Роль
Шрифт:
Он прошел по техническому этажу, фиксируя в памяти коммуникации, мимо катушки лифтоподъемника с намотанными маслянистыми тросами, похожими на змей, поднялся на крышу. Внизу раскинулся город. Люди отсюда выглядели мелкими и медлительными, словно лобковые вши, которых при желании можно раздавить ногтем большого пальца. Левко набрал воздуха в грудь и почувствовал себя хозяином, ответственным за это обширное хозяйство, называемое миром. Левко открыл замок, зашел в будку, опоясанную внутри жестяными трубами вентиляции. Сдвинув толстую трубу, заглянул вниз, достал из кармана бечевку, привязав к ней камешек, принялся измерять глубину шахты.
Поддон с кирпичом покачивался на ветру, перетирая трос о бетонный бортик крыши. Левко стоял на краю, сматывая бечевку. Камешек он бросил вниз, и тот упал точно на середину дорожки.
Павлов забыл, когда последний раз занимался физическим трудом, и через несколько минут взопрел, рубашка пошла темными пятнами, руки саднило, пыль лезла в глаза и нос. Он скидывал старое сено с полка вниз, зло вонзая вилы в слежавшиеся пласты. На сеновал вошла соседка Люба. Была она полной, конопатой и очень доступной по причине переходного возраста. Редкие волосы ее неопределенного цвета были пострижены кокетливой челочкой.
– Да, чего ж вы так уродуетесь, Андрей Алексеевич?
– спросила она. Полегонечку надо, наметом. И вилы неправильно держите. Давайте, я покажу... Она подоткнула юбку, обнажив толстые белые ноги, стала подниматься по лесенке, глядя на Павлова горящими глазами. Когда она с вожделением облизнула губы, Павлов не выдержал, угрожающе поднял вилы.
– Уйди, - глухо сказал он. Люба отступила.
– Да, что вы, Андрей Алексеевич, я ведь не за этим. Просто, подсобить хотела.
– Убирайся, а то плохо будет, - пригрозил Павлов. Разочарованная женщина направилась к двери.
– Вечерять приходите. Нарочно для вас первачу нацедила.
– Она вышла. Он облегченно вздохнул, но дверь скрипнула снова. Он метнул вилы в сторону двери. Вошедший Широков с уважением взглянул на вонзившиеся в темные доски вилы.
– Это конкретно, - признал он.
– Что, так плохо?
– Не то слово, - сказал
– На всю округу ни одной приличной бабы. От самогона Любкиного тошнит. Забери меня отсюда, Сережа.
– Рано, Павлик. Потерпи.
– Ну, хоть девчонок приличных привези, что ли.
– Нельзя. Ты нищий актер, подрабатываешь у фермеров, откуда бы у тебя деньги на девчонок взялись? А если что, у тебя Любаша под боком. Павлов закатил глаза и застонал, словно от зубной боли.
– Шучу.
– Широков извлек из портфеля бутылку джина.
– Вот тебе гостинчик. Они сидели на сеновале, свесив ноги вниз, пили из граненых стаканов.
– Как дела у молодоженов?
– поинтересовался Павлов.
– Неважно. Я не предполагал, что у вас такие сложные отношения.
– Я же говорил, что она с ним не ляжет. Знаешь, Сережа, она очень верная. Широков взглянул на него с иронией.
– Блажен, кто верует. Странно, что ты совершенно не разбираешься в женщинах.
– В том-то и дело, что разбираюсь. Убьет, а не изменит. Она, ведь, любит меня. Широков язвительно улыбнулся.
– Может быть, и ты ее любишь? Павлов подумал.
– Может быть.
– Что-то тебе в лирику кинуло на лоне природы. О чем ты, вообще, говоришь? Он - это ты, иначе затея теряет смысл. В твоих интересах, чтобы у них были супружеские отношения. У нее пока не возникло сомнений, хотя он допускает жуткие проколы. Павлов сжал зубы.
– Все равно, если даже она не узнает, то почувствует. Широков поспешил сменить тему разговора.
– Зачем им сено? У них же нет коров.
– Для лошади, - объяснил Павлов.
– Они держат мерина - в распутицу очень удобно.
Подъезжая к дому, Широков заметил машину Илзе. Она ждала его в гостиной.
– Что-то случилось?
– спросил Широков.
– Почему ты здесь?
