Роман с разведкой. Интернет-расследование
Шрифт:
— Конечно, если мы говорим об одном и том же, человеке, то Борис Садовской — литератор, поэт, довольно известный перед 1917 годом. О дальнейшей судьбе Садовского мне ничего неизвестно. Видимо, он остался в России. А почему Вы спрашиваете?
— Прежде чем я отвечу, позвольте еще одно замечание, Владимир Кириллович. Точнее, утверждение. Перед Новым годом вы получили письмо из Швейцарии, из одной очень уважаемой юридической фирмы, известной способностью долгие годы хранить самые щепетильные и важные секреты самых влиятельных европейских семейств.
На этих словах Жеребкова Владимир поднял руку, желая прервать его, но тот продолжил.
— Позвольте я договорю. Мы не посягаем на тайну вашей корреспонденции. Хотя нам известно от кого вы
Владимир Кириллович, является государственной тайной Германской империи. Причем тайной, в сохранении которой более всего заинтересованы такие люди как мы с вами, русские патриоты. Я не прошу у вас никаких гарантий и клятв. Я просто спрашиваю вас: вы готовы продолжать этот разговор?
Владимир Кириллович, за последние недели перерывший каждую бумагу в архиве отца в поисках документов, способных разъяснить смысл послания, полученного с расстояния в четверть века, и каждый день коривший себя за согласие на арест верного и так много знавшего Графа, понял, что именно сейчас у него есть шанс приблизиться к пониманию того, что хотел ему сообщить убитый большевиками император. И он ответил таким тоном, какой по его представлениям, должен был использовать наследник российского престола в разговоре с подданным, сообщавшим своему государю о государственном секрете. О котором ему, подданному, в принципе, не следовало бы и знать.
— Говорите, господин Жеребков.
Юрий Сергеевич понимающе ухмыльнулся и заговорил, приподняв тон:
— Дело в том, что в России существует и действует тайная монархическая организация, желающая с помощью Германии восстановить в России монархию. Она вступила в контакт с германским командованием. Законным претендентом на русский трон они считают только вас, Владимир Кириллович. Для того чтобы убедиться, что германское руководство рассматривает их как серьёзных партнеров, они потребовали совершенно конкретное доказательство вашей осведомленности об их деятельности.
— А почему вы спрашивали меня о Садовском? Он что, жив и имеет отношение к этой организации?
— Да. Именно он является главой этой организации и через своего связного просил передать вам следующие слова: «Вторая половина шифра у меня». И ещё. Он просил вас прислать в Москву вашего представителя, который должен предъявить ему конверт от того письма, что вы получили перед Рождеством. Я, в свою очередь, уполномочен заверить вас, что Германия ни в коей мере не претендует на знание тайн семьи Романовых. Но в сотрудничестве с организацией, представляемой Садовским, она, напротив, заинтересована и весьма.
Владимир Кириллович в задумчивости водил пальцем по краю чашки с недопитым кофе. Он, конечно, надеялся, что после того декабрьского письма последуют ещё какие-нибудь знаки, но вот так… А все-таки хорошо, что он сохранил конверт, когда сжигал письмо, содержание которого запомнил наизусть. Сохранил для архива, чтобы и после него осталась память об этом странном послании. И вот теперь такая новость. Но если он согласится на предложение немцев, не будет ли это означать сотрудничества с ними? Хотя, положа руку на сердце, разве публичное общение с Жеребковым и ему подобными не является уже некоей формой сотрудничества? Ну, моей-то части шифра они точно не получат. Даже если пытать будут, а до этого, думаю, не дойдет. Что касается конверта, то его можно и передать, сам по себе он ценности не представляет и ни в коей мере не связывает его с планами немцев подорвать власть большевиков с помощью какой-то таинственной монархической организации в России. Неужели это возможно: активно действующие монархисты в современной Москве?
