Роман в сонетах (сборник)
Шрифт:
2
Перебирая лапками по кругу
И тешась мыслью повернуть судьбу,
Пущусь и я: быть может с перепугу,
Что ношу взял себе не по горбу,
С октавами я справлюсь, хоть в заслугу
Не ставят трусам дерзкую борьбу.
И трудно ли последнему идти
По пройденному предками пути?
3
Не лучше ли подальше и скорее
Послать, как нам велят «ко всем чертям» [7]
Все ямбы, все октавы, все хореи
И уподобясь ловким рифмачам,
Заслуженно считать себя мудрее,
Шагая по нехоженным путям
И вслушиваясь чутко в диссонансы,
Ловить неуловимые нюансы?
7
Имеются
4
Я не сторонник точных рифм. Отнюдь.
Я лишь стараюсь слышать рифмы точно.
И все, что в них фальшиво, хоть чуть-чуть,
По-моему, – искусственно, непрочно.
Хоть часто даже диссонанс блеснуть
Созвучием способен очень сочно.
Но был бы я сейчас не прав, поправ
Гармонию классических октав.
5
Бывает, что и правильность – суха,
Но, вечно претендуя на законность,
В искусстве лишь искусственность плоха
И неуместна только изощренность.
Мой идеал – естественность стиха,
Мой идеал – его непринужденность.
«Завоеванья» моды далеки
От обаянья пушкинской строки.
6
И то, признаться, как легко писать,
Задавшись строгой ясностью размера:
И «печка» есть и знаешь, как «плясать»
И никого не удивит манера.
Здесь мастеру не могут изменять
Ни вкус, ни такт, ни техника, ни мера.
Короче, дело только за сюжетом,
И можете считать себя поэтом.
7
О чем же мне писать?… Сюжетов – тьма,
Но как мне выбрать самый интересный?
Ну, если не такой, как у Дюма,
Занятный, то хотя б не очень пресный?
Но не такой, чтоб он сводил с ума,
Чтоб жертвовать прогулкой в день воскресный
И временем свободных вечеров:
В здоровом теле – дух и так здоров.
8
И кроме книг есть масса развлечений:
И среди них любимые – хоккей,
Футбол и бокс – немало наслаждений
Приносят знатокам: сиди – болей!
Болей же на здоровье! Обострений
Не пропускай! Не то, глядишь, ей-ей
Не избежать тоски и беспорядка:
Здоровой голове нужна разрядка.
9
Я сам не прочь, забыть, который час
У телевизора в голубоватом свете.
С экрана не сводить влюбленных глаз,
Как зачарованный, томиться и болеть и
Вдруг восклицать: Какой пассаж! и Пас!
То при игре в хоккей, то при балете.
То просто наблюдать жизнь разных стран
С ногами сев на собственный диван.
10
Да! Фантастичны техники дары!
Ткнешь пальцем – и мелодии польются.
А то глядишь – страдают три сестры,
А ты сидишь и хлещешь кофий с блюдца,
И можешь встать во время их игры,
И можешь лечь и можешь потянуться,
Зевнуть и, с разрешения гостей,
Переключить программу на хоккей.
11
Такая жизнь! Найти в ней ретроградам,
Таким, как я, сюжетик – мудрено.
Давно ли Петербург был Ленинградом?
И домика в Коломне нет давно…
Но с Пушкинской – Коломенская рядом:
Все новою поэзией полно
И новой прозой… Мой сюжет банален,
Но для меня – бесспорно актуален.
12
Так обратимся к нашему герою.
На первый взгляд, он странный парень был:
Застенчивый, угрюмый, но порою
Казалось мне, что он избыток сил
Обуздывал искусственной хандрою,
Давно не модной, – как он говорил,
Когда мы как-то на досуге взялись
За утомительный психоанализ.
13
Он сохранил «моральные устои»,
Как это мы привыкли называть,
Он верил в идеал и все святое,
Но это все предпочитал скрывать
Под маской равнодушного покоя,
И маску эту не давал срывать:
Смеялся тем же самым анекдотам
И был таким же «ТЕЛЕВИДИОТОМ».
14
Но
Остались книги – сказочный мир книг.
К нему с его магическою властью
Он пристрастился с детства, но привык
Читать все без разбора, и, к несчастью,
Он поздно в тайники его проник –
В волшебную стихию вдохновений –
По глупости, а, может, из-за лени.
15
Он начал сочинять стихи тогда,
Когда другие переходят к прозе,
Когда в других все музы навсегда
Уснули мертвым сном, почили в бозе,
И люди даже вспомнить без стыда
Не могут о «лирическом психозе»,
Упоминая о своих стишках,
Как о вполне простительных грешках.
16
Что мы собратья по перу и лире,
(Но я пишу не так, как он, тайком)
Узнал он от соседей по квартире,
С которыми был коротко знаком.
С соседями тогда мы жили в мире,
Он стал и к нам заглядывать мельком
Отнюдь не из корыстных побуждений:
Нас с ним сближала общность убеждений.
17
Мы часто с ним, о том, о сем болтая,
Гуляли вдоль по Пушкинской вдвоем.
Сейчас там, перспективу замыкая,
Стоит убогий двухэтажный дом.
«Снести б его», – мечтали мы, вздыхая, —
Построить небоскреб на месте том,
И Пушкин здесь на современном фоне [8]
Смотрел бы на потомков благосклонней…»
8
Имеется в виду памятник Пушкину работы скульптора Опекушина на Пушкинской улице в Петербурге.
18
Страдать из-за такого пустяка,
Как снос свой век отжившего строенья, [9]
Не стал бы он теперь наверняка,
У нас теперь иные настроенья.
И он привык, наверно, за века,
Здесь стоя в атмосфере поклоненья,
К тому, что все не вечно под Луной,
Что мир все тот же, то есть, все иной.
19
А смертному живому не смириться
И не привыкнуть к этому никак.
А смертный все к бессмертию стремиться
И потому себе и людям – враг.
И мой знакомый был, как говорится,
Такой же неисправленный чудак –
Как тысячи других, достойных славы,
Он был бы прав, когда они – не правы.
9
Имеются в виду следующие строфы из «Домика в Коломне»
10.
Дни три тому туда ходил я вместе
С одним знакомым перед вечерком.
Лачужки этой нет уж там. На месте
Ее построен трехэтажный дом.
Я вспомнил о старушке, о невесте
Бывало тут сидевших под окном.
О той поре, когда я был моложе.
Я думал: живы ли они? – И что же?
11.
Мне стало грустно: на высокий дом
Глядел я косо. Если в эту пору
Пожар его бы охватил кругом,
То моему озлобленному взору
Приятно было пламя. Странным сном
Бывает сердце полно; много вздору
Приходит нам на ум, когда бредем
Одни или с товарищем вдвоем.
12.
Тогда блажен, кто крепко словом правит
И держит мысль на привязи свою,
Кто в сердце усыпляет или давит
Мгновенно прошипевшую змею…»
20
Его смущало слово «графоман»,
Как браконьера – логика запрета.
Он, веря, что ему природой дан
Талант незаурядного поэта,
Считал, что это все – самообман,
И все-таки надеялся на это.
И от меня он, вероятно, ждал,
Чтоб я в нем гениальность угадал.
21
А я, признаться, вел себя нескромно.
Я говорил однажды, свысока
Немного тупо и немного томно
На парня глядя, как на новичка,
«Жизнь коротка, а море книг – огромно
И не было такого моряка,
Который в нем не сделал бы открытий,
На корабле и даже на корыте.