– Я не могу зайти в гости к старому другу?
– Почему же? Можешь. Только раньше ты этого никогда не делала.
– Он сел в кресло.
– Так что же, все-таки, произошло?
– Надо когда-то начинать.
– Она подошла к Широкову и уселась к нему на колени.
– Ты что?!
– опешил он. Илзе страстно, как в кино, приникла к его губам. Широков не мог отдышаться от жаркого поцелуя и удивления.
– Я тебе нравлюсь?
– спросила Илзе. Широков смешался.
– Как тебе сказать...
– Почему у тебя нет женщины, Широков?
– Откуда ты знаешь, что нет?
– Я никогда не видела рядом с тобой женщин.
– Может, у меня другая сексуальная ориентация. Она снова приникла к Широкову.
– Нет. Я бы это почувствовала.
– Позволь мне встать, - попросил Широков. Он спихнул ее с коленей и отошел в угол, налил себе из красивого графина.
– Так что тебе надо?
– А ты обещаешь сделать, что я попрошу?
– Сначала попроси.
– Убей Павлова, - попросила Илзе. Широков поперхнулся виски.
– Это же сейчас просто, - сказала Илзе.
– Все подумают, что убили из-за денег. Широков подошел к креслу.
– Погоди-ка...
– Он сел, попытался осмыслить услышанное.
– Ты хочешь, чтобы я убил твоего мужа и моего лучшего друга?
– Ну, да, - подтвердила Илзе.
– Если он умрет, я не буду претендовать на основной капитал. Все достанется тебе.
– Это здорово, - обрадовался Широков.
– Но как ты это себе представляешь? Нож, пистолет, яд? Что ты предпочитаешь?
– Зачем?
– искренне удивилась Илзе.
– Есть люди, которые это делают так, что никто не узнает.
– В самом деле?
– удивился Широков.
– Да.
– Ну, тогда, конечно, все в порядке. А почему ты обратилась ко мне?
– Я хотела к Егорову, но его убили, а больше мне не к кому. Я бы это сделала сама, но у меня не хватает духу. Значит, договорились?
– Есть одна маленькая проблема, девочка.
– Какая?
– Дело в том, что я не убиваю друзей. Илзе посмотрела на него и поняла вдруг, как глупо, как наивно было обращаться к Широкову с подобной просьбой. Но обида и ненависть жгли ей сердце, лишая разума. Она заплакала.
– Но что мне делать? Убить себя? Широкову стало не по себе.
– Упаси Бог, Илзе, успокойся. Этот безумный бред, я могу отнести сугубо на счет твоего психического, - он подобрал слово, - утомления. Езжай домой, отдохни. Может, все рассосется само собой.
– Не рассосется. Ты же понимаешь, Широков, так дальше продолжаться не может.
– Не понимаю.
– Понимаешь. Он ненавидит меня, совсем сбесился. Даже фашисты так изощренно, садистки не издевались над партизанами.
– Как?
– удивился Широков.
– Он играет Бетховена! Широков растерялся.
– Подумаешь, Бетховен.
– Пожалуйста, Широков, сделай что-нибудь! А я тебе тебе за это все, что ты хочешь, сделаю!
– Илзе упала на колени, напомнив ему даму под вуалью.
– Он погладил ее по голове.
– Этого не надо. Я, естественно, не могу тебе обещать, что сделаю то, что ты требуешь. Но я обещаю подумать...
– Подумай, Широков, пожалуйста!
– ... подумать, - продолжал Широков, - как исправить положение.
– Его можно исправить только одним способом.
– Я же сказал - обещаю подумать.
Далеко в глубине лифтовой шахты вспыхивала звезда электросварки. Рабочий в защитной маске сваривал на дне арматуру. Конструкция представляла собою решетку приваренными к ней остро заточенными стальными прутьями, остриями вверх. Рабочий снял маску. Острый клин света осветил лицо Левко.
На девять дней Червонцу устроили фуршет в "Вертепе". Бежин был грустен, соответственно событию, синяк под глазом был аккуратно запудрен. Вокруг ходили незнакомые люди, выпивали, закусывали, разговаривали и улыбались. Он разыскал среди них Илзе. Она обернулась, почувствовав его взгляд, нахмурилась, пытаясь разглядеть его издалека.
– Ты что такой хмурый?
– спросил Широков.
– Поминки, же. Вхожу в предлагаемые обстоятельства. Если надо, я даже заплакать могу.
