Роман без последней страницы
Шрифт:
Как стемнело, Мария Саввична затопила баню по-черному, пока разводила – двери открыты. Выгребла из печки золу, бросила в чугун с кипятком – вот тебе щелок. Им мылись, им и стирали.
Когда Манька разделась, тетка спросила:
– Нагуляла или от мужа?
– Нагуляла, – сказала она, потупив глаза.
– Сюда отправила мать?
Маня кивнула.
Мария Саввична помыла ей голову щелоком. Одежду постирали и бросили жарить на горячие камни, чтобы вывести вшей.
В хате тетка надела на нее свою последнюю, старенькую
– Мамань, – спросила старшая дочка. – Манечка к нам пришла насовсем?
– Тебе какая печаль, – сказала ей тетка. – Постелю в кухне за печкой, там будет спать.
Конфеты Мария Саввична поровну разделила. Себе не взяла ни одной, зато Манечку не обидела, и ей и девочкам досталось по три подушечки. Вывалила в сковороду вареной картошки, не для того, чтобы жарить, жарить-то не на чем, просто в хозяйстве не имелось другой посуды. Набросала в воду луку и соли, совсем как колбинская старуха.
Потом все ели картошку и по очереди черпали похлебку с соленым луком.
Перед сном тетка полезла в сундук и достала оттуда платье из ситчика. Юбка татьянкой, по синему полю – цветы. Рукавчик – три четверти, воротник хомутом.
– На-ко примерь…
– Это мне? – Маньке не верилось, что за просто так можно получить платье невиданной красоты.
– Мне уже его не носить. – Мария Саввична поглядела на торчащий Манькин живот. – Оно и ты уж не девка, но все – помоложе. Юбка широкая, накроешь сверху живот. Утром пойду в контору. Устрою тебя на работу. Что ребеночка нагуляла, особенно не рассказывай. Говори, что от мужа, иначе бабоньки заклюют. Карточки на продукты тебе предоставят, как-нибудь проживем. А там, гляди, и паспорт получишь. В колхозе-то паспортов не дают.
– Зачем он мне, – тихо сказала Манечка.
– Война кончится – в город уедешь.
– Куда мне в город с дитем…
Тетка бросила на лавку тулуп, сверху положила подушку.
– Своей фуфайкой накроешься. – Она задула на припечке лучину. – Спи. Завтра, может, на работу пойдешь.
Манечка легла, накрылась фуфаечкой, и ей стало так хорошо, как уже давно не бывало.
Глава 28
Типун на язык
Дайнека вместе с Сергеем спустилась на лестничную площадку второго этажа, где никого не было.
– Я твердо уверена, что в ту ночь с Полежаевой был Родионов, – сказала она.
– Значит, ты его видела?
– Сначала мне показалось, что все очень глупо.
– Почему? – спросил у нее Сергей.
– Мне показалось, что он остановился на втором этаже и что-то выпил.
– И что в этом глупого?
– Как ты не понимаешь… Убить Полежаеву, сбежать вниз по лестнице и вдруг остановиться, чтобы попить кефиру.
– Или хлебнуть коньяка, – вставил Сергей.
Но Дайнека не поддержала его версию.
– Все равно – глупо. В такие
– А что это значит?
– Что именно? – удивилась она.
– Ну, про ноги… Ты сейчас сказала про ноги.
– Это поговорка такая. Неужели не слышал?
Сергей помотал головой.
– Никогда.
– Моя бабушка так говорит. Дай Бог ноги – это значит, нужно бежать как можно быстрей.
– А-а-а… – протянул он, – я бы в такой ситуации точно побежал.
– Вот видишь, а он будто бы что-то выпил.
– Ну, а Родионов при чем?
Дайнека зябко поежилась.
– Сегодня утром, когда ты ко мне зашел, потом появился он, повернулся спиной, поднял руку и поправил очки. При этом он как-то по-особенному закинул назад голову. – Она показала, как именно. – В меня будто бы из ружья выстрелили…
– Типун тебе на язык.
Дайнека задумалась.
– А что такое типун?
– Теперь ты!
– Да нет, что такое типун на язык – это я знаю. Так говорят, чтоб сказанное не сбылось. Но что такое этот типун?
– Прыщ на кончике языка.
– Ну вот, – улыбнулась Дайнека. – Взаимно образовались.
– Что насчет Родионова? – напомнил Сергей.
– Я увидела, как он закинул голову, и точно поняла, что ночью здесь был именно он. Конечно, он не пил, а просто поправил очки. Ведь даже если очень спешишь, очки все равно поправишь, иначе они свалятся. Он и поправил.
– Ну заметила, ну опознала, зачем снова на съемочную площадку явилась?
– Хотелось понаблюдать, проверить себя.
– Понаблюдала?
Она утвердительно кивнула.
– Я же сказала: теперь совершенно уверена. Это был Родионов.
– Да, – Сергей потер подбородок.
– Не вздумай сомневаться, – Дайнека предостерегающе нахмурила брови.
– А я и не сомневаюсь, просто соображаю: могла Полежаева с ним замутить или нет.
– И что?
– Думаю, что могла. – Взглянув на Дайнеку, он поспешил объяснить: – Понимаешь, от директора съемочной группы многое зависит. Например, если не успели снять эпизод или нужно его переснять, актрисе приходится задержаться. И только директор может решить вопрос сверхурочной оплаты.
– Не совсем понимаю.
– Актеру платят за съемочный день. И этот день имеет оговоренную продолжительность. Вот он актер – снимайте, а если не успели, это ваши проблемы. Только ведь на съемках бывает всякое… Скажем, костюмы не подвезли или сняли, но плохо.
– Ну, если плохо, сам актер виноват, – вступила она.
Сергей ее оборвал.
– Короче! Испортить мог кто-то другой. Актеров в эпизоде бывает много, и переснимать нужно всех.
– Теперь поняла.
– Обычно все соглашаются. Но такие звезды, как Лида, требуют сверхурочной оплаты. Тут появляется Родионов, и только от него зависит: согласится или не согласится продюсер или инвестор платить сверхурочные.