Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники"
Шрифт:
– Он сам знает. Он очень сведущий человек. Ему даже присылают семена из Голландии… - проскрипела старуха и, кажется, "отключилась".
Вич объяснил ее Филиппу так:
– Мать так называемого "диктатора". Сама доброта.
– Верю… но я не произносил этого слова! Странно…
– Значит, я от нее заразился галлюцинациями, от госпожи Изабеллы! Или снял это не сказанное словечко с кончика вашего языка, это мы тоже умеем, ха-ха… Вот вы сказали: "Не люблю острой политической терминологии". А я - люблю? Но без нее мы аморфны и никчемны в такое жесткое время… По-моему, это те
– Гуго не приходил?
– спросила бабушка.
– Нет-нет, моя ласковая, отдыхайте…
– Мы там играли в слова с мальчиком садовника, - сообщила она, не подозревая, конечно, что здесь идет тоже игра в слова, но не забавная ничуть и опасная.
– В коротенькие… на последнюю букву и чтобы только про еду. Я сказала "кекс", а мальчик - "сыр". Тогда Гуго говорит "ром". А дальше я плохо придумала, не такое коротенькое: "маслина". И они меня исключили. А я больше не знаю. "Мандарины"? Тоже не подойдут… "Макароны"? Нет. Ума не приложу.
– Восемьдесят восемь лет, - счел нужным объяснить Вич.
– Может быть, "мед", сеньора? Или "мак"?
– предположил Филипп.
Вич был восхищен:
– Браво! Вы в своей компании!
– Спасибо, чудесно, - у бабушки Изабеллы отчего-то потекла слеза.
– "Мед" и "мак"! Только не забыть, пока Гуго там ходит… неизвестно где… Очень большое помещение… Вы правы: "мед" или "мак", "мед" и "мак"… Как я не догадалась?
8.
С обожанием глядел на девочку еще один принадлежащий ей зверь - мощный дог мраморной черно-белой масти; его звали Вергилий. Сама девочка придирчиво рассматривала себя в зеркалах, между тем, как Кармела завершала работу с ее прической.
Но полно, девочка ли это? Это принцесса! На ней было вечернее платье, наверняка сделанное одной из самых почтенных фирм континента. И наверняка в одном экземпляре! Знаток понял бы сразу: кутюрье и портнихи отнеслись к этому каливернийскому заказу в духе чрезвычайной ответственности; к счастью, она не сковала их фантазию… Президент, будь он даже капризнейшим сутягой, расплывется в довольстве! Жаловаться не на что: платье выглядело достойным обрамлением юной прелести его дочурки, его единственной и ненаглядной…
Принцесса сказала довольно сурово:
– Вот есть выражение: "на волоске держится". Это про тебя!
– Почему?
– не столько языком, сколько бровями спросила Кармела: во рту у нее была заколка с бриллиантом.
– Ты держишься на моих волосах. Только! Если б не эти твои способности парикмахерские, - ты пасла бы коз за тыщу миль отсюда! В таком особом месте - уж я постаралась бы!
– где нету совсем молодых козлов в брюках, где ими даже не пахнет!
Кармела промолчала, лицо ее осталось невозмутимым.
– Ладно, я не злюсь уже… мне в такой день грешно!
– и девочка запела:
Падре,
я скажу вам все, как было…
Падре,
я учителя любила…
Вергилий встал и бдительно уставился на дверь - за несколько секунд до того, как с той стороны постучали.
– Ну, кто еще?
– Это
– получит нокаут уже в первом раунде!
– Слушайте, майор Вич!
– резко обернулась к нему девочка и нехорошо оскалилась.
– Ну ведь ничего же вы не смыслите в театре! Откуда вам знать, кто "мини" там, а кто "макси"?!
– Молчу, молчу! Он титан. Гений!
– Нет, и этого от вас не требуется. Вот я же не лезу в ваш спорт и в вашу политику! Зачем вы оставили его? С кем?
– Ваша бабуля развлекает его.
– Что?! Вы издеваетесь или как?
– Бабуля, как известно, неуправляема. Пришла и села. Так что я за вами, - других авторитетов для нее нет… Они сейчас играют в "коротенькие слова" с вашим сказочником.
– В какие еще… коротенькие?! О, Боже… Вергилий, за мной!
9.
– Добрый вечер, сеньор Ривьер. Простите, что вам пришлось наш маразм потерпеть… сейчас я избавлю вас… Вот, познакомьтесь пока с моим Вергилием…
Непросто было переваривать эти впечатления, причем - разом, одновременно: громадный, мрамором отливающий, очень бдительный дог… плюс главное - махаон, экзотическая бабочка в сильном увеличении, каковой показалась ему хозяйка в этом платье… Плюс - тот факт, что она - в нежном, слишком нежном возрасте, ребенок в общем-то… А еще бросалось в глаза, что она напряжена, взволнована - то ли обязывающее платье надето впервые, то ли он, Филипп, вызвал такой пятнистый румянец, такую экзаменационную - пан или пропал!
– приподнятость, даже браваду, которой, однако, не хватает на прямую встречу взглядов, тут она - пас… И никак не получалось забыть, отбросить гипотезу о том, что все последние перемены к лучшему в его судьбе как-то связаны с этой девочкой, похожей на махаона! Перенасыщенность впечатлениями породила у Филиппа деревянную скованность. А тут еще "сама доброта" 88-летняя,плачущая беспричинно и светло…
– Топай к себе!
– говорила ей внучка прямо в ухо.
– А то мы тебе помешаем, ты - нам… давай-давай, ба!
Бабушка Изабелла не торопилась.
– К собаке твоей я уже стала привыкать… Но теперь еще эта кошка - она ужасная! Я не имею покоя, я все время прислушиваюсь…
– Ничего она тебе не сделает, держись подальше - и все. За Гуго, за Гуго держись… По сто раз в день друг друга теряете, - надоедает… Ну повеселей шагай, ба, ты ведь можешь…
Тут старуха и вовсе остановилась, чтобы похвалить Филиппа:
– Твой друг симпатичный. Мы возьмем его в нашу игру - Гуго, я и мальчик садовника… Как вы сказали? "Мак" и… что?
– "Мак" и "мед", сеньора.
– Да-да, спасибо, чудесно. Вы уже скоро закончите портрет внучки?
– пожелала узнать бабушка Изабелла, дотронувшись до подрамника, обтянутого холстиной, - от любопытства посторонних, наверное.
– Ты путаешь все, сеньор не пишет портретов, это другой… Ну все, привет…Дальше Вергилий тебя проводит.
Дополнительной команды псу не понадобилось. Он пристроился к старухе, к темпу ее, и она опасливо опиралась на его могучую, отливающую мрамором спину.