Роман о Лондоне
Шрифт:
Чиновник улыбается — это чудесно, теперь у него есть работа. Он будет получать один фунт в день — такая плата в этой бельгийской фирме. У него будет должность по части книговодства. Поскольку им требуется знание французского языка, он им как раз подойдет. На работу ему надо явиться прямо сегодня. Его там ждут.
Cheerio![8] Совершенно счастливый, Репнин покидает улицу Чедвик и пересекает парк Сент-Джеймса, пройдя в обратном направлении тот путь, по которому король Чарльз I шел к месту казни. (Англичане раньше французов отрубили голову своему королю.)
Перед выходом из парка и перед тем, как углубиться в нужную улицу, известную своими шляпными, охотничьими, винными и антикварными лавками, а также знаменитыми клубами, столетие назад бывшими игорными домами, он проходит перед дворцом Сент-Джеймса, в средние века служившим больницей для прокаженных, затем королевским
«Какое необыкновенное соседство!» — слышим мы, как кто-то шепчет по-русски.
В лавку вели мраморные ступени, уборщица мыла их с мылом. Женщина недоверчиво посмотрела на него, потом посторонилась и пробормотала: «Доброе утро!» «Good morning!» На секунду он остановился, заглядевшись на роскошную витрину. В ней было выставлено несколько элегантных сапог, сумок, седло и несколько пар дорогих женских туфелек. Вся витрина была обита бархатом цвета увядших листьев, а посредине на подставке красовалась женская нога — сделанная из хрусталя модель. Она была помещена в раму и освещена. Во время войны в лондонских музеях так выставляли какой-нибудь один шедевр, картину Беллини, Рембрандта или Сезанна. (Всего одну, чтоб были меньше потери, если в музей попадет бомба.) А для привлечения публики достаточно было и одного такого экспоната.
Когда Репнин открыл дверь, ему показалось, что в лавке никого нет. Внутри все было отделано бархатом, кожей и ореховым деревом цвета увядших листьев, в шкафах были выставлены женские туфли, известные модели, отвергнутые нынешней модой. Эти устаревшие модели были гордостью фирмы, ибо по прошествии какого-то времени они вновь воскресали.
Осмотревшись вокруг, Репнин увидел, что из-за конторки поднимается дама, уже не молодая, вся в черных шелках, с большими черными глазами и ярко-розовыми губами. Дама улыбалась ему. Он не знал, что это madame Janine, gerante[9] лавки, сорок лет прослужившая семье Лахур. Когда он объяснил, по какой причине явился, она попросила его подождать и подошла к лестнице, спускавшейся под землю. Хриплым голосом крикнула вниз: «Monsieur Jean!» Надо говорить с ее мужем, сказала она; вернувшись к посетителю. Не дождавшись ответа, она снова подошла к люку и снова окликнула мужа, добавив при этом, что его дожидается один господин, новый клерк. Снизу кто-то крикнул по-французски: «Пусть спускается вниз!»
Герой нашего романа задумался на миг: как странно, в этой фешенебельной лавке не было покупателей. Репнин не знал — клиенты, заказывавшие себе здесь обувь, никогда не приходят раньше, чем часы на башне Парламента пробьют полдень. Кроме того, клиентов у этой лавки и в самом деле было немного, по той простой причине, что даже в Лондоне мало кто мог заказывать себе здесь обувь, ибо она стоила баснословно дорого. Внимание Репнина задержала пара превосходных сапог. Оторвавшись от них, Репнин стал спускаться. И поразился той перемене, которая ждала его внизу.
Он очутился в некоем подобии подвала, освещенного электрическими лампочками, с голыми, как в катакомбах, стенами. Из глубины в нос ударило застоявшимся духом подметок и кож и тем особым запахом, который оставляет в обуви нога, какой бы чистой она ни была. В конце лестницы его встретил пожилой широкоплечий человек с французским беретом на голове и налитыми кровью глазами, в руке он держал очки. Человек рассматривал пришельца. За его спиной, подобно книгам в библиотеке, на стеллажах желтели колодки мужских и женских ног, а иные свисали гроздьями с потолка. Репнин еще не знал, что в этой лавке у каждого клиента есть своя собственная колодка и что колодка эта меняется в соответствии с изменениями ноги, ибо с течением времени деформируются даже ноги красавиц. В глаза ему бросились огромные колодки сапог. Они напоминали деревянные протезы инвалида. Представившись, Репнин сказал: его направили сюда с биржи труда, и человек в берете ответил: он знает, он его ждал, через месяц Репнин заменит его в должности. Они с женой ждут не дождутся, когда наконец вырвутся из Лондона и вернутся к себе во Францию. У них есть маленький домик недалеко от Монте-Карло. Хватит с них Лондона, они в нем и так уже застряли на двадцать лет. Только английская наличность, находившаяся в обороте фирмы, дала ему возможность сохранить лавку во время войны. Несмотря на то, что это бельгийская собственность, капитал был заморожен. С этим он справился — теперь пусть другие продолжают
— Я двадцать лет просидел на этом табурете! Прокорпел! — добродушно воскликнул мосье Жан. — Теперь вы на нем покорпите!
