Роман с президентом
Шрифт:
К сожалению, Борис Николаевич слишком расточительно относился к собственному авторитету. Похоже, он не вполне осознавал, что человеческая психика весьма своеобразно соотносит великое и мелкое. Нередко в сознании людей быстро стираются крупные деяния и, напротив, застревают какие-то совершенно нелепые поступки и частные помарки в поведении. Иными словами, Ельцин нередко играл против Ельцина и забивал тяжелые голы в свои собственные ворота.
Глупости делают все президенты. Но нужно уметь исправлять их, больше доверяя помощникам. Вспомним, как часто сотрудникам американского президента Рональда Рейгана приходилось склеивать «разбитые горшки».
Вспоминаю, как Билл Клинтон объявил однодневную голодовку с целью привлечь внимание к проблеме голода в США и в мире. Это была явная показуха «по-американски». Это звучало примерно так:
У Б. Н. Ельцина импровизации носили иной характер. Чаще всего они были плодом его темперамента или недостаточной осторожности. Деликатная ситуация однажды возникла в связи с приездом в Москву вице-президента США Ричарда Никсона. Прежде Ельцин поддерживал с ним прекрасные отношения, а сам Никсон считал себя одним из адвокатов политики Ельцина перед американским политическим истеблишментом. Он неоднократно приезжал в Россию, и Ельцин всегда с охотой встречался с ним.
Инцидент произошел 9 марта 1994 года, когда Б. Н. Ельцин с утра пошел пешком из Кремля возлагать венок к могиле Юрия Гагарина, захороненного у Кремлевской стены (по случаю 60-летия первого космонавта). Президента сопровождали Илюшин, Коржаков, пресс-секретарь и небольшая охрана. Никаких заявлений президента по этому поводу не предполагалось. Пишущую прессу мы не приглашали, ограничившись телевидением — чтобы в вечерних новостях дать небольшой сюжет. Но поскольку возложение цветов проходило вне стен Кремля, собралась неожиданно большая группа репортеров. Возложив венок и увидев знакомые лица корреспондентов, Ельцин сам направился прямо к ним. Он был явно в настроении «пообщаться с прессой». Разговор шел очень спокойно. Но при вопросе корреспондента «Интерфакса» В. Терехова по поводу возможной встречи с Никсоном президент буквально «взорвался». Резко жестикулируя, стал говорить о том, что не только сам не будет встречаться с американским вице-президентом, «но и правительство его не примет, и Филатов (руководитель Администрации президента) не примет». «После того, с кем здесь встречался Никсон, это невозможно… Невозможно в России поступать как вздумается», — резко отрезал он.
Ельцина возмутила неожиданная для него встреча Никсона с только что выпущенным из тюрьмы по амнистии бывшим вице-президентом А. Руцким. Было очевидно, что Никсону дали дурной совет, а сам он не сориентировался в обстановке Москвы, где все еще дышало страстями недавней навязанной президенту амнистии. Но и реакция Ельцина была явно неадекватной. Разумнее было бы не заметить оплошности американского гостя, не делать бесплатной рекламы Руцкому.
Никсон, когда ему доложили о реакции Ельцина, был явно расстроен. Будучи опытным политиком, на следующий же день, не становясь в позу обиженного, он сделал все возможное, чтобы исправить ситуацию.
Смягчающие заявления сделали Клинтон и ряд представителей администрации США.
Тем временем по Москве поползли слухи о том, что у Никсона отобрали автомашину с охраной, что инцидент не случаен, а отражает корректировку курса Москвы в отношении Вашингтона.
Между тем есть совершенно иная версия этого происшествия. Существует записка «группы частных аналитиков», присланная в Администрацию президента, в которой доказывается (впрочем, не очень убедительно), что Б. Н. Ельцину намекнули из Вашингтона на самом высоком уровне на желательность холодного приема Никсона в Москве. Именно в это время республиканцы, к которым принадлежал Никсон, вели жесткую критику демократа Клинтона. Американское посольство при первых же раскатах скандала, действительно, и как-то очень суетливо отмежевалось от «поведения» бывшего президента в Москве. Между тем авторы записки утверждали, что программа визита Никсона в Россию была согласована заранее и что Ельцин знал о его намерении встретиться с оппозицией. Реакция Ельцина была явно неадекватна оплошности американского гостя. Зачем было давать указание В. Черномырдину аннулировать его собственную встречу с Никсоном? Удар был слишком силен и совершенно не соответствовал нанесенному «оскорблению».
