Роман с разведкой. Интернет-расследование

Смирнов Сергей Б.

Это убийство, по-видимому, роковым образом отразилось на судьбе Судоплатова. После прихода к власти Хрущёва и его антисталинских выступлений, бывший «главный диверсант» страны стал для нового советского вождя, якобы не причастного к преступлениям сталинского времени, опасным свидетелем того, какие преступные приказы он отдавал. 21 августа 1953 года Судоплатов был арестован как «приспешник Берии». Он вспоминал, что в тюрьме его не били, но не давали спать. На Лубянке он теперь числился как заключенный № 8. Под первым номером проходил Берия. Единственный шанс выжить Судоплатов видел в том, чтобы максимально затягивать следствие, надеясь, что очередные политические перемены сделают его расстрел необязательным. Вспомнив как его, тогда еще молодого сотрудника ОПТУ, готовили к нелегальной работе за границей, возможному аресту и пыткам, Судоплатов постепенно отказался от пищи, а потом перешёл к полной голодовке. В результате он смог погрузить себя в состояние психологического ступора. Его перевели в тюремную больницу и даже на несколько месяцев отправили

в Ленинград, в психиатрическую больницу при «Крестах». Пройдет совсем немного лет, и после Судоплатова этот скорбный путь пройдут первые советские диссиденты. Образцом для него служил известный дореволюционный большевистский боевик Камо, сумевший, симулируя такой ступор, провести даже немецких психиатров. Особенно тяжело было выдержать спинномозговую пункцию, проводившуюся без наркоза. Ведь пациент должен был показать, что не чувствует боли. Судоплатов прошел через это испытание дважды. Кормили его принудительно, выбив при этом несколько передних зубов. И хотя врачи так до конца ему и не поверили, он добился главного — шло время. На воле прошёл XX съезд КПСС, осудили «антипартийную группу» Молотова и компании. В результате Судоплатов получил «всего» пятнадцать лет.

Свой срок Судоплатов отбывал в небезызвестном Владимирском централе, до конца 1980-х годов служившем главной политической тюрьмой Советского Союза. Здесь сидели и враги советской власти, такие, например, как украинские или литовские националисты, и те, кто когда-то их ловил — генералы и офицеры госбезопасности. Во владимирской тюрьме Судоплатов снова встретил своего лучшего друга Эйтингона, во второй раз арестованного в те же дни, что и сам Павел Анатольевич. Судоплатов писал, что Эйтингон всегда глубже, чем он, понимал ситуацию в стране и ещё с конца 30-х годов критически относился к ее руководителям. Как-то раз, ещё до ареста в 1951 году, когда его записали в члены «сионистского заговора в МТБ», он, будучи уже генерал-майором, горько пошутил: «При нашей системе есть лишь одна, впрочем, не гарантированная, возможность не закончить свои дни в тюрьме. Надо не быть евреем или генералом госбезопасности». При этом, как и все люди этой генерации и жизненного пути, Эйтингон до конца дней оставался верен коммунистической идее. Из тюрьмы Судоплатов и Эйтингон бомбардировали руководство страны письмами с просьбой пересмотреть их дела, даже оказывали консультационную помощь высокопоставленным сотрудникам КГБ по некоторым внешнеполитическим проблемам и по вопросам, связанным с организацией спецподразделений. В частности, во многом благодаря их советам был создан отряд, позднее ставший известным как группа «Альфа». Но выпускать досрочно их никто не собирался. Понимая, что к прежней службе на свободе им уже не вернуться, они, получая от родственников необходимые книги, занимались переводами с французского, немецкого, польского и украинского, надеясь, что знание иностранных языков поможет им прокормиться в будущем. Эйтингона освободили в 1964 году. Его адвокат — а пришли времена, когда у осужденного за измену родине уже мог быть свой адвокат — добился, что ему зачли полтора года, проведённых в тюрьме ещё при Сталине за участие в «сионистском заговоре». После освобождения он работал главным редактором издательства «Международные отношения», потом в Центральном статистическом управлении. Все его попытки добиться реабилитации ни к чему не приводили. Когда умер убийца Троцкого Рамон Меркадер, получивший за этот акт звание Героя Советского Союза, его, главного организатора одного из самых громких политических убийств в истории, даже не пригласили на похороны. Правда, нашлись друзья, бывшие коллеги, сообщившие Эйтингону о похоронах. И он приехал на кладбище. Можно представить его чувства. Хоронили героя, а рядом с могилой стоял тот, кто направлял его руку, изменник родины. Умер Эйтингон в 1981-м, так и не добившись реабилитации.

