Роман Суржиков. Сборник

Суржиков Роман Евгеньевич

Учти вот что: мир может быть где угодно. На острове Ибица, в предгорьях Тибета, в соседнем квартале, в соседней квартире. Возможно, тебе придется пролететь полпланеты, а возможно, спуститься в подземку и выйти через три станции. Когда ищешь мир, не веди машину. Он может быть мал, ты можешь проскочить его насквозь быстрей, чем заметишь. Входи в него только пешком.

На поиски мира, где бы он ни был, есть двадцать четыре часа.

4.

Возьмем средний вариант: страна твоя, город другой.

С ладони покупаешь билет на ближайший рейс, коротаешь

пару часов в случайной таверне, среди каких-то ковбоев и самураев, жрешь свои роллы, листаешь скачанный на ладонь дневник Санни. Может быть, глядишь ее коллекцию порнушки. (Это, кстати, важно. Но надейся на то, что тебе не придется узнать, почему.) Потом ты спишь час в зале ожидания, еще два — в салоне самолета, по прихоти летчика выглядящего, как Цеппелин.

И вот ты в аэропорту Того Города. Где-то в нем есть нужная улица, а может — район, и найти его, опять же, несложно. В терминале полно людей, спрашивай правильных. Хочешь найти Средиземье — спроси дорогу у эльфа, ищешь Матрицу — спроси у Нео. Это очевидно.

Важно другое: не спеши. Выбери отель, ближайший к нужной улице, остановись в нем. Отель прямо на улице брать нельзя — Санни может оказаться в нем, а ко встрече ты еще не готов.

Что прежде? Прежде — думать.

5.

По моим расчетам, сейчас вечер вторых суток из тех пяти. Верно?

Ты в отеле. Ты думаешь.

Тебе придется выбирать из двух методов — развилка будет позже. Возможно, подойдет мягкий, но вряд ли, так что заранее готовься к фуге.

Фуга выстраивается в три этапа:

доверие;

страх;

жажда.

Вот именно так — каждое с новой строки.

Начнем с доверия. Оно полностью, на все девяносто девять, зависит от твоего образа. Оно возникнет в первые полминуты после встречи. Или — не возникнет. Решает образ.

Ты знаешь о Санни все, ты даже любишь ее четвертью сердца. Чертовски велик соблазн сделать свой образ привлекательным. Вот взять так запросто — и соткать его из фрагментов обожаемых героев, из любимых сцен, трогательных черточек. Сказануть внаглую вросшую до подкорки фразочку. Чушь. Не будь придурком.

Знай и готовься: тебя будут ненавидеть. Неважно, пришел ты за мужчиной или женщиной. Женщины возненавидят тебя за то, что ты мужчина. Мужчины — за то, что ты мужчина, не пляшущий под их дудку. Дети — за то, что ты взрослый. И все трое, подсознательно, возненавидят тебя за профессию. Ты — ретривер. Если ты хорош, ненависть станет твоей подругой.

Тут ты спросишь: а как же Санни станет доверять тому, кого ненавидит?

Вот именно ему, поверь, она и станет доверять! Мы доверяем не тому, кто хорош или кажется хорошим, не тому, кто окружает нас заботой и что-то там под ноги стелет, даже не тому, чья душа — нараспашку, как майка, порванная на пузе.

Мы доверяем тому, кто для нас предсказуем.

Ты — мужчина. Санни ждет от тебя всякой дряни. Так выгляди дрянью, и она начнет доверять. Только так она позволит тебе приблизиться.

Одна оговорка: будь нестрашной дрянью. Ты сам по себе не должен вызывать у нее боязнь.

Для страха найдутся иные причины.

6.

Несколько слов о мире, в котором ты окажешься: он будет банален.

Фиксы обожают банальщину. Не Алисино Зазеркалье, не тоталитаризм Оруэлла, не «Пикник на обочине».

Будут эльфы с гномами, или вампиры с оборотнями, или боги на Олимпе… А если мир женский, то классика жанра — сборная сказка.

Утро третьего дня.

Если чего-то стоишь в нашем деле, то сейчас ты идешь по Тому Самому Району, и ты — чудище.

Если, например, ты худосочный мозгляк, то ты — гоблин. А если спортивный и плечистый, то — горилла. Ты либо мерзок настолько, что смотреть противно, либо так примитивен и туп, что скучно до зевоты. Вокруг полно женщин — они воротят физиономии, отводят глаза, будто тебя вовсе нет. Прекрасно! Только одна должна тебя заметить, для остальных будь пустым местом.

Горилла — прекрасный образ. Мордатая, как автобус; башка чернющая и вросла в плечи; шерсть в колтунах, а на поясе — килт. Ага, шотландский килт, именно. И еще нужна деталька — крохотная такая, чтобы ее никто, кроме Санни не приметил, но чтобы она — наверняка. Помнишь, на ее десктопе висело фото косматой псины с языком на пол-груди? Помнишь, на шее собаки была красная ленточка — от сглаза? Повяжи себе такую на запястье.

Итак, ты синхронизировал фильтр — этому не мне тебя учить. Бредешь по улице — то вертикально, то на всех четырех, а вокруг тебя — ооо! Вот вокруг тебя стоит поглазеть. И хотел бы не таращиться, да волей-неволей.

Люди здесь живут в чем угодно. Вот особняк — здоровенный череп мамонта; вот небоскреб, как соцветье сирени, и каждый цветок — квартирка с балкончиками; вот Пизанская башня — покосилась уже настолько, что чуть не ложится на купола хрустального дворца. А тут аквариум, ну натуральный аквариум, вместо дома — шар с водой и рыбками! Присмотришься — на уровне третьего этажа кувшинки плавают. Наверное, там на них столики; наверное, это — ресторан…

По дорогам движется все, что вообразишь, а что не вообразишь — тоже. Движется — это значит, катит на литых дисках или кованых колесах, скачет лапищами, ползет на брюхе, несется галопом. Вон птеродактиль шурхнул над головой, вот паровоз дымит и грохочет товарными коробками, а это что у нас — колесная яхта под парусом?..

Люди — почти сплошь женщины. Они не похожи друг на друга. То есть они до такой степени непохожи, что выглядят совершенно одинаковыми. Надрывная попытка быть уникальной роднит их, как сестер-близняшек. Тоги, корсеты, кожа, кружева, лосины, кринолины, золотые локоны, парики, диадемы, соломенные шляпы, спицы накрест сквозь укладку, шпильки, ботфорты, гриндерсы, босые пятки… Спустя пять минут ты теряешься в этом водовороте, все становятся на одно лицо, в глазах рябит.

Встречаются и мужчины — их мало. Они двух типов: отребье (прыщавая щень, рикши, рабы-носильщики) и пафосные принцы верхом на чем-нибудь белом. Глядя на первых, ты радуешься, что ты — горилла в килте. Смотришь на вторых — и радуешься еще больше.