Роковые таблички
Шрифт:
Среди тех, кто уходил, нашлись желающие ответить перекормленному хаму. На разные голоса зазвучали резкие фразы, в целом схожие по смыслу:
– Ну да, со всей России смели продукты в свои хранилища, а нам теперь с голодухи подыхать? Вечно за наш счёт жируете, и ещё недовольны. Чтоб тебе наша жратва поперёк горла встала, пузатый.
Толстяк с самодовольным видом отмахнулся:
– Ладно, валите к себе. И чего вам дома не сидится. Правильно, нечего пускать в город всяких, - последняя фраза была обращена к постовым. Мужчина направился в их сторону уверенными шагами. Капитан повторил своё предупреждение,
– Ребята, да вы что – мы же москвичи. Я вам сейчас паспорт покажу.
Капитан, решил воспользоваться мегафоном, видимо, надеясь, что так до этого мужика лучше дойдёт сказанное:
– Повторяю: у меня приказ не пускать никого. Ни иногородних, ни москвичей – ни-ко-го. Ещё один шаг, и будем стрелять.
Щёки толстого мужчины обрели свекольный оттенок, и беззвучно затряслись. Минуту он стоял, будто опешив, а потом, обернувшись к своим товарищам по несчастью, заорал, срываясь на сиплый фальцет:
– Да что же это – домой уже не пускают. Какой ещё приказ? Не может быть такого приказа. Вы как хотите, а я пойду, и ничего они мне не сделают – не имеют права.
Мужчина сделал единственный шаг, как вдруг, его лицо лопнуло, напомнив спелый арбуз, сброшенный с высоты на асфальт. Одновременно послышались громкие выстрелы. Ещё несколько человек, будто извиваясь в нелепом танце, сопровождаемом фонтанчиками крови на их одежде, стали падать под ноги своих товарищей. Те, кому посчастливилось избежать встречи с пулей, бросились врассыпную, заглушая испуганными воплями грохот выстрелов.
Очень скоро проём под мостом был снова свободен, если не считать нескольких тел, лежащих в собственной крови и отвратительно содрогавшихся в предсмертной агонии. Запах пороха вскоре заполнил всё вокруг, и вывел Максима из краткого оцепенения, в котором он пребывал с момента первого выстрела.
Максим медленно попятился, потом бросился бежать. Он мчался до тех пор, пока ноги, непривычные к бегу, не стали подкашиваться, а под ребрами не появилась острая, как от раскалённой иглы, боль. Сквозь одышку и гулкие удары пульса, пробивалась мысль: «Значит, всё и правда очень серьёзно. Придётся хорошо всё обдумать, чтобы не нарваться на милицейскую пулю». И Максим отправился домой – поразмыслить над тем, как ему найти свою любимую, и не погибнуть при этом, по возможности.
Но размышлениям он предавался недолго – по дороге, толкаясь боками с угрюмыми горожанами в метро. Когда он открывал дверь в квартиру, план действий в его голове уже окончательно созрел. Поговорив с родителями, и объяснив, что им пока будет лучше и безопасней остаться в его квартире, он принялся метаться по Москве.
Он тратил свои сбережения направо и налево, скупая необходимые припасы: консервы, крупы, соль, масло и прочий продукт, способный к долгому хранению. Приходилось платить втридорога и, буквально, рисковать головой, разыскивая лихих торговцев, готовых отдать продукты без карточек. В случае, если бы его схватил милицейский или краснопогонный патруль, крупных неприятностей избежать бы не удалось.
В своём жилище Максим доверху забил едой кладовую, шкафы и ящики. Несколько коробок пришлось вытащить на балкон, и укрыть старым покрывалом, чтобы не возбуждать
Сам же Максим плотно набил пакетами и банками старый рюкзак, о происхождении и первоначальном назначении которого, не мог вспомнить, как ни пытался. Взял половину оставшихся денег, другую часть отдав родителям. И, далеко заполночь, отправляясь спать, объявил встревоженным старикам, что утром уходит из города. Уходит искать свою любимую Ольгу.
Ни мать, ни тем более отец, не стали причитать об опасности такого путешествия – они лишь попросили Макса быть осторожней, и обдумывать каждый свой шаг. Они прекрасно понимали его состояние и видели, как он на протяжении этих дней измывался над телефоном, тщетно пытаясь дозвониться и услышать голос пропавшей невесты.
Наутро, посидев, как положено, на дорожку, Максим обнял родителей, и вышел в дверь, не понимая ещё, сможет ли он вернуться когда-нибудь. Он даже не был уверен, что сможет выбраться невредимым из города.
Он уже знал, что просто так, с рюкзаком продуктов за спиной, из города не выпустят, и без содержимого рюкзака снаружи долго не протянешь. Поэтому, Макс сумел за эти дни не только хорошо скупиться, но и познакомиться с людьми, которые смогли наладить переброску небольших грузов, мимо зорких глаз постовых. Правда, стоили их услуги немало, да и риск, что обманут, был немалый. Но Максим готов был идти на этот риск, и не готов был терять время впустую.
В назначенное время, к его подъезду подкатила старенькая «волга». Из распахнутого окошка высунулся усатый парень с впалыми щеками:
– Максим, это ты?
– Да.
– Садись, поехали. Условия знаешь? Деньги вперёд.
Максим расплатился, и машина принялась кружить по городским улицам, умело лавируя по наиболее безлюдным улицам и переулкам. Макс уже начал потихоньку клевать носом – его всегда неодолимо клонило в сон в транспорте – когда они подъехали к большому парку на юге Москвы. Водитель легонько толкнул пассажира под локоть:
– Хватит спать, приехали. Это самое ближнее к твоей дороге место, где мы сможем переправить рюкзак. Иначе никак. Так что, крюк тебе придётся сделать в несколько десятков километров.
– Да, ладно, - махнул рукой Максим, понимая, что сейчас не то время, чтобы капризничать. Его спутник запер машину, и повёл Максима вглубь парка, одному ему известной тропой. Через сорок минут блуждания между чёрно-серыми стволами убитых химикатами деревьев, путники подошли к высокому откосу кольцевой дороги. Вдоль склона прохаживался крепкий мужик в плаще, держа на поводке огромного пса.
Парень, что привёз Максима, помахал собачнику рукой, и тот показал на кучу веток, сваленных у подножия придорожного склона. Спутник Макса принялся разгребать ветки, и вскоре под ними открылось неширокое устье железобетонной трубы. Парень пошарил в трубе рукой, и, нащупав конец верёвки, вытянул за неё узкую пластиковую бочку небесно-синего цвета. Запихнув в неё рюкзак, и плотно прижав крышку, он подёргал за трос, прицепленный с другого конца ёмкости.