Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме (сборник)
Шрифт:
Роксолана перевела взгляд на визиря, который только что подошел и слышал крики Махидевран.
— Заповедь Фатиха — это правда? — спросила его Роксолана.
— Да, о, несравненная Хюррем. — поклонился ей визирь. — Мудрый султан Фатих ввел такое правило, чтобы избавиться от братоубийственной борьбы за власть, которая терзала нашу страну. И теперь мы, ученые улемы, следим, чтобы оно выполнялось обязательно. Это делается для общего блага.
— Но это было в прошлом… Ведь Сулейман никого не убивал!
— Он был единственным сыном. У него не было братьев, — спокойно ответил визирь.
— Как
— Такая судьба сыновей султана, о Роксолана Хюррем… — поклонился ей Ахмед-паша, наслаждаясь отчаянием бывшей рабыни. — У каждого свой кисмет (судьба)!
…Султан гладил по голове дрожащую жену:
— Успокойся, любимая моя. Успокойся…
— Это просто ужас, что говорит эта Махидевран! — шептала. — Я не хочу ее больше видеть!
Рядом играл на ковре маленький Селим. Султан посмотрел на него и вздохнул:
— Хорошо, я отправлю ее в далекую провинцию…Больше ты ее не увидишь. А ты присматривай за Мустафой. Он хороший мальчик, и очень привязан к тебе. Говорил мне, что любит тебя больше, чем свою мать… Потому что Махидевран злая и занимается только собой.
Казнь в султанском дворце
— Отмени приказ Фатиха! — не могла успокоиться Роксолана.
— Этого я не могу сделать… — вздохнул Сулейман. — Не бойся. Пока я жив, ничего с нашими сыновьями не произойдет. Ты мне подаришь сына? — уткнулся лицом в ее живот, словно прислушивался к новой жизни. И вдруг султан и его жена увидели, как забавно карабкался на трон малыш Селим.
Не могла уснуть Роксолана. Месяц пробивался сквозь облака, шел дождь. Молнии где-то далеко пронзали море. Султанша встала, вынула из сокровенного тайника кусок парчи, которой она завернула драгоценные для себя вещи — изорванные брачные туфельки, серую невольничью одежду, в которой впервые встретила Сулеймана и серебряный крестик. Взяла этот крестик в руки… И увидела перед собой печальные глаза Богоматери, крест монастыря, видела, как молния ударила в дерево, под которым стояла она с Сулейманом, и как бурлила внизу темная бездна моря…
Утром маленький Мустафа под наблюдением евнухов учился скакать на коне. Роксолана, отодвинула оконный занавес и наблюдала за мальчиком со второго этажа.
Тяжелый был этот взгляд…
В руке она держала черный шелковый шнурок.
Падал дождь на землю христианскую, которая стонала от Джихада — священной войны, которую вел Сулейман. Он ехал по раскисшей дороге, окруженный стражей, а за стеной дождя гигантским змеем тянулось за ним огромное войско, о размерах которого можно было догадаться по сопровождавшего его шуму, подобному морскому прибою: был здесь и храп лошадей, и скрип колес, и крики начальников, и топот ног, и дыхания сотен тысяч людей.
Падишах ехал на черном как ночь коне, под зеленым знаменем Пророка, с мечом Магомета. Воины, которых обгонял Султан, со страхом и уважением смотрели как на образ в незыблемую фигуру Сулеймана, сидящего на быстром коне
Солнце закатывалось за горизонт. Султан молча стоял на холме и смотрел, как его моджахеды штурмовали крепостную стену. Кто-то забросал хворостом глубокий ров, а кто-то уже карабкался по лестнице, падал, перелезал на стену…
Вокруг все было в огне и клубах дыма. Ревели пушки, кричали люди…
Сулейман застыл неподвижно, казалось, не слушал гонца, который упавши ниц, докладывал о ходе жестокого боя. Наконец, султан увидел как открылись крепостные ворота, как рванулась туда конница, и как затрепетал на башне зеленый флаг…
И упал властелин половины мира на колени помолиться Аллаху за победу.
Роксолана сидела на троне, рядом стоял Мустафа, подрос Селим, а на руках она держала младенца Баязеда. Итальянский художник рисовал групповой портрет, любуясь улыбкой султанши, разговаривая с ней на своем певучем языке — Роксолана знала немного и его.
Уставший Баязед вырвался из рук.
— Закончим, дети устали… — распорядилась женщина. — Спасибо, сеньора, жду вас завтра… Бегите… — обратилась она к старшим детям. — И слушайте учителя Абдуллаха!
Дети радостно выскочили из зала, а Баязеда забрала служанка.
Роксолана перешла в другой зал, где вместе с Ахмед-пашой стала обсуждать макет имарета и других зданий возле Авретбазара. Султанша вникала во все детали. С уважением и удивлением смотрел на нее строитель. Именно сюда евнух принес на подносе бумаги. Роксолана тут же сломала печать — письмо было от Сулеймана. Пробежала глазами, выпрямилась гордо и сказала Ахмед-паше:
— Войско султана взяло Будапешт! Пусть весь Стамбул, вся страна знает об этой прекрасной победе! Я хочу раздать милостыню!
Когда, в окружении охраны, раздавала милостыню бедным людям, произошло почти чудо. Какая-то старушка, в убогой украинской одежде, прорвалась между лошадей янычар, с плачем и с монетой — милостыней в руке: — «Настенька, дитя мое! — возле лектики султанши упала.
А молодая султанша громко вскрикнула, спрыгнула с носилок в дорогих одеждах, в пыли на коленях перед матерью стояла, руки ей целовала… Молчала толпа, еще никогда не видела подобного, в который раз растерялась охрана, невозможно было предвидеть поступки странной султанши.
Посадила Роксолана мать в лектику и, молча обнявшись, обе плакали по дороге во дворец…
А во дворце, в прекрасных палатах Роксолана расспрашивала чисто убранную, смертельно уставшую, недоумевающую, но счастливую мать:
— Как же вы, мама, меня нашли?
— Потому что два еврейских купца со Львова, узнали о тебе, сюда меня привезли… — с трудом рассказывала мать. От путешествия и радости болело ее сердце. — Спасибо им. Хорошие они люди.
— Я их щедро награжу… И не только дукатами. Ко мне уже приходили послы из Иерусалима, просили облегчить доступ к их святыне, Стене плача… Поэтому клянусь, мама, что или я, или мои сыновья подарят еврейскому народу их святыню. — твердо сказала Роксолана.