Роман без конца. С чего начинается творчество
Шрифт:
К сожалению, я не отличался ранним развитием. В классе стоял одним из последних по росту, рядом с Кобзевым и Паляныцько. Переживали, что одноклассницы не воспринимают нас всерьез. У каждого имелась на примете своя, которая, хотелось бы, чтобы воспринимала.
Поделиться амурным секретом считалось высшим доверием. Со Стасиком Паляныцько мы сдружились, найдя много общего. Оба увлекались рыбалкой, имели родственников в городе Одессе (и моя мама, и его родители были родом оттуда), и еще мы с полуслова понимали шутки друг друга.
Стасику Паляныцько понравилась Ира Усвоева. Сама худенькая, однако, бюст уже – о-го-го! Больше сказать о ней было нечего. Училась так себе. Стасик был грамотным мальчиком, он читал Мопассана (к огорчению папы – вместо уроков), и его
– На все мои поползновения застегнет олимпийку под горло, стиснет замочек от молнии зубами, молчит и улыбается, сволочь! – жаловался он. – Глаза хитрые!
Я каждое утро заслушивал его отчеты о том, насколько далеко товарищ продвинулся в деле совращения малолетних накануне вечером. Его авторитет рос в моих глазах. Стасик решил позаботиться обо мне. На пару с Угловой они договорились устроить мою личную жизнь с ее подругой – Ирой Пантелеевой. Я знал, что нравлюсь той. Повелся было, чтобы не отставать от друга, однако, к сожалению, быстро охладел, а тискать девочку, не будучи в нее влюбленным, посчитал пустым занятием, поскольку тогда еще не выпивал. Хотел чего-то высокого! Получил, на свою голову.
Злую шутку сыграл со мной опыт пионерского лагеря, хоть там я и пережил свой звездный час. Понравился смелой девочке с раскосыми карими глазами, ее звали Ира Тофикова, стала приглашать меня на медленный танец на массовке (слова «дискотека» тогда еще не было), а я – ее. В ожидании вечера за всякими мероприятиями, организованными вожатыми, целый день издали улыбались с ней друг другу, обменивались записочками. У меня были свои «почтальоны» из числа приятелей, у нее – свои из числа подружек. «Почтальоны» тоже образовали между собой пары, по нашему примеру. Записки день ото дня становились все смелее: «Ира, можно сегодня ночью я тебя поцелую? Паша». – «Как хочешь. Ира». Приходилось, замирая от страха, прокрадываться в палату к спящим девочкам, чтобы, запечатлев на щечке поцелуй и не перепутав при этом кровати, пулей выскакивать обратно.
Не могу сказать, что Ира Тофикова как-то особенно мне нравилась, но волновала сама романтическая история. На прощальном вечере мы с Ирой и наши «почтальоны» сидели за отдельным столиком все вместе, но я, вопреки прежней оживленной переписке, теперь испытывал неловкость, поскольку не знал, о чем с Ирой говорить. Ее стало так много! Звучала медленная музыка, скорее хватался, как за спасительную соломинку, за возможность пригласить ее танцевать – это было делом привычным.
Но, то был пионерский лагерь, а тут – школа. Одноклассница. Зовут Ира Ершова. Она живет в соседнем доме, в приличной семье, мама – преподаватель университета, папа – научный работник какого-то НИИ. Иногда Иру демократически отпускают погулять во двор, к нашим «крикунам». В школе Ершова учится чуть лучше меня, как положено девочке, поскольку меньше времени уходит на безобразия. Она из тех, кого я приглашаю к себе на дни рождения, и сам бываю у нее. Такая улыбчивая, приветливая, воспитанная. Получше, чем «крикуны», одета. На это еще не сильно обращаешь внимания, но все же.
