Роман с разведкой. Интернет-расследование
Шрифт:
Послевоенная жизнь его жены Татьяны Березанцевой оказалась куда более насыщенной. Хочется верить, что в её успехах Александр Демьянов находил утешение и для себя. Она стала довольно успешным кинорежиссёром, некоторые из ее фильмов, как, например, «Дуэль» по Чехову, имели в своё время успех. Ее «Старомодную комедию» с Фрейндлих и Владимировым, снятую в конце 1970-х годов, и сейчас показывают по телевизору, как и последний, 1983 года, музыкальный фильм «Любовью за любовь» по мотивам пьесы Шекспира «Много шума из ничего». Татьяна Борисовна пережила мужа на двадцать лет. С наступлением времени, когда об операции «Монастырь» стало можно говорить, она поделилась с журналистами некоторыми воспоминаниями. Но до конца дней во всём, что касалось разведывательной работы мужа и её собственной, была очень скупа на рассказы. Один из свидетелей её последних лет вспоминал, что даже тогда, в начале 90-х годов, она производила впечатление человека «мажорного склада. разговаривала
Жизнь Алексея Сидорова после окончания операции «Монастырь» также сложилась вполне благополучно. По крайней мере, в сравнении с биографиями многих его современников. За участие в ней, а может быть, и по совокупности заслуг перед «органами» его ещё во время войны наградили орденом «Знак Почета». Использовался ли он в качестве секретного сотрудника в дальнейшем, мне неизвестно. В 1947 году Сидоров стал членом-корреспондентом Академии наук. Успехи на службе госбезопасности, хранившиеся в глубоком секрете, не уберегли Сидорова в конце 40-х годов от очередной волны критики и чреватого печальными последствиями обвинения в формализме. Причём в науке он занимался темами, далекими от злободневности. То ли потому, что вовремя покаялся в ошибках, в свою очередь кляня формалистов, то ли потому, что невидимые, но могущественные покровители продолжали хранить его, эта история никаких серьезных последствий не имела.
В послевоенные годы Сидоров был известен не только как крупный ученый — искусствовед, специалист по истории книги и книжной иллюстрации, но и как коллекционер и библиофил. В конце жизни он подарил свою богатую коллекцию графики русских и иностранных художников Третьяковской галерее и ГМИИ имени Пушкина. В последние годы он писал воспоминания о литературной и художественной жизни 1910-х-30-х годов. Надо ли говорить, что о своей «особой миссии» он не упомянул ни словом. Умер Алексей Алексеевич Сидоров в 1978 году, будучи весьма почтенным старцем 87 лет.
P.S. Не в оправдание, но в защиту историков разведки хочу заметить, что в тех немногочисленных статьях и заметках об Алексее Сидорове как поэте, ученом и коллекционере, которые мне удалось обнаружить, ничего не говорится о его деятельности в качестве агента НКВД, о его роли в операции «Монастырь». Их авторы создают образ кабинетного учёного, далекого от житейской суеты, закрывшегося в башне из слоновой кости. Вот уж воистину «специалист подобен флюсу».
Садовский
О послевоенной жизни Бориса Александровича сказать почти нечего. Ну разве что вспомнить о том, как сестра покойной жены перевезла его из сырой крипты в одну из бывших келий там же, в Новодевичьем. Там же, на Новодевичьем кладбище, где он провёл среди могил двадцать три года жизни, его и похоронили в апреле 1952 года рядом с женой. Через год ушла из жизни и Анна Аббасова. И пришло забвение, казалось бы, вечное. Но на излете советской власти в череде забытых имен, возвращаемых читателю, появилось и имя Садовского. Были переизданы его книги, опубликовано то, что не печаталось, но, слава Богу, сохранилось в архивах. Появились научные труды, посвящённые изучению творчества Садовского, его места в литературной жизни Серебряного века. Есть даже посвящённый ему сайт в Интернете (sadovskoi.ru). И сейчас ясно, что это была совершенно оригинальная фигура, пусть не первого, но уж точно второго литературного ряда. А для меня самое интересное в жизни Садовского то, что из своей жизни он создал ни на что не похожее произведение, где смешалась высокая трагедия и комедия масок, плутовской роман с романом шпионским. При этом Борис Александрович никогда и ни в чем не изменял раз и навсегда усвоенным убеждениям. А хорошо это, или плохо, пусть каждый решает сам.
Чекисты бывшими не бывают
Владимир Войнович, автор знаменитого «Чонкина», в своих описаниях литературных нравов 60-Х– 70-Х годов неоднократно упоминал имя Владимира Ильина, ответственного секретаря московского отделения Союза писателей . Тогда, конечно, никто из опекаемых им писателей не знал, какая биография за спиной у этого генерал-лейтенанта КГБ в отставке.
