Роковые поцелуи
Шрифт:
– Говори со мной, Эл.
– О чем?
– О чем угодно. Обо всем. Я хочу слышать твой голос.
Элеонора согнулась рядом с Ахиллом на кровати, осторожно пропитывая водой одеяло и одновременно стараясь не проливать слишком много воды, которая могла бы впитаться в постель. Ахилл слушал рассказы Элеоноры о ее детстве, братьях и дедах, которые участвовали во всех восстаниях, происходивших в Венгрии за последние шестьдесят пять лет. А их в Венгрии было немало.
Ахилл улыбался.
– Думаю, мне понравятся твои венгры.
Улыбка Элеоноры была сладостно-горькой, но она знала, что Ахилл
– Да, думаю, понравятся.
Вода пропитывала одеяло, растворяя засохшую на спине кровь, и Элеонора медленно начала приподнимать шерстяную ткань со спины. Мускулы Ахилла напряглись еще больше, и ей хотелось плакать от боли, которую она ему причиняла.
– Что твоя мать говорила о твоем дяде… – начала тихо Элеонора, потом запнулась.
– Париж, кажется, снова начинает посещать меня, – сказал Ахилл, потом надолго замолчал. – Я убивал в Париже людей, потому что один из тех людей убил Константина, – наконец прошептал он, его слова были полны печали, – человека, которого я считал своим отцом. Должен ли я сейчас послать вызов дяде Бекету за то, что он убил человека, который был моим отцом? Человека, саму мысль о ком я должен выкинуть из головы или свихнуться? Когда я думаю о том, что дьявольский Эль-Мюзир причинил твоей семье… И это зло во мне.
– Нет.
Элеонора поцеловала Ахилла в плечо, где она отмочила ткань.
– Ты не дьявол. В тебе столько хорошего.
– Да? И как много хорошего в том, что я совершил? Я убивал людей на дуэлях, некоторых из-за Константина, но других… Помнишь, мадам де Тове? Ее брат вызвал меня из-за пустяка, прости меня, Господи, я даже не помню, за что. Я встретился с ним в поле на следующее утро и проткнул его. И ты знаешь, что я почувствовал? – Рука Ахилла на покрывале сжалась в кулак. – Я почувствовал силу. Лезвие шпаги, казалось, пело, лишая противника жизни.
– Не говори так. Ты не Эль-Мюзир! В нем не было ничего хорошего, а в тебе есть. И много.
– Откуда я получил это «хорошее»? От матери?
– Не имеет значения, откуда оно взялось. Важно лишь то, что оно есть в тебе.
Улыбка Ахилла была печальной, когда он смотрел на Элеонору через плечо.
– Разве ты не видишь? Оно от тебя, Элеонора. – Она отрицательно покачала головой. – Да, – подтвердил Ахилл, – потому что без тебя… В Париже маркиз де Рашан – дядя того, с кем ты встречалась, – допустил промах: в одну пьяную ночь с его языка слетели слова о том, как умер Константин. Он знал больше, чем должен был.
Когда мне было девять лет, то мать, Константин и я ездили в Англию навестить сестру матери. Отец уехал раньше, чтобы уладить одно дело в Париже, как он сказал. Когда мы с матерью вернулись во Францию, он был мертв. На него напали разбойники, и после избиения он дожил только до следующего утра. Константин был пожилым человеком, Эл. – Рука Ахилла сжалась в кулак так, что побелели костяшки пальцев. – В то время нанимать разбойников, чтобы отомстить имевшему низкий титул, было обычной практикой – а шевалье по рангу ниже. В ту пьяную ночь в Париже я открыл, каков был маркиз и почему.
Этот маркиз де Рашан был… с… моей матерью в течение многих лет до того, как родился я. Он, очевидно, хотел вновь добиться ее благосклонности, но мать ответила категорическим
Элеонора легонько потрепала Ахилла по плечам и рукам, успокаивая его. Казалось, она была ему нужна, нужны ее прикосновения.
– Но король пожаловал мне титул графа. Когда я узнал правду, я вызвал де Рашана на дуэль. Но он опять отказался встретиться с наследником рода Д'Ажене. Поэтому я посетил его в особняке де Рашан.
– В его доме? – отпрянув, спросила Элеонора. – Ты дрался на дуэли в его доме?
– Он тоже, казалось, удивлялся, но не слишком долго. Я был в ярости. Мы дрались. Я убил его. Два его сына напали на меня. Я убил и их. Сначала Паскаля. Потом… потом Тьери. Знаешь, мы были друзьями. Тьери и я. И я убил его. – Ахилл посмотрел на Элеонору безумными глазами. – Я проткнул его точно так же, как и остальных. И посчитал это справедливым возмездием.
Элеонора головой уткнулась в плечо Ахилла.
– Но ты все равно не такой, как Эль-Мюзир. Ты дрался за своего отца, а твой друг дрался за своего. Ни один из вас не мог поступить иначе. Де Рашан долго издевался над Константином, и ты убил его за это. Эль-Мюзиру… не нужна была причина, чтобы убивать. Не нужно было принимать вызовы на дуэль, не нужно было вершить правосудие.
– Но если бы я ничего не совершил, кроме того, что сделал, как насчет дяди Бекета? Должен ли я вызвать его? А если янсенисты правы, тогда? Или все закончено? Столько людей погибло, когда я защищал честь человека, которого считал своим отцом. Или снова начать бойню? Бекет и Катье дороги мне, Эл. В их доме я видел настоящее счастье, смех. И хотя старался убедить себя, что любовь не существует, я видел и ее. И я разрушу это? А как поступить с кузенами и с кузинами? Потом и всеми остальными? Я с лихвой сыт местью. Пусть прошлое найдет мир среди мертвых.
– Я молю Бога, чтобы моя семья могла произнести эти слова.
Ахилл перекатился на бок и на секунду скривился от боли.
– Эл, – сказал он, беря ее за руку, – возможно, я помогу им сказать это.
– Слишком поздно, – прошептала Элеонора. – Это то, что можно понять только самостоятельно, то, что мы должны были осознать давным-давно, но так и не сделали этого.
– А я не смог бы понять этого без тебя, – заметил Ахилл и снова перевернулся на живот. Элеонора возобновила свою работу.
– Расскажи мне о Вене – попросил Ахилл, в его голосе чувствовалось напряжение.
– О Вене? – эхом отозвалась Элеонора, ее руки замерли.
– О твоей жизни там, до того как ты приехала в замок Дюпейре. Жизнь наемника одинока, Эл, и я хочу, чтобы у меня осталось как можно больше воспоминаний о тебе.
– Моей жизни прежде… До того как я согрешила с сыном дьявола. До того как я полюбила. – Руки Элеоноры дрожали, когда она вынимала шерсть из ран на спине – медленно, дюйм за дюймом.
– Венгрия, – начала Элеонора, поколебалась, потом начала опять: – Венгрия и Австрия веками были под гнетом завоевателей, в одни времена тесно сотрудничали, в иные не очень.