Роман о Лондоне
Шрифт:
Только в молодости видел Репнин такие лица, это были лица петербургских красавиц, он встречал их у своей матери и у отца, когда они были в Париже. Он помнил взгляд этих темных глаз, пробегавший по его лицу, словно его касалось легкое облако. Каждая из этих женщин имела свою историю, но о ней никогда не говорили вслух, а только шептались. Ни одна из этих женщин не была счастлива.
Генеральша нагнулась, чтобы поправить ремешок от сандалии, спадавший со щиколотки левой ноги. И перехватила взгляд иностранца, явно рассматривавшего ее. Она улыбнулась. Репнин, конечно, не мог и предположить, что эта женщина вовсе не любовница, а теща Покровского, англичанка и действительно манекенщица одного парижского модного
THE LISTENER — РАДИОСЛУШАТЕЛЬ
Репнин приехал в Корнуолл не для того, чтобы развлекаться в веселой компании или, по совету итальянца из мастерской, завести интригу с какой-нибудь англичанкой. Он согласился поехать сюда только по одной причине. Жена его на это время ложилась в больницу, и он хотел привыкнуть к мысли о предстоящей разлуке. Скоро он отправит ее к тетке в Америку. Отречется от любимой женщины ради того, чтобы спасти ее от нищенской старости в Лондоне. (Никто из Репниных этого не мог бы допустить!)
И действительно, в первый день постояльцы отеля «Крым» как бы сторонились Репнина, что давало ему надежду провести отдых в уединении и покое. Правда, несколько озадачила его Надя, собрав ему на отдых такой гардероб, в котором его можно было принять по меньшей мере за владельца яхты, к тому же и сам его облик рослого, с черной бородой и глазами ловца жемчуга привлекал к себе всеобщее внимание. Однако в первый вечер никто не пригласил его в компанию. Таков отличный обычай англичан — в поезде, в отеле, на пароходе, на отдыхе не домогаться в первый вечер знакомства с новым гостем, не приглашать его на танцы, на партию бриджа, к столу. В первые дни пребывания на отдыхе никто никого еще не знает. Зато в последние дни перед отъездом все друг с другом уже перезнакомились, все танцуют, шутят и клянутся снова вместе приехать отдыхать на следующий год, обмениваются адресами, телефонами, а случается, и женами. Одно чувство владеет перед разлукой всеми — типично английской меланхолии: кто знает, может, они расстаются на веки вечные.
Обычно новый гость в первый день своего приезда не переодевается к ужину.
Но уже на второй вечер все надевали вечерние туалеты, женщины являлись разряженными и потом каждый вечер меняли платья, украшения, а иной раз и цвет волос. Мужчины надевали белый или черный фрак, даже если они приехали в Африку. Каждый должен был участвовать в общих играх, пикниках, в выпивке. Репнину, жаждавшему покоя и уединения, все это казалось несносно глупым и скучным. Из всех былых петербургских развлечений его привлекало лишь одно — посидеть с кем-нибудь с тихой улыбкой, без слов до полуночи за шахматной доской.
На второй вечер хозяйка отели госпожа Фои пригласила Репнина принять участие в коллективных забавах. Она отвергла все его попытки отказаться — в Англии это не положено.
Игра называлась: darts.
На стене висел деревянный щит, разделенный на сферы черного и красного цветов, в центр этих сфер старались попасть с расстояния в несколько шагов небольшими стрелами со стальными наконечниками, напоминавшими стрелы Амура. Выигрывал тот, кто попадал. Отзываясь на удар металлического наконечника, деревянный щит издавал звук, подобный звуку забиваемого в крышку гроба гвоздя. Репнин никогда до тех пор не только не играл в эту игру, но не знал о ее существовании. Раньше в нее играли в пивнушках да в третьеразрядных отелях, однако после войны эта игра распространилась и в так называемом «высшем обществе». Репнин, как это чаще всего бывает у новичка, все время попадал в центр. Капитан Беляев, сидевший за столом с четой Крыловых, кричал ему:
— Князь, по-моему, это скандал!
После игры Репнин мечтал вырваться на берег моря. Прогуляться под
Ему вспомнилась Бретань — они с Надей, два маленьких гномика, в огромном мире, в подвернутых штанах и с круглой сетью, похожей на сачок для ловли бабочек, убегают от быстрой волны. Надя издавала ликующие крики, не в силах сдержать своего восторга от этой игры человека с беспредельной стихией океана, а после долго сидела на скалах, дожидаясь, когда выйдет луна. Репнин смеялся, глядя на нее. Здесь, в Корнуолле, громады волн, грохотавшие в расселинах меж скал, оставляли за собой на песке тонкую белую полосу пены.
Ничего больше.
В волнении моря под луной, в приливах и отливах, Надя улавливала таинственную связь с ее любовью, столь же неразрывную, как связь человеческой жизни с бессмертной природой. Но Репнин только портил ей все это очарование своим сарказмом, с которым доказывал ей, что до сегодняшнего дня никто не может объяснить явление приливов и отливов и взаимодействия океана и земли. Утверждают, будто в этом сказывается влияние Луны. В таком случае было бы логично утверждать влияние Луны и на человеческое сознание, тогда, выходит, и она находится во власти Луны! Раньше, бывало, он и его друзья вместе с покойным Барловым, приезжая в Крым, скакали верхом, пели, танцевали, пили шампанское, а в Корнуолле он в первый же день просидел долгие часы на скалах, всматриваясь в бесконечную даль океана. (Подобно Наполеону, взиравшему на океан с уединенного острова. Merde Napoleon!)
Но уже во второй вечер своего пребывания в отеле госпожи Фои Репнин не смог выйти на берег моря. После игры в darts госпожа Фои пригласила Репнина посмотреть на игру в настольный теннис. Ping pong.
Разыгрывался чемпионат отеля.
В молодости, помнится, их компания на Черном море собиралась после ужина и заводила диспуты, разумеется, в обществе женщин, о том, что такое счастье, в чем призвание человека, что такое настоящая любовь и куда движется человечество. Теперь в Корнуолле он имел возможность наблюдать ловкость дам в коллективных играх, которые устраивались хозяйкой. В первом туре госпожа Крылова победила запыхавшуюся дочку госпожи Петерс.
Девчушка отчаянно защищалась до самого конца. Дети всегда стремятся выиграть в соревнованиях; проиграв, девочка расплакалась. Супруга доктора прыгала у стола, время от времени подкидывая задорные реплики Репнину, которого госпожа Фои притащила поближе к столу, и лихо била по шарику. Она вся извивалась во время игры, и по контрасту с ее неприятным, широким, как бы отвердевшим лицом особенно привлекательными казались ее грудь, ноги, и в особенности та часть тела, которую англичане исключительно ценят в женщинах. Раньше, до замужества, супруга доктора была чемпионкой фигурного катания на льду и выступала в Ричмонде, чего не знал Репнин, болевший за маленькую дочку госпожи Петерс. Госпожа Крылова лупила по белому шарику ракеткой, точно это было Колумбово яйцо, и шарик, подобно атрибуту иллюзиониста, так и лип к ее ракетке, как к магниту. Шарик бешено летал туда-сюда, словно проносясь у девочки где-то под мышкой, между ногами, сквозь рот. Закружившись, девочка упала на скользком полу. Быстро вскочила на ноги и продолжала борьбу, но все было напрасно. Она расплакалась и выскочила из зала.