Судоплатов вышел из тюрьмы 21 августа 1968 года. Как он сам написал, в день вторжения советских войск в Чехословакию. Павел Анатольевич отсидел пятнадцать лет. Как говориться, «от звонка до звонка». Опираясь на помощь друзей, он занялся литературным трудом. Переводил, редактировал, писал сам. Среди тех, кто пришёл ему на помощь, была его бывшая сотрудница Раиса Соболь, писавшая под псевдонимом Ирина Гуро. Вообще, знакомясь с биографиями этих людей, поражаешься, сколь многие из них стали литераторами после службы в «органах». И не только мужчины, но и женщины. Кроме Р. Соболь здесь можно вспомнить выдающуюся разведчицу Зою Рыбкину, писавшую под псевдонимом Зоя Воскресенская.

Произношу это имя, а на губах чувствую приторную сладость её многочисленных писаний о Ленине для детей и юношества, обязательных в те времена для изучения в школе и внеклассного чтения. Слава Богу, современной молодежи они неизвестны. Больших литературных талантов у всех этих «чекистов» не было. Иначе бы они, наверное, и не оказались в НКВД. Но если говорить о тех людях, кто посвятил себя разведке, то очевидно, что без развитого воображения и некоторого образования или хотя бы знания языков на этой службе было делать нечего. А для тех, кто этими качествами обладал, оставался всего один шаг до ручки и бумаги или пишущей машинки после того, как они по тем или иным причинам расставались с Лубянкой.

В соавторстве с Ириной Гуро и под псевдонимом Анатолий Андреев, Судоплатов написал пару издававшихся огромными тиражами историко-революционных книжек, посвящённых таким «пламенным революционерам»,

как, например, погибший в годы «большого террора» С. Косиор, и это принесло ему хорошие деньги. Его жена Эмма, сама в прошлом сотрудница ОГПУ-НКВД, все годы тюремного заключения мужа боролась за его освобождение. Квартиру в самом центре Москвы у неё, в конце концов, все-таки отобрали, но взамен дали по тем временам очень даже неплохую. Так что, Судоплатовы не бедствовали. Главной целью Павла Анатольевича после освобождения стала реабилитация. Но, ирония судьбы, добиться её он смог только после того, как перестало существовать государство, которому он служил и которое объявило его государственным преступником. Это произошло в апреле 1992 года, когда страсти сталинских времен, казалось, что навсегда, уходили в прошлое. Одновременно с ним посмертно был реабилитирован и Наум Эйтингон, чьей реабилитации он добивался столь же настойчиво, как и собственной. Вот тогда, после распада СССР, Судоплатов, уже опытный к тому времени литератор, и решил написать о тех событиях, участником или непосредственным свидетелем которых он был. В том числе и об операции «Монастырь».

Когда Судоплатов и Эйтингон был реабилитированы, отнюдь не все встретили этот акт с одобрением. И для этого, несомненно, были и есть серьёзные основания. Но они, скорее, морального свойства. Увы, но политический терроризм был и остаётся орудием государственной политики и сегодня. В том числе и в руках руководителей государств, считающихся «образцами демократии». Достаточно вспомнить США и Израиль. А так как никаким общепризнанным международным или хотя бы российским юридическим актом сталинский режим не был признан преступным, то получается, что и Судоплатова в этом смысле преступником считать нельзя. Он просто выполнял приказы своих руководителей. Правильно и справедливо ли это — другой вопрос. И история здесь ещё не сказала последнего слова. Сам Павел Анатольевич был намного честнее многих, оправдывающих его сегодня. Потому что написал: «Сознательно или бессознательно, но мы позволили втянуть себя в работу колоссального механизма репрессий, масштабы которых ужасают меня. Каждый из нас обязан покаяться за страдания невинных».

