Роман о любви
Шрифт:
Так, так, так,- промолвил Обрайн,- дело, похоже, очень серьезное. Что будем делать?
Будем искать дальше. Ты обратил внимание на трубу, что выглядывает из-под фундамента?
– Да, нет. А что в ней особенного?
Особенного вроде бы и нет ничего, но там я вымазался в какую-то странную липкую грязь, что пришлось отрывать ее от башмаков руками.
– Что ж, пойду, посмотрю.
– Погоди, один не ходи. Пойдем туда вместе,- и, обернувшись к Парки, сказал,- ты будь здесь. Охраняй, а заодно умойся, переоденься и наведи порядок.
– Есть,
И Кларк, и Обрайн знали, что такое уборка, но виду, естественно, не подали и, добросовестно повернувшись спиной, зашагали в сторону трубы...
ПРОКЛЯТИЕ
А в это время, на другом конце города, в самом западном его районе, шла обстоятельная беседа.
В ней участвовали двое. Один из них был высоким, худощавого телосложения и, судя по манере держаться и вести беседу, скорее был уголовником, нежели аристократом.
Но, как оно зачастую и бывает, внешнее всегда обманчиво. На самом деле, человек очень боялся других и только напускал на себя вид очень страшного человека.
По происхождению он был грек, но тщательно скрывал это от других и даже перекрасил волосы в белый цвет, что придало его лицу какое-то непонятное выражение блудного сына в общей людской пастве.
Как и было сказано, этот человек был худой, но за его внешней диспропорцией скрывалась полная внутренняя гармония. Голос был тихим, ненавязчивым и спокойным. Можно было бы даже отнести его к бархатному, но учитывая его происхождение - нельзя, так как он иногда все же срывался, достигая пределов весьма заурядного характера.
В целом, это был человек неуравновешенный и, практически, всегда подергивал правой частью лица. Можно было бы отнести это к нервному тику, но так как все делалось сознательно, то, само собой, отпадало.
Человек был чем-то обеспокоен. Он явно нервничал, отчего подергивание щекой становились все чаще и быстрее.
Второй, его собеседник, был вовсе не похож на человека, склонного что-то отрицать. Скорее, по виду он был еще более беспомощен, нежели первый. И если мужчина сидел, то это еще не означало, что ему в этом разговоре отдается предпочтение.
Он просто был обескуражен явным поведением своего собеседника.
Это был Иштван Медиа - известный в своем далеком прошлом убийца.
Сейчас, мужчина, молча, сидел в кресле и слушал своего бесноватого начальника, которого так окрестил уже давно. Невозможно было определить по его лицу, что он в это время думает. Взгляд был блуждающим, ничего не выражающим.
Он смотрел на шефа, как на обыкновенную змею, которую только и нужно, что задушить и, выпотрошив, набить солью.
Пока Иштван размышлял о чем-то своем, Высокий Блондин, а это, как вы догадались, и был он, усердно объяснял ему, что нельзя просто так, от нечего делать убивать людей. Что надо вначале слушать внимательно его личные приказы и распоряжения. На что Иштван довольно улыбнулся и сказал:
– А я и не убиваю, а только их немножечко придушиваю, а остальное они делают сами.
Услышав
Хорошо, давайте, мы сейчас обсудим варианты локализации некоторых личностей и освобождения их от занимаемых должностей.
Давайте,- так же невозмутимо ответил Иштван.
Итак, следуя моим указаниям, вы вчера обезоружили двух полицейских и отправили туда, куда следует. Это хорошо. Но нам этого недостаточно. Эти двое только начало на нашем пути. Необходимо устранить более крупную птицу. Это главу местного муниципалитета и двух его сподвижников, которые хотят добиться перевеса в борьбе с нами. Поэтому, в ближайшие двенадцать часов их надо устранить и дело придать огласке. Я хочу сказать, что их тела убирать не надо. Пускай думают, что мы сильнее. Это подорвет доверие к ним народа и укрепит наши позиции.
Как проводить операцию?
– На ваше усмотрение, исходя из того, что я сказал ранее. Теперь все. Действуйте дальше самостоятельно,- и Высокий Блондин зашагал прочь из комнаты, таким образом, давая понять, что беседа окончена и обсуждению не подлежит.
Иштван пожал плечами, повертел шеей, взял сигарету в зубы и сказал:
Когда-нибудь я и до тебя доберусь, красавчик. И с удовольствием стяну с тебя твой
белый сюртук,- и тоже зашагал в сторону выхода.
За дверью, как и положено, в таких домах, стоял
камердинер и довольно почему-то улыбался,
чем разозлил Иштвана:
– Чего скалишься, сука, давно в морду не получал?
На что, тот покрутил пальцем у виска и покачал головой, всем своим видом показывая, что он все прекрасно понял и доволен всем тем, что у него есть.
Улыбка, правда, исчезла. Но Медиа уже шагал по коридору к выходу и не обращал на это никакого внимания.
Цель его была ясна, и он не сомневался в ее исполнении, а заодно, не сомневался в том, что ему причитается солидный гонорар и ему, как всякому убийце, совершенно наплевать на тех, кого вскоре не будет на этой грешной земле.
Медиа шел по улице и размышлял: с кого же ему начать. То ли с основного кандидата, то ли с его помощников. Не обладая достаточной степенью самоанализа, Иштван все же решил вначале начать с главного.
– Надо поискать, где он сейчас,- пробормотал он вслух и тут же огорчился.
Всякий раз, когда ему давали очередное задание, жертва почему-то ускользала из рук, и это оттягивало то вознаграждение, которое он мог бы получить уже сейчас. А оно сулило ему временную свободу и часы безмятежного отдыха в своей неуютной квартире.
Надо отдать должное Медиа, он не любил хорошо одеваться, жить в больших апартаментах и премного наедаться.
Он любил тихую и скромную жизнь. Вечерами любил слушать музыку и мечтать о заслуженном отдыхе. Это был человек дела, нежели слова. Ему не надо было повторять одно и то же по нескольку раз.
Но, когда у него что-то не ладилось, он начинал нервничать и совершать небольшие глупости, от которых, в первую очередь, страдал сам.
– Наверное, это какое-то проклятие,- думал Иштван, шагая в сторону метро.