Роман без последней страницы
Шрифт:
– Голову ему задурила, позарилась на зерно.
– Петруша поверил, что Манечка в деревню вернется?
– Хохлиха пообещала. Воск в воду лила, молитвы читала. Потом, чтобы задобрить его, сказала, что на обидчика Маниного, того, кто ее обрюхатил и Митю погубил, навела страшную порчу. Тут Петруша за горло ее схватил и пообещал, что удавит, если она не скажет ему, кто тот человек.
– Сказала?
– Сказала. Петруша вмиг ее отпустил, и как был в рубашке, штанах, босиком – выбежал из избы. Утром она его
– Сам туда прыгнул?
– Как сам… Хохлиха все видела, за ним побежала.
– Значит, его убили? Кто это сделал? Она рассказала?
– Как не сказать… В подпол-то лезть не хотела.
– Кто? – спросила Дайнека.
– Книжку читала, а не поняла? – прищурился Прохор Федотович.
– Да там все с ног на голову поставлено, разве поймешь? – возмутилась Дайнека.
В этот момент в разговор вступил Вячеслав Алексеевич. Он тихо спросил:
– Это сделал председатель Савицкий?
Старик внимательно на него посмотрел:
– Как догадался? Я ведь и сам было поверил, что кто-то из Покосного приезжал. Все в деревне так думали.
Дайнека возмутилась:
– Такого не может быть! – Она развернулась к отцу. – Ты же сам писал сочинение про его светлый образ…
– В романе все с ног на голову поставлено, что ж теперь удивляться, – напомнил ей отец.
– Я потом с многими говорил, – продолжил старик. – Он ведь, паршивец, что делал… К примеру, нужно какой бабенке коня, чтобы дров из лесу привезти. Она идет к нему с утра на конюшню. Он ей условие – ты мне дашь, и я тебе дам. Вся деревня об этом знала: как дал бабе коня, значит, та с председателем ночевала. К бабам домой сам приходил. Как у какой загулял, ей яйца, курей, сметану с фермы несут. Так гужевался… Что хотел, то и делал, пока мужики на войне воевали.
– Н-да… – проронил отец. – Женщин понять можно. Как их упрекнуть? В конечном счете речь шла о выживании детей. Не привезет из лесу дров – дети замерзнут. Зерна не привезет – с голода перемрут.
– И это понятно, – Прохор Федотович закивал. – Мужики на фронт уходили, что говорили? Детей береги! Вот и берегли как могли… А когда мужики с войны приходить стали, вот тут и началось. Детей понародилась целая куча, и все беленькие да крепкие – вылитый председатель. Баб тех смертным боем били.
– А председателя?
– Кто же его побьет? Он – начальство. Однако же и он испугался, собрался из деревни бежать.
Дайнека сосредоточенно смотрела перед собой.
– Стало быть, Митю Ренкса зарубил председатель?
– Хохлиха его видела в бане, в окно, а людям сказать побоялась.
– Откуда Митя узнал, что Манечка беременна от Савицкого?
– Думаю, она сама ему перед свадьбой сказала. Честная была, врать не умела. – Старик улыбнулся, и морщинки у глаз сомкнулись светлыми лучиками.
– Какая она была? – спросила Дайнека.
Прохор
– Добрая была… Красивая… Светлая… Всем улыбалась. Жизнь – горше редьки, а она светится, будто бы изнутри.
– Он ее изнасиловал, – убежденно заявила Дайнека. – Я уверена.
– Этого ты знать не можешь, – поправил ее отец.
– Могу, – упрямо возразила она. – Сама Манечка с ним не могла.
– Сама не могла, – подтвердил Прохор Федотович. – Я Манечку понимал. Сама не могла.
– Значит, он все-таки ушел от ответственности, – в голосе Вячеслава Алексеевича послышалось недовольство. – Значит, сбежал.
– Кто сказал? – Старик опустил голову. – Никуда не сбежал. Я его в Покосном дождался, когда он в контору приехал. Увез в лес и там задавил.
– Что значит задавил? – Дайнека уставилась на него, не понимая, о чем идет речь.
– Взял удавку, – Прохор усмехнулся, – рука-то одна. Накинул и удавил.
– Убили?
Старик поднял глаза.
– Убил. Теперь могу рассказать. Жизнь прожита.
– Вот как… – проронил Вячеслав Алексеевич и встал на ноги. – Если все – мы поедем. Нам еще в Москву возвращаться.
– Подожди, – попросила Дайнека. – Хочу спросить одну вещь… – Она снова обратилась к Исаеву: – Сын Манечки и сын Верки Ехременковой родные братья?
Старик кивнул.
– И еще… Кто, по-вашему, написал тот роман?
– И думать нечего: брат ее, Ленька. Он ко мне приезжал, Маню разыскивал, расспрашивал, у других узнавал. Все записывал.
– Ясно, – Дайнека тоже встала со стула, обняла старика и с чувством сказала:
– Живите долго, Прохор Федотыч.
Глава 50
Разоблачение
Когда выехали в Москву из деревни, было уже темно. Впереди – более двухсот километров плохой дороги. Дайнека спросила:
– Ты как?
– Не волнуйся, доедем, – сказал отец. – У тебя в сумке звонит телефон.
Дайнека вынула его, ответила:
– Слушаю, – и, зажав трубку, прошептала: – Это Светлана.
Больше ничего не сказала. Вячеслав Алексеевич не отрывал глаз от дороги, поэтому не заметил, как изменилось ее лицо. Наконец, она засунула трубку в сумку.
– Папа, они опять были в нашей квартире…
– Кто? – не понял Вячеслав Алексеевич.
– Те люди. Трое мужчин.
– С чего ты взяла?
– Светлана видела их из окна.
Отец не сдержался:
– Они что? Идиоты?!
Дайнека не поняла: то ли он испугался, то ли был раздражен.
– В каком это смысле?
– Только идиоты приходят в чужую квартиру и расхаживают по ней при включенном свете и раздвинутых шторах.
– Когда в ночь убийства они явились к Тихонову, один из них сразу прошел к окну и зашторил его.