очень настаивал.

– Нет, разумеется, я не против. – Гита смотрела на мокрые, блестевшие от дождя улицы Парижа, на море разноцветных зонтов, и ее мысли гораздо больше занимал Генри, чем могущественный босс «Верлейн косметике».

Но когда Этьен приветствовал ее с вежливой отчужденностью вместо обычного бурного восторга, она была озадачена. В чем дело?

– Садись, Гита, – сказал он и повернулся к ассистентке: – Клэр, будь добра, проследи, чтобы никто нас не беспокоил.

Та кивнула, за его спиной состроила Гите забавную гримаску и вышла.

Сидя за своим столом, Этьен Верлейн подтолкнул к ней через стол небольшой пакет.

– Я получил это несколько дней тому назад. Можешь его открыть.

С противным ноющим ощущением где-то в желудке она открыла – и поняла, почему в подкинутом ей конверте не было негативов. По крайней мере, негатив той, на которой она была снята обнаженной, пригодился: точно такой же снимок теперь лежал перед Этьеном Верлейном.