Роковые поцелуи

Кемден Патриция

– Нет! Я…

– Согласен, мадам. – Он напрягся, словно пружина. – Подождите, – хрипло прошептала Элеонора. – Я думаю, у него есть еще один пистолет.

– Я тоже. Есть еще что-нибудь, о чем вы хотите меня предупредить?

Шея Элеоноры побагровела. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь – что? – затем отрицательно покачала головой.

Д'Ажене вышел из-за дерева, держа наготове шпагу.

– Будьте осторожны, – прошептала она, зная, что он ее не услышит.

Элеонора посмотрела сквозь листву. Трое крепких мужчин ожидали Д'Ажене. Они

стояли полукругом вокруг одного, державшего нож у горла юноши. В животе у Элеоноры что-то сжалось. Эти люди относились к тем, которых она часто видела после войн. Безжалостные, развязные, кичащиеся своей бесконечной надменностью, которую они выбрали в качестве слабого утешения жестокости.

С болью в сердце из-за того, что она допустила это, Элеонора проглотила ком, образовавшийся в пересохшем горле.

– Видишь? – сказал Д'Ажене тот, который держал его слугу. – Вот он. Ждет как верный и преданный раб.

– Он слуга, а не раб, – обходительно ответил Д'Ажене. Мужчина фыркнул и бросил:

– Одно и то же. Теперь бросай свой фруктовый нож и дай возможность Тилло показать тебе прекрасную веревку, которую мы приобрели в Марселе. – Он указал на человека с пистолетом.

Шпага Д'Ажене не шевельнулась. Мужчина хмыкнул:

– Этот старый толстяк, любитель мальчиков, что заплатил нам, сказал, чтобы ты был связан ласково и нежно, как новогодний подарок. – Он поднес нож к горлу слуги так близко, что, если бы даже юноша глотнул, лезвие порезало бы его. – Но бывают разные случаи. Так ведь, месье? Тилло…

– Нет, – прошептала Элеонора.

Почему она не предупредила его? Скрытая вина безжалостно заплясала внутри нее. Ее руки тряслись, когда она лезла в карман достать спрятанный пистолет.

Д'Ажене не поддался уговорам, он стоял твердо, широко расставив ноги. На первый взгляд, он не двигался совсем. И еще, он вдруг показался ей туго сжатой пружиной. У Элеоноры волосы встали дыбом.

Она подняла пистолет и прицелилась. Высокое мускулистое тело графа частично загораживало линию выстрела по тому, которого звали Тилло. Оставалось животное, которое держало Жана-Батиста. Элеонора прикрыла левый глаз и прищурилась.

Бандит был одет в ношеную многослойную грязную одежду. «Разумная защита», – подумала Элеонора. Пуля могла застрять в одежде, а она ошибиться и не попасть в закрытое одеждой тело. Но было одно место, которое он не мог спрятать. Между глаз. Элеонора прицелилась… И выстрелила.

Голова мужчины откинулась назад.

Сквозь едкий пороховой дым Элеонора увидела, что Д'Ажене даже не стал избегать боя. Он наскочил на Тилло, шпага свистнула рядом с пистолетом. Удар едва успел отразиться на лице того, а клинок уже вошел ему в сердце.

Оставшийся негодяй атаковал графа шпагой. Он был неумел, и это делало его опасным. Д'Ажене был быстр и способен парировать жестокие удары, нацеленные на него. Сапоги дерущихся взметали комья гниющих листьев, их ругань и хрипы заполнили поляну.

Жан-Батист резко упал на землю, когда рука убитого внезапно разжалась.

Он с трудом встал на ноги, как раз когда противник Д'Ажене безжизненно рухнул к его ногам.

На них опустилось молчание. Элеонора непроизвольно начала дрожать. Поблизости раздался безошибочный звук рвоты. Она закрыла глаза и стиснула зубы, предотвращая собственную тошноту. «Святой Стефан, я убила человека». Теперь она знала, что такое преднамеренное убийство.

– Жан-Батист, – услышала она голос Д'Ажене.

– Прошу прощения, месье, – ответил юноша. – Я уже оправился. – Элеонора бессознательно напряглась, готовясь услышать страх, даже ужас – не уважение – в словах паренька. Она повернулась посмотреть на хозяина, озабоченно склонившегося над своим слугой.

– Юноша поднялся на ноги, вытер лицо и, качаясь, поклонился Д'Ажене сел на ближайший пень и, махнув рукой Жану-Батисту, предложил ему сделать то же самое.

– Садись и опусти голову между ног.

После еще одного качающегося поклона слуга сел, но сел робко, на край.

– Опусти голову.

– Но, месье! – вскричал Жан-Батист.

– Вниз.

Слуга подчинился, потом добавил приглушенным голосом:

– Я бы никогда не простил себе, если бы вас ранили.

Граф потер легкий порез на тыльной стороне ладони.

– И я бы не простил тебе. Теперь рассказывай, как это все случилось.

Юноша поднял голову, его лицо приобрело нормальный цвет.

– Ох, месье, я ужасно подвел вас. Я не долго ехал после Эпиналя, когда попался. Очень милая девушка… – Он запнулся и посмотрел на Элеонору, краска разлилась по его щекам. – Очень дружелюбная девушка, если вы понимаете, месье, подошла ко мне и… и смело спросила, не еду ли я в Пассау. Я не ответил ей… клянусь, не ответил. Но позже она постучала в дверь моей комнаты на постоялом дворе и сказала, что поскольку мне предстоит такое долгое путешествие, то, может быть, мне нужен кто-то… ах… – Он умолк и виновато сглотнул.

– Позднее трое мужчин, гремя и вопя, что я опорочил их дочь и сестру, выломали дверь и потащили меня прочь. Я думал, меня изобьют и ограбят, но сразу же за городом они заплатили девушке, связали меня, словно мешок с зерном, и притащили сюда.

– И, месье, странная вещь. Вы никогда не догадаетесь, чей голос, разговаривавший с бандитами, я слышал. Маркиза…

– Де Рашана, – закончила Элеонора.

– Да, мадам! – воскликнул Жан-Батист, взгляд невинного удивления отразился на его лице. – Как вы догадались?

Д'Ажене поднял руку:

– Этот вопрос я обсужу с мадам графиней сам.

Холод в голосе Д'Ажене, когда он говорил о ней, а не с ней, заставил Элеонору насторожиться.

– Вы не можете думать, что я была частью этого.

Граф встал, не замечая ее.

– Помоги мне перетащить тела в ту хижину, – сказал он Жану-Батисту. – Управляющий пришлет кого-нибудь закопать их.

Элеонора отвернулась, чтобы не смотреть на печальную работу графа, и зашагала к тропинке, которая привела ее сюда.