В 1943 году Ильин совершил роковую ошибку. Он попытался бросить вызов быстро набиравшему политический вес начальнику СМЕРШа Виктору Абакумову. Видимо, он надеялся на поддержку наркома внутренних дел Меркулова, чье влияние сокращалось по мере усиления Абакумова, а может быть, и самого Берии. Ильину стало известно, что Абакумов состоит в связи с женщиной, «на которую есть компрометирующие материалы», позволяющие заподозрить её в работе на немцев. Были у этих подозрений Ильина основания или нет, неизвестно. Главное, что он попытался дать делу ход и жестоко за это поплатился. В мае 1943 годе его арестовали, а защитников
В 1951 году у него пытались получить показания уже против арестованного к тому времени Абакумова, которого ему показали сидящим в камере, но Ильин благоразумно решил, что в его интересах настаивать на шапочном знакомстве с бывшим врагом.
Он отсидел девять лет. В феврале 1952 года его повели к коменданту внутренней лубянской тюрьмы. Ильин решил, что его ждет расстрел, так как расстрелами руководил именно комендант. Но ему просто объявили приговор — девять лет, которые он уже отсидел, «за служебные упущения». И отпустили. Ильин уехал в Рязань, и, как утверждал Судоплатов, работал там грузчиком на железной дороге. На самом деле он устроился в Рязани вполне сносно — работал помощником начальника управления работ в строительном тресте. В 1954 году, после расстрела Абакумова, Ильин добился реабилитации и вернулся в Москву. А в 1955 году о нем вспомнили в высших партийных кругах. Его бывший куратор в ЦК партии, Дмитрий Поликарпов, через несколько лет «прославившийся» как главный организатор травли Пастернака, в это время возглавил отдел культуры ЦК КПСС. Он то и вспомнил о «ценном кадре». Так Ильин оказался на той самой должности в Союзе писателей. Как утверждал Судоплатов, «партийному руководству нужен был в Союзе писателей человек, который бы знал всех, включая осведомителей». То есть сотрудничество отставного генерал-лейтенанта с «органами» возобновилось. На этой должности он проработал более двадцати лет, уйдя на покой только в 1977 году.
Уже упоминавшийся мной Владимир Войнович в своих воспоминаниях написал, о том, как Ильин напророчил ему, что на родине «Чонкин» никогда не будет напечатан: «Виктор Николаевич Ильин, секретарь Московского отделения Союза писателей и генерал-лейтенант КГБ, зажав меня в углу своего кабинета, спрашивал шёпотом:
— Ну, скажите, как говорится, не для протокола, неужели вы думаете, что ваш «Чонкин» когда-нибудь будет опубликован?
— Виктор Николаевич, — отвечал я ему громко, — я не только думаю, я знаю точно, что когда-нибудь Чонкин будет опубликован.
— Ну, вы и самонадеянный, — качал он головой. Я рад, что Виктор Николаевич дожил до времени, когда ему наглядно пришлось убедиться в моей правоте…». Правда, что-то такое рассказывают и о том, как высказался брежневский идеолог Суслов о будущем романа Гроссмана «Жизнь и судьба». И уж не знаю, придумал это Войнович или нет, но он утверждал: в конце 80-х, зайдя в редакцию журнала «Юность», Ильин увидел гранки номера, в котором должна была начаться публикация «Чонкина». Свидетели утверждали, что Ильин не смог скрыть испытанного им глубокого потрясения. Не сломавшийся в тюрьме, он не сделал из своего личного опыта каких-либо меняющих мировоззрение выводов и на всю жизнь остался верным усвоенным в молодости догмам. В силу занимаемой должности и собственных убеждений он был активным участником травли многих писателей и поэтов, составляющих сегодня гордость нашей страны — от Пастернака и Солженицына до Галича и Войновича.
В то же время для тех, кого он, вслед за начальством, считал «своим», он стремился сделать все, что было в его силах. А связи у него были немалые. Вот он и устраивал писателей и их родственников в больницы и санатории, выбивал квартиры. Тот же Войнович, пока числился «своим», получил квартиру благодаря усилиям Ильина. Причем он добился положительного решения весьма артистически. Когда на совещании у московского начальства обсуждался этот вопрос, и было высказано сомнение, достоин ли молодой писатель Войнович трехкомнатной квартиры, Ильин встал и запел сочиненную Войновичем песню о космонавтах («14 минут» можно послушать здесь:, которую тогда, в 60-е, знал каждый гражданин Советского Союза. Решение в пользу Войновича тут же было принято. По словам Судоплатова, они никогда не были особенно близки с Ильиным, но тот навестил Павла Анатольевича уже на третий день после его выхода из тюрьмы и как мог помогал, снабжая разного рода литературной работой.