– По лицу его покатились крупные слезы. Широков поморщился.
– Не надо системы Станиславского, здесь другие законы.
– Чему они радуются?
– спросил Бежин.
– Человек ведь умер.
– Не человек, а бизнесмен, - поправил Широков.
– С нашим братом это случается регулярно. Так что нет причины для безутешной скорби. Зато поминки - единственный повод свести людей, готовых в иных предлагаемых обстоятельствах перегрызть друг другу глотки.
– Можно не рыдать, - заметил Широков, - но зачем смеяться? Любой может оказаться на его месте.
– Вот они и радуются, что не оказались на его месте.
– Полный Беккет, - обозначил Бежин.
– Что?
– не расслышал Широков.
– Я говорю, полный привет. Театр абсурда. Внимание Бежина привлек невысокий мужчина в скромном костюме. Печальное выражение лица выделяло его среди веселой толпы.
– Кто это?
– спросил Бежин.
– Кажется из бюро доставки, - сказал Широков.
– Неживых развозит.
– Мертвых?
– удивился Бежин.
– Ну, да. Многие к концу поминок так наскорбятся, что за руль сесть не смогут. Вот он их и развозит по домам. Широков указал на отдельную группу людей, стоящих ближе к выходу.
– А вот и те, ради кого мы здесь.
– Надо подойти?
– Нет. Если они сами подойдут, поговоришь о погоде. А если нет, просто многозначительно кивнешь. Они тоже не заинтересованы афишировать сделку. Люди из группы одновременно, словно стадо коров, повернули головы в их сторону. Бежин важно кивнул. Удовлетворенно переглянувшись и перебросившись тайными словами они потянулись к выходу. Илзе снова оглянулась. Вокруг было много особ женского пола, но ошибиться она не могла - муж смотрел только на нее. Смотрел забытым взглядом с заботой и любовью, и фикса ни разу не блеснула. После ухода чужаков атмосфера сделалась еще более интимной. Послышался смех, появилась музыка. Пианист и кудрявый еврей-скрипач принялись было исполнять Шуберта, но их быстро поправили. Скрипач, пританцовывая, заиграл чисто блатную попсу, так любимую покойником. Бежин поглядел на Илзе.
– Я подойду к ней.
– К кому?
– не понял Широков.
– К Илзе.
– Зачем?
– удивился Широков.
– Она одна.
– Она привыкла. Впрочем, как хочешь. Бежин пошел к Илзе, но по дороге его перехватила знакомая дама. Сегодня она была без вуали, в легком канареечном платье.
– Привет, котик. Ты не забыл, что обещал мне конский кнут?
– спросила она, закатывая в вожделении глаза. Бежин растерялся.
– Тебе он больше не понадобится, крошка, - пришел на выручку Широков.
– Почему?
– У твоего ахалтекинца обнаружили сап, - серьезно объяснил Широков. Она разинула рот.
– Чего?
– Иди, иди, милая.
– Широков подтолкнул ее в спину.
– Я пришлю тебе ветеринара.
– Он обернулся к Илзе.
– Сап практически неизлечим.
– У лошадей тоже бывают неизлечимые болезни?
– удивилась Илзе.
– Строго говоря, можно попытаться спасти. Но проще пристрелить.
– Он распахнул объятья и двинулся навстречу входящему в клуб грузину. Ираклий, дорогой! Илзе и Бежин остались наедине. Стало понятно, что поминки удались. В центре зала заплясали лезгинку, которую так любил усопший. Остальные, сомкнувшись в круг хлопали в ладоши и подбадривали танцоров гортанными кавказскими возгласами. Бежин заботливо тронул Илзе за локоть.
– Устала? Губы Илзе скривила насмешливая улыбка.
– Ты так вдохновенно лжешь, Павлов, что я почти готова поверить.
– Я вру? Мы с тобой даже не разговаривали.
– Чтобы врать, совсем необязательно разговаривать.
– Илзе вздохнула.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– спросил Бежин.
– Нормально. А ты не заболел?
– Почему?
– Я не припомню, когда ты волновался о моем здоровье.
– Хочешь, уйдем отсюда? Илзе сняла очки, заглянула к нему в глаза.
– Это невозможно. Бежин не понял, что ответ предназначался не ему.
– Почему?
– Неприлично, - ответила ему Илзе.