Две другие девочки нашего двора, Кошка – Светка Зиновьева, младшая сестра Зюзи, и, особенно, Заяц – Маринка Доденева, тоже наша с Ершовой одноклассница, серая троечница, они, вероятно, в душе Ершову ненавидят – и за одежду, и за приличную семью, и за хорошую учебу. Я же во дворе отличаю ее от босяков. Мне кажется, мы стоим с ней особняком, ближе друг к другу, но это я так считаю. Мне всякий раз приятно ее встретить во дворе, однако, если она не появляется, про нее не вспоминаю. В общем-то, во дворе она все равно инопланетянка. Редкая гостья, в отличие
Меня гораздо больше, с самого детства и почти до окончания школы, развлекают не книжные, а собственные выдуманные истории, случающиеся с героями, вылепленными мной из пластилина, нарисованными либо просто воображаемыми. К игрушкам подхожу избирательно, не всякая вдохновит. Но иной раз, видя какую-то безделушку в чужих руках, загораюсь диким желанием завладеть ею – выклянчить в подарок, купить, обменять, как угодно! Ведь теперешний владелец не понимает, какое богатство держит в руках. А как игрушка «оживет» у меня! Щелкунчик отдыхает… Тем более – живность! Как-то раз увидел на пляже у мальчишек зеленую змейку, которую идентифицировал как водяного ужа. Науськал маму, чтобы выкупила змею у пацанов – что они в змеях понимают? Получилось, мой жар передался маме. Так счастлив был, что даже написал про своего ужонка рассказ, фантазируя про его жизнь на берегу водоема: как он плавает среди кувшинок, охотится на лягушек, хватает рыбу. Нарисовал к своему рассказу картинки…
Но, возвращаюсь к Ершовой. Однажды моя мама, придя из своей парикмахерской, рассказала о новой прическе под названием «Сессон», которую осваивают мастера, показала стриженые головы на фото. Ну, осваивают и осваивают, мне-то что? В одно ухо влетело, в другое вылетело. И вдруг в школе вижу Ершову в новом облике, без обычных косичек. Ее светлые волосы по-модному пострижены. Догадываюсь, что это и есть тот самый «Сэссон». Еще, юбка на ее школьной форме сделалась короткой, как у фигуристки на льду в телевизоре, или как у «звезд» нашего класса – тех девушек, что выглядят постарше остальных, и, как мы с Паляныцько и Кобзевым считаем, не воспринимают нас всерьез. Поднимаясь по лестнице, девушки в своих коротких юбках стараются идти как бы немного боком, прикрываясь портфелем от прыщавых дежурных по школе, сидящих на низком подоконнике лестничной клетки и пялящихся.
Я стал безотчетно задерживать взгляд на Ершовой. Нет, не когда был дежурным, да и с лицом, слава богу, у меня было все в порядке, – в классе, если попадалась на глаза. Дальше зачем-то принялся специально отыскивать ее глазами. Отчего-то радоваться, когда она входила в класс, и скучать, если ее не было в школе. Ее вызывали к доске – пользовался возможностью не украдкой, а «легально» глядеть на нее. В какой-то момент, не сразу, поскольку такое случилось впервые, вдруг догадался, что означает мое помешательство. От осознания сделалось сладко на душе. Еще приятнее, чем пока бродил в потемках. Однако «помешательство» прогрессировало. Я старался поймать ее ответный взгляд. Ликовал в душе, если казалось, что поймал, и впадал в уныние, когда считал, что она на меня и не глядит. На классном вечере игра в «Ручеек» приобрела особый смысл, – кого выберет она? Кого пригласит на белый танец?
На дне рождения Ершова-именинница в роли Садовника начинает игру:
– Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… Ландыша.
(Ландыш – это я!!!)
– Ой! – восклицаю.
– Что с тобой?
– Влюблен!
– В кого?
– В Садовника!..
«Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет?»
Долго так продолжаться не могло, хотелось уже определенности! Открылся Стасику, что Ершова сводит с ума. Додумался до того, чтобы написать ей записку, совершить признание. Опыт пионерского лагеря! Но, там все было несерьезно, нестрашно и взаимно, а здесь…