Роман с разведкой. Интернет-расследование
Шрифт:
Но хватит бесплодной полемики о стратегии. Зададимся простым вопросом: что сообщил немцам Демьянов-«Гейне» в той судьбоносной радиограмме, заставившей немцев плясать под дудку Сталина? Вот та её часть, которая касается стратегических планов советского командования: «Главные удары: от Грозного в направлении Моздока, в районе Нижнего и Верхнего Мамона в Донской области, под Воронежем, Ржевом, южнее озера Ильмень и под Ленинградом» . Никаких указаний на то, что главный удар будет нанесен под Ржевом, как видите, здесь и в помине нет. Даётся лишь перечисление возможных направлений советского наступления в последовательности с юга на север, где Ржев упомянут среди прочих, не более того. Цель этой «дезы» понятна: заставить противника держать в напряжении его войска на ключевых участках советско-германского фронта, при этом характеристика советских планов носит настолько общий характер, что при любом развитии событий двойного агента будет трудно заподозрить в дезинформации. И, хотя, по мнению автора «Гамбита», видимо, лично и хорошо знакомого с Гитлером, фюрер так привык к его сообщениям, «что принимал окончательные решения как верховный главнокомандующий, только ознакомившись с
Судоплатов писал о том, что для поддержки дезинформации Демьянова к Западному фронту направлялись поезда с макетами и дровами, которые должны были изображать эшелоны с военной техникой. Но даже автор «Гамбита» признает, что в районе ржевского выступа было сосредоточено гораздо больше войск и техники, чем под Сталинградом. Если она и так туда валом валила, зачем были ещё какие-то муляжи? Немцам и без этого было понятно, что здесь затевается что-то значительное.
В общем контексте интересна история с ещё одной судоплатовской дезинформацией, которую в простоте душевной приводит в своей книге автор «Гамбита», не понимая, что этот факт разрушает всю его конструкцию. Советской контрразведкой была перехвачена немецкая радиограмма, в которой говорилось: «Надежный агент разведки передаёт 17.XI: «прибывающие с востока эшелоны с войсками немедленно переводятся в Москву на окружную дорогу и идут дальше, главным образом в южном направлении». Судоплатову пришлось объясняться со своим начальством и доложить Берии, что агент — это «Гейне», а информация — «наша деза». Зачем она была нужна накануне удара под Сталинградом и Ржевом? Трактовать её можно только так: на самом деле войска шли на запад, к Ржеву, а южное, читай — сталинградское направление не считалось главным, поэтому Демьянов и получил приказ раскрыть планы советского командования именно на юге. В терминологии защитников товарища Сталина «помочь устроить для советских солдат «оптимистическую трагедию» уже там».
Один из разумных учёных, занимавшийся исследованием борьбы советской и немецкой разведок в годы войны справедливо, на мой взгляд, написал о радиограмме Демьянова, которая якобы развернула её ход, следующее: «Как дезинформационный такой документ не имел смысла, поскольку давал возможность немцам избежать сталинградской катастрофы», так как мог «побудить германское командование… оставить Сталинград». Ведь ни Сталин, ни Ставка, ни Генштаб ничего не знали о том, что Гитлер на волне побед утратил способность к рациональному мышлению и решил держаться за Сталинград вопреки здравому смыслу. Если бы не это обстоятельство, то дезинформация «Гейне», будь она действительно убедительной, могла подтолкнуть немцев «высвободить себе руки» для отражения удара русских на западном направлении. Разумным выглядит и другой аргумент, разрушающий миф о великом треугольнике: «Немцы о Сталинградской операции ничего заранее не узнали и узнать не могли, независимо от того, засветили бы перед ними Ржевско-Сычёвскую операцию, или нет — просто не было у немцев агентуры соответствующего масштаба… И привлекать их внимание к Ржеву было просто бессмысленно». Замечу ещё, что радиограммы Демьянова опубликованы очень выборочно, после 4 ноября 1942 года они за длительный период не опубликованы вовсе. Это заставляет еще более настороженно относиться к версии Судоплатова о роли операции «Монастырь» в ходе событий осени — начала зимы 1942 года, на которой громоздятся и построения остальных воспевателей подвигов наших «чекистов» и их «Верховного главнокомандующего». Как заметил один из исследователей, писавших о «ржевской дезинформации» Судоплатова и компании, возникает ощущение, что здесь они «настолько увлеклись средствами, что напрочь забыли про цель».