– А плясать на поминках прилично?
– Вполне. Прилично также закатиться с поминок в бордель до утра. А уходить домой с собственной женой не принято.
– А мы потихонечку. Водителя и охрану беспокоить не будем, машина останется на месте. Никто не заметит.
– Ты это серьезно, Павлов?
– Илзе недоверчиво глядела на мужа.
– С чего это вдруг?
– Я тоже устал от скорби, - объяснил Бежин. Мэтр пристально следил за тем, как они выходят. Бежин подмигнул ему.
– Не говори никому, дядя Слава. Он сунул в руку старика сто баксов. Глаза у мэтра вылезли на лоб. Затем он запоздало
Сделав вид, что не заметил ухода Бежина без охраны, Широков вошел в кабинет Левана, набрал номер.
– Алло, шеф, это я. Похоже, твое затворничество заканчивается. Они ушли без охраны, Левушка не упустит такой возможности. Конечно, за ними следят. Нет, пока не напали, но я задницей чувствую - он где-то рядом. Левушка хитер, он может скрываться под любой личиной, но мы его обхитрили, он даже не заподозрит ловушки. Я даже не ожидал, что все получится так естественно. Они сбежали потихоньку, словно влюбленные, которым не терпится добраться до койки. Широков налил себе вина, с улыбкой пережидая тираду Павлова.
– Я не понимаю, что ты так разорался? Что за неуместная ревность? Во-первых, до койки они не дойдут. Во-вторых, если и дойдут, неизвестно, что там будет. Ты как будто забыл, что она не должна его разоблачить. Ты о себе думай, а не о них. Какая тебе разница, замочат ее или сначала трахнут? Что?
– не расслышал Широков.
– Пусть лучше сначала замочат? Ну, ты некрофил. Ну, ладно, будут новости, сообщу.
– Он положил трубку.
Левко в машине наблюдал за входом и был безмерно удивлен, когда из бара вышла его жертва с супругой без охраны. Бежин и Илзе направились прямо к нему.
– Слушай, брат, за какие такие безумные деньги ты довезешь нас до Серебряного Бора?
– весело спросил Бежин. Растерянный Левко молчал.
– Ну, не знаю...
– Не надо набивать цену, командир. Давай, напугай нас.
– Стольник, - наугад сказал Левко.
– Не напугал.
– Бежин открыл дверь, обернулся к Илзе.
– Садись.
Такая удача случается раз в сто лет, и предугадать ее не мог даже Левко. Он вел машину, обдумывая план убийства. Бежину хотелось обнять Илзе, но она сидела напряженная, выпрямив спину, словно ожидая от него обязательной подлости. Бежин не решился.
– Соболезную вам, - сказал Левко. Бежин перевел взгляд с Илзе на зеркало заднего вида.
– Ах, да...
– Мне довелось знавать Виктора Петровича, - сказал Левко.
– Правда, издалека, шапочно. Широкий был человек.
– Левко вспомнил, как охранники не могли прикрыть собою фигуру Червонца.
– Что за черт? Двигатель зачихал и заглох. Левко безуспешно, повертел ключ зажигания, вышел из машины, открыл капот. Бежин решился, наконец. Он обнял Илзе, поцеловал. Восторг и желание переполняли его, а ее губы были холодны. Она не сопротивлялась, но побелевшие пальцы вцепились в сиденье.
– Павлов, что произошло в командировке?
– спросила она.
– Ничего, - сказал Бежин.
– Неправда. Человек не может настолько измениться за неделю. Так не бывает. Бежин вздохнул.
– Я думал, ты не заметишь.
– Я заметила. Так что?
– Ничего особенного. Просто, я проснулся ночью от беспричинного страха.
– Страх смерти - один из признаков инфаркта, - сказала Илзе.
– Не думаю. У меня ничего не болело, кроме души. Было такое чувство, будто я, действительно, умер. И тогда я решил начать жизнь сначала. Илзе посмотрела насмешливо.
– С понедельника?
– Именно, - серьезно ответил Бежин.
– Купить новые тетрадки, обернуть учебники, на чистой странице вывести красивым почерком - первое сентября, классная работа... Бежин улыбнулся.
– Примерно, так.
– И поставить жирную кляксу, - заключила Илзе.
– Постараемся обойтись без клякс, - возразил Бежин. В салон заглянул Левко.