Глава дома Романовых

Вечером того же дня, когда Владимир Кириллович и Сенявин пересекли границу, они были в Берне. Остановились в неприметной гостинице. Сенявин на всякий случай погулял по соседним улицам, посидел в кафе на углу, но слежки не заметил. Владимир позвонил тётке в Мадрид, ему даже не пришлось ни о чем её просить. Счастливая обретением племянника инфанта Беатриса задала всего несколько вопросов о событиях последних недель, когда между ними не было никакой связи, а потом попросила перезвонить ей через час, так как, сказала она, «ей надо поговорить с каудильо». А через час радостно сообщила, что завтра вечером в аэропорту Берна его будет ждать самолет, посланный самим Франко. Этой ночью впервые за многие месяцы Владимир Романов спал спокойно.

Утром он поехали в Национальный банк. Сенявин остался ждать великого князя в машине. Тот вышел через час с портфелем желтой кожи. Они пообедали в одном из ближайших ресторанчиков, портфель Владимир положил рядом с собой на пустующий стул. Дмитрий Львович как дисциплинированный офицер вопросов не задавал, говорили о покойной и безмятежной швейцарской жизни. Здесь было уже по-летнему жарко, разноцветными тюльпанами цвели магнолии. После обеда, забрав из гостиницы вещи, поехали в аэропорт. Когда они отъезжали от отеля, Сенявин заметил, что вслед за ними двинулись ещё два автомобиля, стоявших через две машины от их «ситроена». Сказал об этом Владимиру Кирилловичу. Тот, державший перед этим желтый портфель в руках, положил его на заднее сиденье. Их преследовали, практически не таясь. А на шоссе, ведущем в аэропорт, когда Сенявин попытался дать газа, два «мерседеса» без труда настигли их. Первый обогнал, а потом подрезал. Дмитрий Львович вдавил педаль тормоза и бросил машину влево, пытаясь уйти от столкновения. «Ситроен» замер, зажатый между двумя «мерседесами». На шоссе не было ни одной встречной машины. Да и сзади, как успел увидеть Сенявин в зеркало заднего вида, тоже никого не было. Из передней машины выскочили двое с пистолетами в руках. Один рывком открыв водительскую дверь, наставил свой «люггер» на него, а второй, вооружённый «парабеллумом», распахнул дверь справа и, ткнув оружием в сторону Владимира Кирилловича, отрывисто бросил на русском языке:

— Портфель, быстро.

Под дулом пистолета великий князь протянул руку назад, взял портфель и протянул его налётчику.

— Пожалуйста.

Тот, взяв его под мышку, попятился к своей машине, не опуская оружия. Только когда он скрылся в ней, такой же манёвр проделал и второй из нападавших. «Мерседесы» взревели и скрылись за поворотом петлявшего по горным склонам шоссе. Пассажиры «ситроена» с минуту сидели молча. Наконец, Владимир Кириллович коснулся рукой плеча Сенявина и, мучительно выдохнув, сказал:

— Поехали, Дмитрий Львович.

— А ведь даже не таятся, сволочи!

— Это они специально демонстрируют, за кем сила. Поехали, поехали господин полковник.

Через пару минут они увидели причину того, почему ими не попадалось встречных машин. Еще два черных «мерседеса» столкнулись, перегородив дорогу. Серьезных повреждений, правда, на них не было. За «мерседесами» виднелась вереница стоявших встречных автомобилей. Увидев «ситроен», водитель одной из аварийных машин сел за руль и сдал влево, пропуская Сенявина и Владимира Романова. Владимир Кириллович нервно хохотнул: