Роман межгорья
Шрифт:
Чайхана была переполнена дехканами. Кто-то принес дутар или, может быть, чайханщик достал свой. Среди шума и крика, стоявшего здесь, бренчали струны то в одних, то в других руках. И вот в такое время в чайхану зашли несколько веселых молодых людей. Саид-Али вошел последним и поздоровался с присутствующими.
Дутары умолкли, дехкане зашевелились, стали перешептываться между собой. Чайханщик зажег еще два огромных светильника. Для гостей освободили ковер и подали им кок-чай, сухой виноград и две лепешки.
— Нас принимают здесь, как знаменитых путешественников, —
Разговор завязался сразу. Саид спросил у дехкан о предполагаемом урожае хлопка. Сравнивали его с урожаями прежних лет. Но чувствовалось, что к основной теме разговора еще не приступили. Весть о том, что Саид-Али ЛАухтаров со своими техниками находится в чайхане Сатык-бая, неизвестно какими путями дошла и в другие чайханы. Техники будто бы рассказывают о том, что «…государство будет забирать у дехкан урожай хлопка и заплатит за него не деньгами, а папиросами с засушенным изюмом и каменным углем». Новость, что и говорить, интересная! К чайхане Сатык-бая торопились дехкане и были рады, что не прозевали, пришли вовремя. Беседа пока что велась об урожае с одного танапа, о площади посевов хлопка у среднего хозяина, о количестве поливов в этом году. К Саиду подсел очень угрюмый дехканин. Левый глаз у него вытек, и, когда он глядел на Саида и на техников одним здоровым глазом, тот напрягался вдвойне, и это придавало лицу злое выражение. Одноглазый больше молчал и слушал.
К толпе подошел Исенджан. Собственно, он не подошел, а скорее подполз, как уж, спрятался в самый темный и тесный уголок. Если бы в этот самый уголок не так внимательно смотрел Саид-Али, то Исенджана никто бы и не заметил в толпе.
Как раз в эту минуту одноглазый угрюмый дехканин вмешался в беседу.
— Уртак Саид-Али? — спросил он. — Я пришел сюда из Гурум-Сарая. Наша беднота прослышала, что мулла Хамза Хаким-заде Ниязи в Шахимардане говорил о том, будто… государство собирается оросить новые земли?
Тотчас же аксакалы, сидевшие в полутемном углу, зашевелились. Меланхоличный Исенджан вдруг оживился.
— Что? Оросить новые земли? Ложь! Выдумки…
— Почему выдумки? — удивленно спросил Саид. Все это произошло неожиданно. Гурум-сараец задал вопрос о Голодной степи, и Саид-Али, обрадовавшись этому, собирался воспользоваться случаем и поговорить с дехканами об орошении Голодной степи. Кишлачный совет почему-то отказался поставить информацию Саида на общем собрании, ссылаясь на необходимость проведения неотложных государственных кампаний.
Но почему этот вопрос так взволновал дехкан? Они стали подниматься с ковров, потом поодиночке, а то и группами начали уходить из чайханы. Удивленный Саид следил глазами то за одним, то за другим дехканином. Он заметил, что Исенджан шнырял между дехканами, и после этого большинство из них покорно оставляло чайхану.
— Нет, это не выдумка, а правда, товарищ из Гурум-Сарая. Я инженер, а это вот мои пока что немногочисленные помощники. Мы будем строить большую ирригационную систему, которая водами Кзыл-су оросит Голодную степь.
— Оросит Голодную степь?
— Да, оросит Голодную степь!
На коврах в чайхане остались лишь техники из группы Саида и одноглазый угрюмый дехканин из Гурум-Сарая. Оглянувшись, он невесело улыбнулся.
— Страшное это дело, уртак Саид-Али. Людям трудно понять это своей головой. Вот видите, их точно ветром унесло. В Гурум-Сарае меня похвалялись побить за это… Я ходил в Шахимардан к Хамзе… Я и в Чадак пришел, чтобы… правду узнать, да она такая… страшная!
Саид-Али сидел, пораженный таким финалом беседы, и пытался понять, что же произошло. Вначале подняли крик о том, что это ложь, выдумка, а потом вовсе ушли. То ли они не захотели слушать его объяснений, то ли испугались чьих-то угроз? Только вот этот один, пришедший сюда из другого кишлака искать правду, сидит и ждет. Ну, что же: большевики — люди терпеливые. Для первого раза побеседуем с одним дехканином.
— Вы бедняк?
— Да, кошчи-дехканин. Осенью работаю грузчиком на хлопкоочистительном заводе в Асаке.
Саид немного помолчал, разглядывая гурум-сарайца. Затем поднялся с ковра и подошел ближе к нему.
— Давайте познакомимся. Я вам сказал, кто я, вы знаете мою фамилию.
— А моя — Каримбаев Ахмет.
Они пожали друг другу руки. Мухтаров сел рядом с Каримбаевым, налил ему в свою пиалу чая.
— Это дело воистину страшное кое для кого, но не для нас. Самое страшное позади. Мы завоевали власть, а это было куда сложнее. Вы, товарищ, воевали?
— Воевал. Под Ходжентом мне выжгли глаз на допросе… Во время разведки я попал к ним в руки, требовали, чтоб я сказал им, где большевики. Красные подоспели, и я остался живым, хотя и с одним глазом…
Саид еще раз пожал руку Каримбаева и предложил ему:
— Нам нужны люди, товарищ Каримбаев. Приходите к нам на строительство. Нам уже сейчас не хватает людей.
— Но я неграмотный, какую же работу вы мне дадите?
— Работу?.. Товарищ Лодыженко! Какую ему дать работу?
— Нам на первое время нужен рассыльный, а потом будет видно.
Поздно вечером они покинули чайхану. Саид-Али всячески уговаривал Каримбаева пойти спать к нему, но тот пошел с Лодыженко в помещение технической экспедиции. Каримбаев сам знал плохо русский язык, но обещал научить Лодыженко говорить по-узбекски.
Сегодня был торжественный день для Саида. Но из его головы не выходил старый аксакал, усердно шнырявший среди дехкан в чайхане, уговаривая их уходить.
XXII
Любови Прохоровне в эти дни пребывания в Чадаке пришелся по вкусу научный труд ее Женечки. Он властно приковал Евгения Викторовича к рабочему столу, и Любочка получила полную свободу…
Каждое утро по горным долинам стлался густой туман, и каждую ночь мерцали звезды в далеком, безграничном небе. Каждый день Любовь Прохоровна приходила к шумным водопадам Чадак-сая искать желанной встречи, и туда же торопился Саид-Али, приезжая в Чадак.