Роман 'Петровичъ'
Шрифт:
Щас из меня правда-матка попрёт!
Я уже, блин, не на шутку завёлся!
И сразу заглохнул…
Бензина нет.
Вот
Так всегда. Только хочешь серьёзно
Выдать мыслишек набор (за свои),
Враз выдаёшь каламбурчик курьёзный
И все понимают, шо ты дурачок…
P.S.
Когда же я, блин, повзрослею,
Серьёзным стану и вообще?
Весёлостью
Тех иронических пращей,
Которыми так полон гибкий,
Своеобразный разум мой,
Который дарит миг улыбки,
Хоть сам порой омыт слезой.
А никогда! А ну и клёво!
А не могу я взрослым быть!
И не хочу. Как дуб кленовый
Не хочет вишен наплодить…
Как рыба без воды припухнет,
Как слон без воздуха вспухнёт,
Как мясо на жаре протухнет,
Как без патронов пулемёт!
Как мир без как, как жизнь без пива,
Как соль без раны, ночь без снов,
Как Мак без Дональдс, лев без гривы,
Панкратов-Чёрный без усов!
Так я без шуток идиВотских,
Так я без непонятных фраз,
Которых смысл весьма плутовский
Сам догоню на пятый раз!
Так я без нежных санти-ментов,
Так я без чувства женских глаз,
Так тик без так, 02 без ментов,
Так без больших колёс БеЛАЗ!
Ну хватит. Где же чувство меры?
Пора заткнуться. Всё. Капут.
Я замолчал. Шумят шумеры…
И только трутни тупо трут.
Стихопливсорыч выдержал паузу, раскланялся и посмотрел на Клаву. Она очень шибко плакала. "Какой талант", — думала она.
— Как тебя зовут, — спросила она, включив дворники на очках.
— Стихопливсорыч Двадцатый, — честно ответил Стихопливсорыч Двадцатый, — я инопланетянин…
— Знаешь, Стихопля… Стихомплю… инопланетянин, а ведь у нас могла бы быть Любовь…
— Почему "могла бы"… Ты мне тоже очень нравишься…
— Так ведь роман-то уже заканчивается. Это уже предпоследняя страница. Как это символично, неудавшийся роман в неудавшемся романе.
— Как заканчивается??!!! А как же я??!
— А ты сейчас улетишь.
Клавдия Плутарховна вытащила из корсета настенные часы с кукушкой. На них было без пяти два.
— Ну вот.
Послышалось слабое гудение.
Сычу оно было хорошо знакомо. Так гудел только Бэдтрак-4 когда телепортировался на поверхность планет.
— Но… Откуда ты зна…
— Молчи, любимый. У нас осталось так мало времени…
— Ко всем собакам! Плевать я хотел на время! Смотри!
Он выхватил из-за пазухи портативный запазушный замедлитель времени.
— Хоп!
Он нажал на кнопку. Из прибора пошел синий дым.
— Блин!- грязно выматерился Стихопливсорыч.
— Перестань, чему быть, того не миновать…
Клава подошла к нему и сняла очки.
— Поцелуй меня…
Сыч одел на неё очки и отошел.
— Я не умею…
Раздался характерный треск. Характер у треска был прескверный. В комнате прямо из воздуха появился Бэдтрак-4. А из него, соответственно появились Толян и Петрович. Ну, а их характер Вам уже известен…
Они были в смокингах и с сачками для бабочек.
— Целуй, целуй, дурило!
– весело воскликнул Петрович.
— Я… того… не умею я.
Сыч стал фиолетовым. Он хотел покраснеть, как сделал бы на его месте любой мужик, но он был дальтоником…
— Вот чудак! Дело-то нехитростное!
Петрович жизнеутверждающе подошел к Титькиной, снял очки и впился в её пухленькие, сладкие губы.
Толян присвистнул. Бэдтрак отвернулся. Клава офигела.
— А вы стихи пишете, — не сводя с Петровича прекрасных глаз, спросила она.
Петрович встал в позу, красиво откинул голову, выкинул вперёд руку и повёл Титькину на улицу.
Сыч вздохнул и обратился к Бэдтраку-4:
— А как вы меня нашли-то?
— Долгая история, парень, но если хочешь, прочитай послесловие, а щас базарить некогда, нас ждут великие дела… Погнали на хаус!
Сыч зашёл в челнок и в ту же секунду он исчез, оставив только воспоминания и лёгкий запах чеснока.
Толян медленно сел на диван. Он устал от всего этого. В окно ему было видно родное Злопукино, обнявшихся Петровича с Клавкой, и бегущие по экрану титры:
ЗИС ИС ЗИ ХЭППИ ЭНД!