– Извините, ради Бога, вы мне не поможете? Там надо проводок подержать, а я попробую завести.
– Нет проблем, командир, - согласился Бежин.
– Конечно, помогу. Он вышел, Левко сел за руль.
– Ваше лицо мне кажется знакомым, - сказала Илзе.
– Возможно.
– Двигатель сразу завелся.
– Мне многие это говорят. Левко сдал назад, чтобы набрать скорость для смертельного удара, резко затормозил так, что Илзе вжало в сиденье.
– У меня среднестатистическое лицо. Он выжал педаль акселератора и рванулся на Бежина, но услышав завывание сирены затормозил, и машина оказалась в прежнем положении. Мотор заглох.
– Ну, ты даешь, командир, - удивился Бежин.
– Чуть не задавил. Справа, взвизгнув тормозами, остановилась патрульная машина. Из нее вышел Бибиков. На нем был бронежилет, шлем, на плече - автомат. Зрачок ствола глядел в лоб Левко. Вслед за Бибиковым из машины вышел старший в красивой форме.
– Анатолий Иванович Павлов, если не ошибаюсь?
– спросил он.
– Так меня зовут, - сказал Бежин. Старший приветливо улыбнулся.
– Наслышаны. У вас проблемы? Нужна помощь?
– Кажется, уже нет, - сказал Бежин. Бибиков взглянул на него, что-то припоминая. Бежину стало не по себе. Он открыл коробку сигар.
– Угощайтесь, ребята. Старший взял сигару, Бежин поднес ему спичку.
– А что? Приятная вещь...
– Старший закашлялся.
– Никогда таких не пробовал. Бибиков сигару не взял. Костяшки пальцев на рожке автомата побелели. Он в упор смотрел на Бежина, а ствол - ему в сердце.
– Ну, что, командир, поехали?
– заторопился Бежин. Левко повернул ключ зажигания. Мотор не заводился.
– Ну, так вы долго ехать будете. Садитесь к нам, довезем с ветерком. Старший с гордостью оглядел патрульный мерседес. Бежин избегал неумолимого взгляда Бибикова.
– Спасибо, офицер, мы лучше пешочком. Пойдем, милая. Сколько мы должны, командир?
– Ничего, - сиплым от волнения голосом ответил Левко.
– Я же вас не довез.
– Есть же еще на свете порядочные люди, - удивился Бежин. Илзе вышла из машины.
– А то, садитесь...
– настаивал старший.
– Ни к чему, - отказался Бежин.
– Нам тут рядышком. Они пошли прочь. Старший поглядел на Бибикова.
– Бибиков, что с тобой?
– Это он меня бил, - уверенно сказал Бибиков, глядя в спину Бежину.
– Ты охерел, Бибиков. Если бы он тебя бил - убил бы. Он и драться-то не умеет. Мафия, - уважительно заключил старший. Они сели в машину и уехали. Левко облегченно вздохнул, поблагодарив небеса за то, что они не позволили ему непривычной импровизации.
– Почему ты отказался поехать с милиционерами?
– спросила Илзе.
– Просто захотелось с тобой пройтись. Погода хорошая. Гляди, луна сегодня какая. А вон Венера. Это, между прочим, твоя планета. Илзе остановилась.
– Да, Павлов, видно, сильно у тебя сердце прихватило. Но я, действительно, очень устала. Надо было поехать.
– Извини, я полный идиот, - сказал Бежин. Как назло мимо не проезжало ни одной машины, только на противоположной стороне улицы стоял белый жигуль, а в нем сидели молодые ребята. Окно машины было открыто, из него поднимался табачный, а скорее всего, не только табачный, дым.
– Эй, мужики, - крикнул им Бежин.
– Довезите до Серебряного Бора. Водитель открыл дверь, лениво встал, оперся на крышу.
– Не-а, сказал он, - рассматривая Илзе.
– А что так? Я заплачу. Парень подумал.
– Не-а. Мы не драйверим.
– Да, ладно, - уговаривал Бежин.
– Нам очень доехать надо. Девушка устала.
Парень снова посмотрел на Илзе, наклонился к товарищам, советуясь. Пацаны говорят - пускай, - сообщил он.
– Только за деньги нам неохота. Давай, мы девчонку трахнем, потом поедем. Бежин не поверил ушам.
– Как?
– А что?
– удивился парень.
– Мы быстренько. Илзе передернула плечами.