Невероятно. Но с другой стороны, это Россия. А в этой стране возможно все. И прервав затянувшуюся паузу, он решился:
— Думаю, я найду человека, который согласится отправиться в Москву с этим конвертом. Одновременно
— Я передам ваши слова и не сомневаюсь, ваше высочество, что они будут услышаны.
При этих словах Жеребков, явно удовлетворённый результатом разговора, поднялся и откланялся, Они оба понимали — нельзя дать никаких гарантий, когда имеешь дело с большевиками, а представителю великого князя предстояло отправиться прямо в их логово, в Москву. Понимали они и то, что дав согласие на контакт с Садовским, Владимир Кириллович ещё одной ниточкой связал себя с Германским рейхом. Но иллюзия, что его слова и поступки влияют на ход истории, уже завладела умом Владимира Романова. А эта иллюзия гораздо сильнее любой страсти и управляет поступками людей куда эффективнее разума.
Вечером великий князь был уже в своей резиденции, на вилле «Кер Аргонид». А утром его секретарь Дмитрий Сенявин ответил согласием на предложение Владимира Кирилловича отправиться в Москву на встречу с Садовским.
P.S. В годы немецкой оккупации легендарный и очень дорогой парижский ресторан «Максим» был «режимным» объектом. Туда допускали только немецких офицеров, чиновников оккупационной администрации и высокопоставленных коллаборационистов. Увы, но Владимир Кириллович действительно в эти годы неоднократно бывал здесь. Впрочем, как и в других ресторанах Парижа.
Посланник
О Дмитрии Львовиче Сенявине мне удалось узнать не много. Потомку знаменитого русского адмирала в начале войны Германии с Советской Россией было пятьдесят пять. Его отец дослужился до звания генерал-лейтенанта, сам он воевал в Первую мировую и Гражданскую войну, после поражения белых эмигрировал. Имел чин полковника. В 20-е-30-е годы жил в Эфиопии, где служил императору этой страны военным советником. В христианской Эфиопии нашлось тогда место не одному русскому эмигранту. В 1935 году на Эфиопию напала фашистская Италия. Можно предположить, что не без содействия Сенявина вооружённое в основном кремневыми ружьями и копьями эфиопское ополчение оказало ожесточённое сопротивление итальянской армии. Судя по всему, именно после поражения Эфиопии в войне в 1936 году и оккупации страны итальянцами Сенявин перебрался в Европу и поступил на службу в канцелярию великого князя Кирилла Владимировича, а потом остался служить и его сыну. В начале Великой Отечественной войны вслед за арестом Графа и роспуском канцелярии великого князя Сенявин занял должность его секретаря и все годы войны был самым близким к нему человеком. Поэтому именно его Владимир Кириллович и решил послать в Россию. Правда, сколь-либо широкого выбора кандидатур у него и не было.
Тем временем операция «Монастырь» успешно развивалась. Немцы забрасывали в советский тыл своих агентов, снабжённых оружием, взрывчаткой и деньгами для организации «Престол». В соответствии с традициями, заложенными еще во времена «Треста», часть агентов арестовывалась и уничтожалась, радисты, какправило, перевербовывались для расширения радиоигры с немцами, а некоторых, познакомив с бурной деятельностью «Престола», успешно отправляли обратно, чтобы убедить противника в эффективности его поддержки монархического подполья в Москве. По-видимому, в число этих последних попал и Сенявин, благополучно вернувшийся из своей московской командировки. Для Судоплатова и его подчинённых это был великолепный шанс окончательно убедить немцев, если у них еще были сомнения, в реальности существования организации «Престол». В операции «Монастырь» Дмитрию Сенявину было суждено сыграть ту роль, которую исполнил Владимир Шульгин в операции «Трест». Учитывая, что требовалось время на его подготовку к парашютированию и обратному переходу линии фронта, на подбор для него сопровождающих агентов — ведь советских реалий полковник не знал совершенно — он не мог появиться в Москве раньше начала лета 1942 года. Тогда-то Демьянов и привел его в Новодевичий, к Садовскому.