Кстати. В 1944 году Судоплатов и его заместитель Эйтингон были награждены орденом Суворова. В соответствии со статусом этой награды её удостаивались только добившиеся значительных побед боевые командиры. Судоплатов и Эйтингон были единственными сотрудниками НКВД, получившими такие ордена в годы войны. Автор «Гамбита» использует этот факт, чтобы подкрепить свое утверждение о стратегическом значении операции «Монастырь», заявляя, что именно за неё их и наградили полководческим орденом. Об этом можно прочитать и в других книжках по истории этой операции, на различных сайтах, в том числе и официальных. Но сам-то Судоплатов пишет, что их «наградили орденами Суворова за боевые операции в немецком тылу»! И описывая эти операции, он замечает: «В истории НКВД это, пожалуй, единственная страница, которой продолжают гордиться его преемники». Напомню, что эти строки были написаны в 1990-е годы, когда наследники ЧК — ОПТУ — НКВД — МГБ — КГБ из ФСБ ещё стыдились или делали вид, что стыдятся, большинства страниц как своего прошлого, так и прошлого их организации.
Один американский военный историк, посвятивший операции «Марс» целую книгу , писал: «На тот неправдоподобный случай, что. «Марс» действительно был отвлечением, придётся признать, что ещёёё никогда в мире не было такой огромной, честолюбивой и ужасно проведенной операции, и к тому же с такими огромными потерями». Он же констатировал: «Жуков осуществлял операцию «Марс» в характерной для него манере. Советские атаки были массированными, он не жалел людских и материальных ресурсов, не учитывал неблагоприятные условия местности и погодные условия. Стремясь к победе, он полагался на нажим по всему фронту и простой манёвр мощными танковыми и механизированными корпусами. Умело организованная немецкая тактическая оборона относительно небольшими «боевыми группами», максимально использующими преимущества местности, сдерживала атакующие
После сталинградской катастрофы немецкие генералы уговорили Гитлера оставить ржевский выступ. Войска отходили организованно, на заранее подготовленные позиции, значительно сокращая фронт и высвобождая большие резервы. Советские же генералы проморгали этот маневр врага и позволили осуществить его практически беспрепятственно. Для Гитлера, так дорожившего Ржевом, по его настоянию была организована из Ржева даже радиотрансляция взрыва моста через Волгу. 3 марта 1943 года советские войска вошли в полностью разрушенный и оставленный немцами город. 4 марта Сталин получил телеграмму от Черчилля: «Примите мои самые горячие поздравления по случаю освобождения Ржева. Из нашего разговора в августе мне известно, какое большое значение Вы предаете освобождению этого пункта». 6 марта Сталину было присвоено звание маршала. Может это совпадение, но вряд ли. Не после капитуляции армии Паулюса и победы под Сталинградом, а именно после освобождения Ржева. О том, какое значение придавал битве за Ржев сам Сталин, свидетельствует и история его единственного за всю войну выезда в сторону фронта. Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов вспоминал: «3 августа 1943 года ни с того ни с сего нас вызвали в Юхнов. От фронта было уже далековато». 5 августа в селе Хорошево под Ржевом состоялась встреча Сталина не только с Вороновым, но и с командующим Калининским фронтом Еременко. Полководцы так и не поняли, зачем Сталину понадобилась эта поездка. Даже до самого Ржева, находившегося далеко в тылу Красной армии, он так и не добрался. Но вернувшись в Москву, сообщил Черчиллю 9 августа 42 г.: «Я только что вернулся с фронта». У меня нет никакого желания разбираться в мотивах поездки Сталина под Ржев. Ясно одно битва за этот город значила для него многое. Была ли эта поездка покаянием за принесённые здесь жертвы ради победы под Сталинградом, как, например, считает столь обильно процитированный мной автор «Гамбита», пусть решит сам читатель. Я-то считаю, что Иосиф Виссарионович и покаяние — «вещи несовместные».
