Роман Суржиков. Сборник
Шрифт:
А там, в пяти шагах от порога, она наткнется на тебя.
Ты выпустишь барса из рук и скажешь:
— Твой кот. Я поймал, ух.
— Ты… — выдавит девчонка, задыхаясь. — Зачем ты преследуешь меня? Ты пытаешься что-то показать мне? Я не могу понять!
— Ух. Ух.
— Ты, да? Все эти куклы, числа, знаки — это же дело твоих!.. Зачем ты так мучаешь меня? Ответь!
— Не мучаю, ну, — скажешь ты. — Защитить хочу. Тебе нужна защита. Ух.
— От кого?.. От тебя? — спросит Санни, леденея. Пусть темно, но
— Нет, от меня — нет, — подтвердишь ты. — Твой враг ужасен, ух. Но я убью его.
Возьмешь у девчонки огнемет. Ее рука будет ватной, ладонь разожмется.
— Кто он, мой враг?
— Ты.
И ты выпустишь струю пламени ей в лицо.
Распадная фуга длится от четырех до семи секунд. В норме, сознание не выдерживает нагрузки и гаснет за первые полторы-две секунды. Человек падает без чувств.
Три фазы подготовки — доверие, страх, жажда — нужны для того, чтобы психика, измученная тревожным ожиданием, жаждущая развязки любой ценой, продержалась до конца фуги.
Ты считаешь до семи Миссисипи. Огонь сдувает кожу с черепа Санни, обугливает мышцы. На восьмой секунде она, еще живая, падает на колени. Тогда ты отпускаешь кнопку.
Захочешь сразу переключить фильтр и не видеть больше этот живой труп, но тебе потребуется хотя бы полчаса на штатную десинхронизацию. Иное дело — Санни. Ее фильтр перестроился за семь секунд фуги, а мир — рухнул.
Все течет, видоизменяется прямо у нее на глазах. Поверх костей заново возникает молочная кожа. Снежный барс становится белым котенком, песочный замок — кирпичной двухэтажкой. Воздух едко пахнет хвойным освежителем из баллончика, который семь секунд назад был огнеметом. Жуткая горилла втискивается в силуэт стройного, плечистого парня, на запястье которого все еще повязана красная ленточка. И он, этот парень — ты — произносит:
— Вы пережили фиксационный сбой фильтра восприятия, по-простому — фиксу. После стресса, вызванного событиями личной жизни, вы утратили способность отличать иллюзорные миры, построенные фильтром, от реального. Вы зафиксировались в одном из иллюзорных миров, а именно, в сборной сказке, и не могли самостоятельно выйти из него. Вы дали ошибочные ответы на все три тестовых вопроса. Поэтому я имел право применить метод распадной фуги, чтобы вернуть вам способность воспринимать реальность.
Она пялится. Она хрипит:
— Так ты… ты…
— Верно, я — ретривер. Возвращатель. Меня наняли ваши родные, когда поняли, что вы в фиксе.
Она падает лицом в землю, стонет, выкашливает дыханье. Зачерпывает ладонями росу, грязь, трет глаза и лоб… Фуга — штука тяжелая.
Ты присаживаешься рядом и говоришь:
— Фуга наступает тогда, когда случается невозможное событие. Нечто такое, что твой фильтр восприятия не сможет корректно трансформировать в иллюзию. Но ты выбрала сказочный мир, здесь нет правил, возможно
— Ооооо…
Санни перекатывается на спину. Твой собственный фильтр уже тоже начал отстраиваться, и ты впервые видишь ее такой, как на фото: скуластое худое лицо, узкий разрез рта, темная челка, бледный лоб. Она глядит вверх. Возможно, прежде ее небо было фиолетовым, с радужными вихрями и водоворотами галактик. Сейчас Санни видит просто черное брюхо тучи.
Внезапно кто-то накидывается на тебя сбоку, лупит кулачонками, орет, визжит… Ага, — не сразу понимаешь, — это деваха в сари. (Сари оказывается бархатным халатом, порядком засаленным.) Тебе лень отбиваться, лень объяснять, но вот ты перехватываешь ее руки и холодно бросаешь:
— Дура. Совсем дура. Видишь, что подруга не в себе. Слабо три вопроса задать? Три простых вопроса, а?
И задаешь их сам:
— Как тебя зовут, девочка?
— Санни Питерс.
— Где ты находишься?
— Была в Лондоне… Сейчас — не знаю. Куда-то летела…
— Какую модель фильтра ты используешь?
— Иллюзион Суприм.
— Замени его, когда деньги будут. У Супримов слабая защита от фиксаций.
Предвижу: когда вернешься, на душе будет паскудно.
Ты станешь терзать себя всякими мыслишками. Например, так ли нужно было убивать девчонку? Не помог бы, скажем, просто поцелуй с гориллой?.. Или, спохватись ее родичи хоть на день раньше — может, сработал бы мягкий метод?.. Или такое: до какой же степени надо возненавидеть реальный мир, чтобы отрицать его до последнего, до самой смерти? Сколько же дерьма она хлебнула в этих ее последних отношениях?..
Не знаю. То есть, на первый знаю: да, нужно. В данном случае, иллюзия смерти была единственным выходом. Чем гибче правила иллюзорного мира, тем сложнее из него вырваться. На остальное — не знаю, что ответить.
Зато знаю, что тебе станет легче, когда самолет приземлится, и ты настроишь фильтр на твой любимый мир. Никаких сказок на этот раз, никакой фантастики. Ты будешь, например, в Лондоне, только в викторианском. Такси станет кэбом, и фильтр трансформирует шорох шин в грохот булыжников под ободами. Небоскребы сожмутся боязливо, стеклянные стены зарастут бурым кирпичом. Над фабриками поднимутся трубы, небо потемнеет, задыхаясь в саже. Плащи и котелки возникнут на прохожих, грязь зашлепает под их сапогами. Хорошо, черт возьми, когда мрачно.
А еще, проезжая над Темзой, подумай вот о чем: что было бы, не успей ты вовремя?
Тут ответ хорошо известен. Если фикса затягивается дольше, чем на двенадцать суток, нервные связи в мозгу успевают перестроиться. Вероятность выйти из иллюзии — даже через фугу — падает ниже десяти процентов. На этом этапе остается единственный надежный метод: хирургическое удаление фильтра восприятия. В четырех случаях из пяти побочный эффект такой операции — шизофрения.
Ну как, полегчало?..