Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники"
Шрифт:
– Сеньор Филипп!
Это поспешал сюда с одышкой, с улыбающимися, но каким-то размытым лицом, директор Кеглиус:
– Господа, обстоятельства несколько осложнились, сдвинулись, и прошу без обид: я должен забрать у вас нашего маэстро…
– Что за дела?
– возроптали актеры.
– Он еще ничего путного не услышал!
– И вообще… во всех ваших "обстоятельствах" актеры - на последнем месте! Мы ж специально пришли…
– На сей раз, господа, вопрос не подлежит обсуждению. Разговор о пьесе - если он еще нужен,
Обиженные актеры расходились, фыркая или играя скулами.
Только двое на прощанье братским жестом тронули Филиппа за плечо. А между тем перед ним выросла изрядная стопка разноцветных пластиковых экземпляров: больше они не нужны были, их сдавали…
– В чем дело?
– спросил Филипп.
– Ноги ватные, - пожаловался толстяк. Бисер пота покрывал его унылую добрую физиономию.
– Люди худеют от нервотрепки, а я - разбухаю… А дело в том, что ваша супер-актриса приехала не в час, а только что… в 11.20. Зачем, почему - не могу знать. Но приехала - по вашу душу… к вам!
21.
У директорского кабинета стоял тот самый капрал Орландо, который вез Филиппа в президентский машине. Покровительственно улыбнувшись, он запустил Филиппа одного, а хозяина кабинета попридержал.
Инфанта сидела в кресле и курила. Она показалась ему еще более миниатюрной, чем накануне. И отчасти жалкой, несмотря на вызывающий наряд: сегодня она была одета как хиппи. Некоторые мелочи, правда, были не отсюда, настоящий хиппи их не надел бы никогда, идейно не надел бы: они были от дорогих ювелиров, но у этой девчонки сама эклектика была, возможно, чем-то вроде идеи…
– Сеньорита?
– Салют. Я раньше времени, потому что я - не играть… То есть, не репетировать. Я по другому делу. Посоветоваться. Я плакала - это очень заметно?
Это, и впрямь, было заметно. И личико ее было бледней и словно меньше, чем вчера.
– Пожалуй, да… Что же стряслось?
– Я пошла у вас на поводу!
– ?
– Да, да: я - у вас! Потому что вы так высочайше отзывались о нем! Об этом Рикардо Делано… А он такую сделал мерзость… Ему руки отрубить надо! Потому что это покушение на меня… настоящее бандитское покушение!
– ярость коверкала ее личико, но и оживляла его лихорадочным румянцем.
– Позвольте… но когда ж это могло быть? Вы что, сегодня утром ему позировали?
– Зачем?
– злобно хохотнула она.
– Еще позавчера было все готово, оказывается! Испек! Если бы кроме меня кто-нибудь увидел это… я не знаю, что было бы! Его приволокли бы в наручниках! Чтоб он языком слизывал эту гадость свою!
– Господи!… Что ж там такое нарисовано?
– Филипп крепко тер себе лоб, заставляя себя вообразить "покушение" кистью.
– И где сейчас этот портрет? Вы оставили дома?
– Вот вы уже за него испугались - да? Не надо. Я же говорю: пошла у вас на поводу! Вспомнила эти слова
– Где же портрет?!
– Подождите! А если не сможете объяснить (если даже вы не сможете - при таком к нему отношении), то пусть он пеняет на себя… ваш гений! А пока получается, что я его от самой себя спасаю!… Ради вас… ну и немножко ради Каливернии. Да и то - потому, что для меня это сперва головоломка все-таки, а оскорбление - уже потом…
Она смахнула на пол какие-то программки и бумажки Кеглиуса, чтобы раскрыть на столе громадную черную папку, которая до этой минуты стояла, прислоненная к ее креслу. Филипп увидел замечательно написанного пса Вергилия и фигурку Инфанты почти без лица: художник сдирал, счищал лицо мастихином, а сверх того еще и поставил на нем размашистый крест или, вернее, большую букву "Х". Края самого холста говорили о том, что его грубо и нервно вырезали ножом.
– Послушайте… Но это ни о чем не говорит! Автор недоволен своим черновиком - только и всего… Он ищет!
– Что?!
– девочка расхаживала по кабинету, как ее пантера в клетке.
– Как - что? Сущность вашего характера… идею вашего лица! Со своей стороны,я подтверждаю, что это не так-то легко найти…
– Да?! А вы не туда смотрите! Здесь он, и вправду, еще искал… - из-под холста она вытащила другой: в папке было два, оказывается.
– А здесь - нашел уже!
Там был нарисован… скорпион!
Филипп молчал, обхватил себя скрещенными руками за плечи: ему стало зябко.
Потом он кинулся к двери, открыл ее и слегка успокоился: директорский кабинет имел входной тамбур, а там никого не было.
Затем он продолжал смотреть на злое насекомое, изображенное так памятливо и так беспощадно… Словно это сделал ученик Босха, по совместительству являвшийся энтомологом!
– Как он посмел, а? Почему вы молчите?!
– разгневанность Инфанты сменилась вновь горькой обидой и слезами, которые прямо-таки брызнули.
– Может быть, вы согласны?! Может, и по-вашему, я - скорпион?! Ну скажите, скажите мне еще раз, что он гордость Каливернии…
Филипп поднял на нее распахнутые догадкой глаза:
– А вы понимаете, сеньорита… понимаете ли вы, что это сделал человек, которому терять уже нечего? Мы только не знаем, почему…надо непременно узнать… я поеду к нему!
– Как это - "вы поедете"? А я? Речь-то о моей сущности! Или, может, о вашей?
22.
– Орландо, едем, куда скажет сеньор Филипп, - кинула она через плечо, когда втроем - капрал на два шага сзади - они выходили из театра к машине. Убийственно крамольную черную папку нес Филипп.