Он тут же познакомил своего преемника и с историей фирмы, принадлежащей фамилии Lahure. Это бельгийское семейство, имеющее свои магазины в Брюсселе, в Нью-Йорке и в Монте-Карло. У них на Ривьере дворец. Ранней весной там благоухают мимозы. Он указал пальцем на фотографию, висевшую на дощатой переборке за его трехногим табуретом, это был снимок какого-то старого господина в вечернем костюме. Создатель первого миллиона — пояснил Репнину мосье Жан. Rene de Lahure. Свою жену, с которой у него были дети, он обманывал вплоть до семидесяти лет. А когда ей это надоело, она пригласила докторов, чтобы те заставили старика одуматься: ему перевалило за семьдесят и его мог хватить сердечный удар. Но пока врачи ощупывали, выстукивали и прослушивали ее мужа, советуя все же отказаться от танцовщиц, он только смеялся над ними и отмахивался. Известно было, что он один из основателей Folies Bergeres[10] в Париже. После визита врачей дедушка Лахур продолжал в том же духе. Ему было восемьдесят два, когда он умер от простуды. «Не вздумайте когда-нибудь снять эту фотографию со стены!»
За столом мосье Жана была дощатая перегородка — что-то вроде ширмы из досок. Из-за перегородки доносилось бормотание, а сквозь щели просматривалась и чья-то согнутая на низком трехногом табурете фигура. Бог Вулкан в миниатюре, голые руки освещались пламенем газовой горелки, незастегнутая рубаха обнажала грудь.
— Это Zucchi, — пояснил новому клерку мосье Жан. — Наш великий виртуоз по части каблуков. Никто не может делать такие каблуки. Общество забыло, что профессия обувщика — одно из древнейших человеческих искусств. Зуки мастер своего дела. — Он снова обратился к фотографии на стене. — Мы с моей женой сорок лет работали на сына Лахура. С нас довольно. Мы начали работать на этих миллионеров еще в молодости. Встретились в их заведении в Монте-Карло, полюбили друг друга и поженились. Какие тогда были изумительные люди! Президент Французской Республики — не важно какой именно, не стану называть его имя — был найден бездыханным в постели любовницы. Это прекраснейшая смерть. Такой смерти искал для себя и дедушка Лахур. Но это ему не было дано. А посмотрите, как он на нас весело смотрит с фотографии!
Господин на фотографии и правда посмеивался весьма довольно. После него хозяином стал Paul. Он и сейчас наш хозяин. Мосье Жан знает Поля с детства. Поль тоже любит женщин, только скрывает это от всех. У деда Рене, говорят, было в жизни несколько сот актрис. Можете себе представить! Поль гораздо серьезней. Он очень строгий хозяин. Не дай вам Бог когда-нибудь проявить по отношению к нему фамильярность. Завтра он приезжает из Брюсселя. Но не волнуйтесь, с вами он не будет разговаривать. Вся его деятельность в Лондоне ограничивается посещением банка напротив. Там он просматривает недельный баланс. И это все. Англичане, встав с постели, первым делом идут смотреть на показания барометра. Поль не спрашивает о том, как идут дела, он только проверяет баланс. Затем проверяет наш недельный оборот. Turnower. Каждую субботу вы должны посылать ему сводку оборота в Брюссель.
— Авиапочтой! — добавляет из-за перегородки Зуки.
— Shut up, заткнитесь, Зуки, — кричит мосье Жан. — Поль не слишком-то будет интересоваться тем, кто вы и что вы. Он полагается на меня. Только смотрите не проговоритесь, что были учителем верховой езды. Его супруга занимается верховой ездой, а Поль терпеть не может лошадей. Ну а сегодня вам придется сходить в отель «Park Len» и зарезервировать номер для Поля. Вы знаете, где находится этот отель?