Что же подняло руку Бориса Николаевича для такой звонкой оплеухи? Можно ли исключить завуалированную просьбу «друга Билла» чуть-чуть поставить на место «друга Ричарда»?
Авторы записки утверждают, что «унижение» Никсона в Москве было ответной «вежливостью»
Я не верю в эту версию. На мой взгляд, она является продуктом чисто российского воображения и опирается на дурные российские традиции: если ты оппонент, то тебя нужно «размазать по стене».
Так или иначе, но на следующий день Борис Николаевич, почувствовав, что произвел слишком большой «погром», предложил мне сделать смягчающее заявление. Подобных эпизодов в кремлевской практике было немало.
Но ущерб авторитету президента наносили не столько они, сколько общее нарастание житейских трудностей населения в стране. И несмотря на это Ельцину еще в течение почти целого года удавалось сохранять довольно высокий рейтинг. Среди черт, вызывавших наибольшие симпатии к президенту, участники опросов отмечали прямоту, простоту, честность, решительность, твердость характера. То есть на президента работали те черты, которые, в сущности, определяют русский национальный характер. Идентификации с русским характером способствовала и внешность Ельцина — высокий рост, массивность фигуры, крупные черты лица. На вопрос, является ли основой доброжелательного отношения к Ельцину то, что он олицетворяет типично русский национальный характер, позитивно ответила большая часть опрошенных. Весенний опрос 1994 года выявил интересную особенность: относительную стабильность отношения населения к первому президенту России, несмотря на все сложнейшие события — трагический октябрь 1993 года, выборы в Государственную думу и принятие новой Конституции в декабре того же года. Ельцин как бы оценивался вне этих политических событий. Но иногда создавалось впечатление, что Ельцин ведет войну сам против себя. Руцкой, Зюганов, Хасбулатов, все ненавидящие его депутаты вместе взятые не нанесли ему такого морального ущерба, какой нанес себе он сам одной своей поездкой в Германию.
Не хочется описывать то, что прошло. Тем более, что репортажи с живыми картинками «конфузов» прошли по экранам всего мира. Я сопровождал Бориса Николаевича в той злополучной поездке и помню, какое тяжелое впечатление берлинские эпизоды произвели на тех членов делегации, которые впервые выезжали с президентом. Они просто не верили своим глазам. И нужно отдать должное губернатору Нижнего Новгорода Немцову и главе администрации Московской области Тяжлову, которые не стали хихикать, как многие другие, в рукав, а в тот же день в резиденции президента зашли к Борису Николаевичу и, что называется, по мужски, по-русски сказали ему все, что думают по этому поводу.
Помню непростой разговор с Немцовым, человеком прямым, смелым. Он напустился на меня с упреками: «Что же вы, помощники Бориса Николаевича, куда смотрите? Почему молчите? Боитесь потерять кресло? Почему не поговорите с Борисом Николаевичем напрямую? Может быть, ему нужно помочь…»
Я не стал говорить, что такие разговоры были. Тем более что толку от них было немного.
Буквально за несколько дней до злополучной поездки в Германию, отчасти по накопившимся негативным факторам, отчасти интуитивно предчувствуя надвигавшиеся неприятности, я передал Борису Николаевичу личную записку. В целом она касалась оценки общей политической ситуации в стране. Но это была своего рода декоративная заставка. Главное, о чем мне хотелось поставить президента в известность, — это нарастающая в обществе критика в его адрес. Для меня становилось все более очевидным, что сам он не видит себя со стороны, явно переоценивая отношение к себе народа. Словом, задача была не из простых. Важно было и предостеречь, и не обидеть президента.
Я писал:
«…Не следует питать иллюзий, что накопленный президентом: демократический капитал будет пожизненным иммунитетом от критики. В прессе все чаше звучат ноты раздражения. Начинает проскальзывать мысль о том, что имеет место имитация политики, что на самом деле президент с опозданием реагирует на самотек событий и явлений. Имитацией политики называют поездки по стране, многие из которых не несут серьезной политической нагрузки и быстро забываются. Плохо воспринимается, когда отдых преподносится как „рабочая поездка“. Негативно оценен ряд мероприятий в Сочи во время Вашего отпуска, когда на фоне грозных событий в соседней Чечне и Абхазии президент участвовал в теннисном турнире „Большая шляпа“. Газета „Известия“ по этому поводу поместила резкий комментарий „Политика в шляпе набекрень“.