Роман о камне
Шрифт:
— Пойдемте танцевать! — пригласил он, понимая, что там сможет, будет иметь право, дотронуться до нее, — О, нет, — улыбаясь ответила она. — Я не умею.
— Я вас научу. Это очень просто.
— Нет, я, правда, не умею.
— Пойдемте, пойдемте.
Он схватил ее за руку и потащил на площадку, где уже танцевало множество разных пар. Сумка осталась висеть на стуле.
Ральф сидел уже под соседним столиком у толстых ног коровы, которая взгромоздилась на стул напротив седого мужика. Она все время переставляла свои колоды, то и дело грозя зацепить ими бедного Ральфа, От ног ее дурно пахло, и толстяк
Полная мулатка в блестящем черном платье с удовольствием поглощала цыпленка с рисом! благополучно расправившись с «локро де чоклос» note 12 , тамалем note 13 , и сан-кочо [Сан-кочо
— салат из молодых овощей с мясом.]. Она опрокинула уже пару бокальчиков «чичи» [Чича — маисовая водка.], и рука, утиравшая салфеткой жир с подбородка, вела себя как-то не совсем послушно. Праздник… Пальцы разжались почему-то не над столом, а чуть правее, и салфетка упала прямо на протянутую к сумке руку Ральфа.
Note12
"Локро де чоклос» — своеобразный острый картофель и маисовый суп.
Note13
Тамаль — пирог со сложной мясо-овощной начинкой.
Он, растерявшись на мгновение, выпученными глазами смотрел на повисшую на его вытянутой руке белую тряпку, а когда опомнился, было уже поздно. Тучное тело нависло над ним, как скала, заслонив собой все вокруг. Мощный бюст почти касался растерянного лица толстяка, и он, стараясь отодвинуться как можно дальше, тихо пролепетал:
— Я шляпу уронил.
— Ах ты, дерьмо собачье, козел вонючий! Кабан кастрированный! Ты будешь заглядывать под юбку честной женщине!!! — из мощной глотки вырвался рев, похожий на рев американского буйвола.
Огромная лапа опустилась на загривок и рванула несчастного толстяка из-под стола. Стол опрокинулся, звеня тарелками и бокалами. Ральф почти вылетел оттуда, тараща перепуганные глаза и ничего не видя. Вторая рука подхватила шляпу и, зажав ее в огромном кулаке, месила и месила по плечам, голове, шее. Слоновы ноги лягали его, не забывая при этом передвигаться в направлении арки.
Ральф сжался, повиснув на руке слонихи.
Она орала так, что на них смотрел весь зал. Кроме Джоан и Джека, которые танцевали в центре, никого не видя и не слыша ничего, кроме музыки. Наконец, разъяренная женщина дотащила Ральфа до балкона и, прислонив спиной к перилам измученное тело коротышки, стала месить уже его лицо, продолжая извергать фонтан брани.
— Успокойтесь, сеньора, — бросился к ним огромный негр в белой форменной тужурке и с салфеткой в руке, пытаясь предотвратить убийство.
— Что? — кувалда развернулась в другую сторону, и оглушенный официант, получив свою порцию, упал на руки товарищей, стоявших группой футах в пятнадцати от них.
— Убирайся отсюда, урод! И чтобы духу твоего здесь больше
Слониха, пыхтя, вернулась на место. Еще долго из-за столика доносились возмущенные вопли о проклятых недоносках, от которых совсем не стало житья.
А будьте вы все прокляты со своим «Эль-Корозоном» стонал измочаленный Ральф, еле волоча ноги по дороге к «фольксвагену», мечтая пережить ночь, а на рассвете убраться домой, и будь что будет.
Как жаль, что сейчас здесь нет Айро! Уж он бы свернул шею этому ублюдку.
А город продолжал веселиться, Мальчишки с бенгальскими огнями, осыпая серебряными искрами пеструю толпу танцующих, сновали по площадке, увешанной воздушными шарами, светящимися фонариками, пестрыми флагами, гирляндами из цветов и листьев. Вертелись карусели, чертово колесо сверкало иллюминацией.
Атмосфера чувственности, непобедимая потребность веселиться, кричать, двигаться, прикасаться друг к другу царили здесь, опьяняя, захватывая все и унося в, поднебесье.
Любовные отношения вспыхивали мгновенно и неудержимо, но это не смущало никого, кроме стариков, чья воркотня воспринималась, как зависть людей, уже не способных развлекаться.
Оркестр гремел, заглушая шуршание недовольных, и вихрь широких юбок, ковбойских костюмов, невообразимых нарядов захватывал каждого, кто приближался к помосту для танцев.
Вот сюда-то, в этот круговорот, и попала Джоан, увлекаемая твердой рукой Джека.
Гремела зажигательная румба, и он, обняв ее за талию, закружил, завертел тело партнерши, не обращая внимания на то, что вначале она едва успевала просто переставлять ноги.
Джоан не танцевала никогда, если не считать тех семейных праздников в далеком детстве, когда все плясали вокруг рождественской елки, взрослые вместе с детьми, радуясь и забывая будничные заботы.
Но здесь все было иначе. В ней проснулся необузданный восторг девочки, впервые попавшей на взрослый бал.
Чуть-чуть отодвинувшись, несколько мгновений она наблюдала за движениями гибкого тела Джека, стараясь повторить все, что он делал, и вдруг, совершенно неожиданно для себя, заплясала, разом сбросив все незримые цепи условностей и приличий. На мгновение ей было дано ощутить в себе, в своем теле, всю стремительность, силу и радость необыкновенного танца.
Это была самая красивая пара. Они привлекали внимание танцующих, но сами не замечали никого.
Вот руки их слились и протянулись к небу, тела ритмично извивались, они смотрели друг на друга, и он видел себя в ее зрачках, а она отражалась в его, таких бездонных глазах, ставших бесконечно близкими.
Вдруг, испугавшись его тела, которое все плотнее прижималось к ней, Джоан рванулась, чтобы убежать, но Джек удержал ее за руку, и снова безумный танец захватил их.
Казалось, это длилось бесконечно. Наконец, под громкий стук барабана, он закружил послушное тело девушки, и она упала ему на руки. Он низко склонился над ней, и глаза его светились такой любовью и восторгом, что больше бороться с собой Джоан не могла.
Уже никто не танцевал. Вся масса людей, присутствующих на площадке, как завороженные смотрели на эту удивительную пару, излучающую любовь и желание.