В 1980 году на «Мосфильме» режиссером Дамиром Вятичем-Бережных был поставлен фильм «Корпус генерала Шубникова» (этот фильм можно посмотреть, например, здесь:vandex. ru/#! / search?text=&where=all&filmId=g0RlUIy 8 s3 M). Действие фильма происходит на западном направлении накануне и во время Сталинградской битвы. Чтобы отвлечь немцев от Сталинграда, мудрый и интеллигентный командующий фронтом поручает интеллигентному, талантливому и умеющему беречь солдат командиру механизированного корпуса генералу Шубникову прорвать фронт и совершить рейд по тылам немецкой армии, имитируя крупномасштабную операцию. Шубников блестяще справляется с этой задачей, нанеся врагу огромные потери, и, потеряв матчасть, выводит остатки корпуса к своим. Немцы, благодаря действиям корпуса, вынуждены отказаться от планов переброски войск под Сталинград. Известно, что в то время сценарии фильмов на военную тематику не могли выйти на экран, не пройдя череду согласований и консультаций в военном ведомстве. Порой Министерство обороны и само выступало заказчиком кинопродукции. Когда смотришь фильм «Корпус генерала Шубникова», весьма, кстати, посредственный по художественным достоинствам, не покидает ощущение, что заказчики и авторы фильма будто пытались заново переиграть операцию «Марс». Они словно хотели преподнести её зрителю спустя тридцать пять лет после окончания войны такой, какой желали бы её видеть: с умелым руководством, малыми потерями и результатом, адекватным затраченным усилиям. Фильм был поставлен по повестям одного из печально знаменитых киноначальников 60-х-70-х годов XX века Владимира Баскакова, аонв годы войны бывал под Ржевом как военный корреспондент. Сценарий по этим повестям написал известный сценарист того времени Кирилл Рапопорт. Интересно, что Рапопорт очень хорошо знал Михаила Маклярского. Вот такие вот пересечения.
Выбор
Весной 1944 года под давлением немцев Владимир Кириллович был вынужден покинуть «Кер Аргонид» и перебраться в Париж. Шли последние месяцы перед высадкой союзников в Нормандии. По воспоминаниям самого великого князя он, чем мог, едой, одеждой, медикаментами, помогал русским пленным, занятым на строительстве «атлантического вала», призванного отразить англо-американский десант. Вызывая тем самым недовольство немцев. Правда, его критики утверждают, что немцы не использовали пленных на этой стройке. Там трудились военно-строительные отряды, состоявшие из бывших русских пленных, согласившихся работать на немцев. И в этом смысле ставшие их пособниками. В Париже он поселился во всё той же квартире Людвига Нобеля.
Сразу после возвращения из России Дмитрий Львович не только рассказал великому князю все подробности поездки и передал ему полученную от Садовского часть шифра, но и покаялся в том, что по дороге в Париж он был доставлен сопровождавшими его немцами в Берлин, в здание Гестапо, где его несколько часов допрашивали. Под угрозой пыток он рассказал все, что знал о шифре. Гестаповцы даже не взяли с него обещания не сообщать Владимиру Кирилловичу об этом допросе. Это был способ давления на него. В первые же дни после возвращения Сенявина Жеребков, сопровождавший его до «Кер Аргонид» из Парижа, поинтересовался у великого князя:
— Ну как, вы довольны результатами поездки вашего секретаря? Должен сказать, он блестяще справился с заданием и немецкое командование теперь окончательно убеждено, что в России действует эффективное монархическое подполье. Причем под вашим знаменем. Меня это вдохновляет. А вас?
— Несомненно. Несомненно, доволен. Единственное, что меня огорчает, так это попытки вмешиваться в вопросы, касающиеся только меня в частности и династии Романовых в целом. Я их решительно отвергаю и хочу, чтобы вы рассказали об этом своим немецким коллегам.