Роль, заметная на экране
Шрифт:
Она ходила по площадке, вполголоса считала, останавливалась в задумчивости, опять считала…
— Постойте, постойте…
А мы и стояли. Что нам еще оставалось?
— Да мы же сейчас так все и делали, как тогда, — опять постаралась выручить ее я.
— Не спорь! — оборвала она и, повторив вполголоса свой счет, спросила Анвера: — А как в театре это па-де-де поставлено?
Анвер лукаво взглянул на меня и, превратив свои и без того узкие глаза в щелочки, протянул:
— Н-не зна-аю!
— Как это — не знаю? — рассердилась она. — Ты же хвалился,
— Дык… — замявшись, сказал Анвер вместо «так» и еще раз повторил: — Дык я про сольные номера… А когда в театре это па-де-де идет, я как раз из деревенского кузнеца в «черного воина» переодеваюсь…
Анвер не умел врать. Это было заметно, как говорится, невооруженным глазом. Конечно, догадалась и Анна Николаевна, но ничего не сказала.
Я удивлялась, почему молчали Вадим и Евгений Данилович: ведь оба присутствовали и на прошлой репетиции. Но вступился вдруг оператор Вася:
— Конечно, все так и было… Я же видел…
Анна Николаевна взглянула на него так, что хоть Вася был не из трусливых, но все же от дальнейших споров воздержался. Опершись рукой на полуразобранный киноаппарат, он только с вызовом уставился на Анну Николаевну.
— Вася, успокойтесь! — резко сказал ему наш Евгений Данилович. — Анна Николаевна, в конце танца позы говорят о какой-то иссушающей страсти, а ведь ребята должны просто радоваться встрече и своему счастью.
— Так они же всё путают! — сердито ответила она. — Предельное легкомыслие!
Я уже не пыталась ничего объяснять.
— Попробуйте вспомнить, — сказал ей Евгений Данилович. — А я пока поговорю с ними о начале… Ну-ка, еще разок, ребята.
Мы начали снова, а он и считал, и отбивал такт ногой, и хлопал в ладоши, и прикрикивал:
— Анвер, вы поддерживаете ее за талию, но смотреть все время на талию незачем! В лицо заглядывайте! Вы же любите ее, вы от нее взгляда отвести не можете!
Анвер, рассмеявшись, заглянул мне в глаза.
— Прекрасно! — обрадовался Евгений Данилович, но тут же испуганно закричал: — Рая, Рая, зачем это вы сами голову ему на грудь опускаете?! Вы же почти ребенок! Ткнитесь лбом, по-детски, в его плечо, а он пусть сам притянет вашу голову… И по-взрослому… Сильно! А вы испугались и отскочили. А он-то как огорчился! И обиделся! Отбежал на два шага… Ну-ка, «от печки»…
Мы повторили.
— Чудесно! — воскликнул Вадим, глядя на меня. — Евгений Данилович, а что, если Раечке вначале быть еще сдержаннее… Знаете, как это у нее бывает в жизни: на детском доверчивом лице глаза вдруг становятся строгими, углубленными в себя…
Никогда не ждала, что, напуская на себя строгость при встречах с Вадимом, привлеку его внимание. Я испуганно покосилась в его сторону, но встретила сочувственный взгляд Анвера.
— Не красней, — буркнул он. — Это Вадим правильно заметил…
— Хорошо придумано… — сказал и Евгений Данилович.
Взволнованная этими словами, я без всякой команды побежала «к печке». И без всякой команды мы с Анвером одновременно шагнули друг к другу… Анна Николаевна начала считать,
— Поняли наконец? А то им по восемнадцать — двадцать лет, а они встретились над озером, как будто для того, чтобы совместно делать жетэ, фуэте и всякие шаж-мандепье… [8]
8
Различные балетные движения.
Мы с Анвером расхохотались.
— Трудно с ними, — заметила Анна Николаевна.
Анвер уже открыл рот для ответа, но Евгений Данилович строго сказал:
— Пастух, успокойтесь! Анна Николаевна, давайте пойдем дальше!
Дальше дело пошло неважно. Наш Евгений Данилович наморщил нос:
— Нет, нет! Как тут могут быть эти движения, когда в музыке столько светлой веселости?!
Анвер почти вдвое согнулся, чтобы шепнуть мне в самое ухо:
— Сейчас она объявит, что эта музыка известна ей с шестимесячного возраста…
Почти одновременно с ним Анна Николаевна возмущенно воскликнула:
— Эту музыку мне пришлось изучать почти двадцать лет назад, когда вы о ней и понятия не имели…
Не удержавшись, я фыркнула так громко, что невольно улыбнулась и Лена. Лукаво взглянул на меня и наш режиссер.
— А давайте еще раз прослушаем танец, — добродушно предложил он. — Хорошая музыка! Ленуша, нельзя ли…
Лена уже бежала к тонвагену, когда он обратился к ней. Ее обогнал легкий на ногу Зяма, и через минуту над Старым Куштиряком полилась звонкая, как весенняя капель, радостная музыка.
Зяма, возвращаясь к площадке, начал подпрыгивать на ходу и с неожиданной лихостью встряхивал волосами. А у сараев в «зрительном зале» старухи и дети, посмеиваясь, притопывали ногами и покачивали в такт головой. Даже бродившие рядом куры, казалось, не в поисках пищи разрывают землю, а приплясывают, не совсем попадая в такт. Музыка как будто плясала сама и заразительно приглашала плясать всех.
— Итак? — вопросительно взглянул на Анну Николаевну Евгений Данилович.
— Сейчас она начнет хвастаться, как Хлестаков! — опять пробормотал мне на ухо Анвер. — Она и есть господин Загоскин и Пушкин тоже… И танцев таких не видывали еще в столичных театрах… Хотя «мы живем, компрене ву, в деревне…».
Он копировал ее интонации и голос необыкновенно смешно, но не угадал…
— Не совсем понимаю, какое несоответствие вы нашли между музыкой и движениями, — спокойно ответила она. — Давайте проверим под музыку…
Мой партнер совсем развеселился. Увидев, что там, где он начинает танец, прыгает на одной ножке Альфия, Анвер направился к ней тоже на одной ноге. Тогда я издали послала им с Альфиюшкой цирковой воздушный поцелуй.
— Хватит, хватит фокусничать! — заметив нашу пантомиму, сказала Анна Николаевна. — Давайте работать!