Роковые поцелуи
Шрифт:
Мадам Рашан бросила кольцо на стол.
– Ваши карты, Д'Ажене.
Внутри Ахилла царило спокойствие. Он заключил пари с самим собой. Если он проиграет, он идет к курьеру и отправляется на войну при первой передышке в грозе. Но если выиграет… Элеонора. Святой Боже, он хотел ее. В сотый раз он клял себя за то, что не овладел ею в гроте.
Если бы он это сделал, разве сейчас он стоял бы возле этого стола, на котором лежало все, чем он был, с рукой, накрывающей карту, которая могла определить его судьбу.
Ахилл едва слышал
Спасение – или Элеонора.
Маркиза фыркнула:
– Что это? Самый хладнокровный граф Д'Ажене испытывает страх? У вас дрожат коленки? Поджилки трясутся? Ваше…
Ахилл поднял руку, и маркиза сразу же замолчала.
– Как всегда, мадам маркиза, вы ошибаетесь в предмете. Я смаковал предвкушение.
Он перевернул карту. Раздался едва слышный крик удивления маркизы. Ахилл перевернул другую карту. На лице маркизы застыла улыбка. Еще одна карта. Мускулы на лице Рашана начали непроизвольно дергаться.
Ахилл провел рукой по обратной стороне последней карты. Он почувствовал внезапную потребность помолиться. Судьбе? Господу? Он не знал. И перевернул последнюю карту.
Одно спрессованное мгновение стояла мертвая тишина: ни единого моргания, ни единого движения сердца, ни вдоха. Потом Рашан медленно опустился на пол. Маркиза немигающе смотрела на перевернутые карты Ахилла, ее голова покачивалась из стороны в сторону в ошеломленном неверии. Она пнула ногой своего упавшего мужа:
– Ты дурак! Ты идиот! Ты кретин! Ты разорил нас. Ты разорил нас! Ты…
Виньи подошел к Ахиллу, не обращая внимания на супругов Рашан.
– Я верил, что вы выиграете, месье, – сказал он раскованно, хотя Ахилл видел, что его руки тряслись, словно в лихорадке.
Ахилл взял свое кольцо с гербом со стола, надел его на палец и сказал:
– Я верю – я имею. – Он сжал свою руку, глядя на сокола, казалось, летевшего в свете свечи. Судьба, по-видимому, снизошла к нему за его непроизнесенную молитву. Он закрыл глаза и посмаковал предвкушение, растущее в нем.
Он повернулся спиной к столу и направился к двери большими шагами. Он выиграл.
– Месье? – закричал ему вслед Виньи. – Как насчет выигрыша?
– Я иду забирать его.
Глава 13
– Мама, мама, мне страшно, – плакала маленькая Элеонора, вбегая в салон, где ее мать сидела, рисуя, у камина. Раздался раскат грома. Пятилетняя девочка вскрикнула и забралась на колени к матери. Прижав руки к ушам, Элеонора просила:
– Останови его. Останови его. – Сверкнула молния, и маленькое тельце содрогнулось от ужаса. Ребенок пытался спрятать лицо на материнском плече.
– Успокойся, мой дивный ангел, – тихо говорила мать, поглаживая дочку по спинке и утешая ее. Поглаживания были ритмичными и плавными, снимающими напряжение, успокаивающими Элеонору.
– Заставь его уйти, мама. Прошу тебя.
Мать
– Я бы заставила, если бы могла, любимая, – ответила мать, обняв дочку и слегка ее покачивая. – Гром – это смех дьявола. Его прислали, чтобы сегодня вечером взять чью-то душу, и смех не прекратится, пока дьявол не найдет себе жертву.
Длинные пальцы матери разжали стиснутый кулачок Элеоноры.
– Ты ведь сегодня была послушной, так ведь? – Элеонора энергично кивнула. – Ты делала все, что говорила тебе няня, да? – На этот раз кивок был менее энергичным.
– Я… я собиралась!
– Ах, милая.
Элеонора снова начала дрожать.
– Я собиралась! Правда, мама! Я собиралась! Не позволяй дьяволу забрать меня. – Гром прогремел, на этот раз в отдалении, но девочка закричала.
– Да, да, мой ангел, сегодня он пошел за кем-то другим. Он, наверное, услышал тебя. – Мать вытерла девочке слезы. – Но ты не будешь расстраивать маму, так ведь, дорогая?
– Нет, мама! Никогда, никогда. Я обещаю.
– Ты – мой маленький ангел. – Успокаивающее поглаживание и легкие покачивания возобновились, девочка плотнее вжалась в объятия материнских рук. – Мама рисовала портрет дьявола, когда ты вошла. Хочешь посмотреть?
Кивок Элеоноры заставил все ее тело дрожать. Но она сделает все, что захочет мама.
Мать нагнулась и подняла лежавший рядом со стулом переплетенный альбом, почти такой же большой, как и сама Элеонора. Руки матери, обнимавшие Элеонору, двигались, когда она переворачивала страницы. К удивлению Элеоноры, все рисунки, казалось, изображали одного и того же человека. Некоторые лицо, некоторые профиль, некоторые всего целиком. Некоторые были написаны акварелью.
Мать нашла последний рисунок, почти в середине альбома, и открыла его, чтобы Элеонора могла смотреть. Были нарисованы голова и плечи того же человека. Он смотрел налево, но был изображен так, словно повернул лицо к зрителю. Его пронзительные черные глаза, казалось, смотрят с листа прямо ей в душу. Ей захотелось унестись прочь.
Она посмотрела в лицо матери. На нем было странное выражение.
– Он хорошенький, – поколебавшись, сказала Элеонора.
– Красивый, Эл, – отсутствующе ответила мать. – Мужчин называют красивыми, а не хорошенькими.
– Я думала, он дьявол. Он пугает меня.
– Так и должно быть.
– У него такие длинные волосы. Разве не будут они гореть в… в том, другом месте? Как ты нарисовала его, если он не приходил? Он выглядит белым.
Кончики материнских пальцев, пачкаясь, провели по прекрасному угольному наброску.
– Он и был белым. Элеонора оцепенела.
– Ты хочешь сказать, что видела его? Ты хочешь сказать, что он был здесь? – Она закричала. – Он был здесь! Он приходил за мной! Он приходил, чтобы забрать меня в ад! Он…