– Да я тебя сейчас самого трахну, козел!
– Взбешенный Бежин направился к машине. Парень медленно нагнулся в салон.
– Не надо, Павлов!
– воскликнула Илзе. Когда парень выпрямился на руке его блестел кастет. Трое пассажиров тоже вышли. Новенькие шипастые кистеня жутко блестели на руках, и парням не терпелось опробовать их на незадачливом лохе. Водитель сплюнул.
– Че ты сказал, братан? За козла отвечать придется. Он ударил, но Бежин увернулся и в ответ ударил ногой с разворота. Парень схватился за голову, согнулся.
– Ой, мля, больно же! Бежину не хотелось испытывать на себе шипы кастетов, он держал дистанцию, убегая и уворачиваясь, работал ногами. Обкуренные парни не поспевали за ним, но все же, несколько скользящих ударов достигли цели. Из пробитой губы Бежина полилась кровь. За время драки Илзе не прервала крика, пронзительного, как милицейский свисток. Удовлетворившись успехом, ребята полезли в машину. Им надоело гоняться за вертким противником. Однако, Бежин не собирался отпускать их с миром. Заметив, что с машины сняты номера, и вычислить впоследствии ее будет невозможно, он принялся долбить ее ногами в надежде разбить лобовое стекло, или хотя бы помять крылья. Сверкая в свете фонарей, с жигуля полетели молдинги. Взбешенный водитель попытался наехать на Бежина, и почти прижал к стене, но тот буквально взлетел на карниз цоколя, и машина, помяв бампер, влепилась в стену. Бежин спрыгнул на капот, ударил по стеклу, и оно зазмеилось трещинами. Ребята снова вылезли из машины, карусель продолжилась. Одному из нападавших удалось приблизиться к Бежину на опасное расстояние. Чтобы избежать удара, Бежин схватил его за ноги, повалил.
– Отпусти, гад!
– истошно заорал испуганный парень.
– Глаз выдавлю! Бежин оседлал его, прижал к земле. Послышалась сирена. Бежин получил удар ногой по голове, но это был последний удар. Ребята сочли за благо скрыться в машине, оставив товарища на милость победителя. У места битвы затормозил знакомый мерседес. Жигуль скрылся в темноте. Бибиков выпустил вслед ему трассер.
– Живы?
– спросил старший.
– Помощь нужна?
– Ему.
– Бежин показал на парня. Из-под века у того сочилась струйка крови.
– Номер машины запомнили?
– Не было номеров. Старший взял рацию.
– Центр, здесь тринадцатый. Белые жигули...
– Он обернулся к Бежину.
– Какой модели?
– Шестой.
– Шестой модели в районе каменного моста. В угоне? Понял, отбой.
– Он выключил рацию.
– Уже ищут. Парень сел на земле, закрывая рукой лицо.
– Глаз, мой глаз, - плакал он. Старший подошел к нему.
– Убери руку, дай посмотрю. Руку, говорю, убери! Он отнял руку от лица пострадавшего.
– Серьезно. Нанесение тяжких телесных повреждений.
– Я не нарочно, - оправдывался Бежин.
– Он сам кричал, что глаз выдавит. А я даже не знал, что это можно. У них кастеты...
– Кастеты? Тогда другое дело - необходимая оборона. Где кастет?
– Не было кастетов, - выл парень. Действительно, кастет с его руки исчез, видимо он успел закинуть его в кусты.
– Если нет, тогда плохо.
– Старший поглядел на Бежина.
– Тогда превышение.
Бежин достал из бумажника деньги, протянул федералу.
– Ну, зачем? притворно смутился он, беря деньги.
– Я думаю, мы еще встретимся. Неизвестно откуда на остановке притормозил заблудившийся ночной троллейбус.
– Если встретимся, еще дам.
– Бежин схватил Илзе за руку, они залетели в дверь. Троллейбус скрылся за горбом каменного моста.
– А ты говоришь, драться не умеет, - сказал Бибиков.
– Точно, он меня бил.
Они ехали, словно влюбленная парочка в пустом троллейбусе.
– Сколько же мы не ездили на троллейбусе?
– вспоминала Илзе.
– Лет пять, наверное. Бежин едва не проговорился, что пользуется этим удобным видом транспорта ежедневно.
– Тебе не нравиться?
– Долгая у нас получается дорога домой, - сказала Илзе.
– И опасная.