Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Червакова Ирина Михайловна

Алька шипел на меня, я отмахивался:

— Попробуй сам удержи!

Потом Таня неожиданно исчезла. Детдомовские ребята сказали, что у нее нашелся отец и она уехала в Измаил. Я перестал ходить на баскетбольную площадку, без Тани игра потеряла всякий интерес. Вернулась она через полгода: то ли не ужилась с отцом, то ли не могла жить без детдома.

У директора Таня была любимицей, и он, хоти уже не было мест, взял ее обратно. Она вновь, как это бывало и раньше, приходила с подругами на площадку, но уже не играла,

только смотрела. Все они были в одинаковых платьях, но я сразу же отличал ее от других. Она сильно изменилась, обрезала косы и Уже не казалась угловатой, как раньше.

У детдомовцев был свой клуб, но в кино они чаще ходили к нам. Обратно мы шли всей гурьбой. Почему-то всегда получалось, что мы провожали Таню вдвоем с Алькой.

Я попытался представить, какой она стала сейчас, но ничего не получилось — прошло-то уже больше трех лет. Увидев покрашенные, как и прежде, синей краской ворота детдома, а за ним серое приземистое здание жилого корпуса, я вспомнил нашу последнюю встречу.

Дня за два до отъезда в летное училище мы договорились с Таней, что я зайду к ней попрощаться.

По дороге в детдом я встретил Альку Серикова, он затащил меня к себе домой. Там уже сидели другие ребята. Напрасно я пытался объяснить, что мне нужно идти к Тане.

— Ничего, подождет, — тараторил Алька. — С друзьями проститься — святое дело.

Вечером всей артелью они пошли провожать меня, но в детдом нас не пустили, было уже поздно. Однако это нас не остановило, мы перелезли через забор, стали барабанить в двери корпуса, где жила Таня. Из окон выглянули любопытные, подняв крик, от ворот бежала сторожиха.

— Жених к Таньке пришел, — высунувшись из форточки, объяснял кому-то большеголовый мальчишка. Вышел директор, молча выслушал меня, позвал Таню.

Не знаю, что творилось у нее на душе, ей было стыдно, она с какой-то растерянностью и болью смотрела на меня. Я что-то пытался объяснить, не помню что, наконец она тихо сказала:

— Уходи. Тебе с ними лучше. И не надо мне писать.

— Ну как знаешь, — неестественно рассмеялся я и пошел прочь.

— Жених и невеста поехали по тесто, тесто упало, невеста пропала! — заорал мне вслед мальчишка.

Кто-то из парней схватил палку, запустил ее в мальчишку. Зазвенели разбитые стекла. Что тут началось! Из всех дверей высыпали детдомовские парни, началась потасовка. Нас выгнали за ворота.

На другой день мы с Алькой раздобыли стекло, принесли в детдом. Стекло взяли, но нас туда не пустили. Лопнула последняя надежда увидеться, объясниться с Таней.

Я так и не написал ей письмо. Поначалу мешал стыд, потом уже было неловко, думал: приеду в отпуск, встречу, объясню все. Но через полгода я приехал домой, мне сказали, что Тани уже нет в детдоме, она уехала куда-то учиться.

Детдом был обсажен тополями, на них белый, точно шерстяная пряжа, куржак, казалось,

деревья вычесали его из облаков.

Посредине деревянное двухэтажное здание. Рядом, словно воробьи вокруг скворечника, примостились небольшие домики. Парадное крыльцо у здания присыпано снегом. Я обошел вокруг, нашел еще одну дверь, к ней вела узенькая подметенная дорожка. В помещении тепло, утробно гудела печь. Рядом с печкой на корточках сидел истопник и сметал угольные крошки в совок. На стенках в коридоре висели портреты воспитанников; их было так много, казалось, они собрались погреться из всех комнат.

— Где директор? — спросил я.

— Нет его, контора закрыта, — простуженно сказал истопник, разгибая спину. — Вы, наверное, выступать приехали, так именины вечером будут.

Из соседней комнаты выглянул конопатый мальчишка, покрутил головой:

— Ребята, к нам летчик пришел! — закричал он, и тотчас из комнаты, точно цыплята из курятника, высыпали ребятишки, окружили меня. Мальчишка поначалу тоже бросился за ними, но неожиданно испуганно попятился и скрылся в комнате. «Что это он?» — недоуменно подумал я.

И тут, совсем неожиданно, следом за ребятишками вышла Таня Гребеножко, почти не изменившаяся, все с той же короткой стрижкой. Она растерянно посмотрела на меня, но уже в следующую секунду улыбнулась знакомой улыбкой, отдала кому-то из девчонок мяч, быстро провела рукой по волосам.

Мне стало жарко, точно истопник разом открыл у печек все дверцы.

— Команде детдома наш привет, — шутливо поднял я руку.

Она поморщила лоб, удивленно подняла брови:

— Как ты здесь очутился? Сюда ведь не пускают.

— На этот раз пустили.

Я покосился на истопника, он как ни в чем не бывало поднял ведро и пошел к другой печи.

— Значит, ты здесь работаешь? — не зная, с чего начать разговор, спросил я.

— Уже полгода. Окончила педучилище и попросилась сюда.

— А я думал, больше не увижу тебя.

Таня засмеялась и отошла к окну. К ней подбежала маленькая, восьми лет, девочка, ухватилась за руку:

— А мой папка на Севере, — сообщила она, поглядывая на меня острыми глазенками. — Он тоже на самолете летает, только я его никогда не видела. — Она совсем по-детски вздохнула.

— Ребята, давайте в группу, — сказала Таня.

Ребятишки потянулись обратно в комнату. Самые любопытные еще долго выглядывали, хлопали дверью. Из-за белых тополей выползло солнце. Резко и ярко упал в коридорчик свет. Посветлел и будто бы улыбнулся с портрета Макаренко.

— Таня, где найти мне директора?

— Павел Григорьевич уехал к шефам, — быстро, точно ожидала этого вопроса, ответила она. — Завтра у нас именины. Мы их устраиваем четыре раза в год. — Таня повернулась ко мне, посмотрела пристально — Что, не хочешь ребятишек у нас оставлять?