Роман
Шрифт:
Тот резко отвернулся, огляделся и увидел как переглянулась между собой царская семья, и ему стало неловко, тем более, что они наверняка понимали по-английски.
– Алексей Николаевич, - не своим голосом заговорил Голицын, обращаясь через стол к Наследнику, - а ведь вы не представили нам своих сестёр! Не хорошо. Представьте пожалуйста.
Но не успел Алексей и рта открыть, как сёстры, словно по команде, хором выпалили: "Мы "ОТМА""! И сами же весело расхохотались. После чего резко стихли, и вскакивая как оловянные солдатики, по
– Вот вы, как я слыхал, с Дона, - громко обратился царь Николай к Голицыну, - а казачью песню заиграть можете?!
– А то как жа, - подыгрывая царю, ответил тот.
И, памятуя о бывшей профессии, запел:
"Конь боевой с походным вьюком
У церкви ржёт - кого-то ждёт.
125.
В ограде бабка с внуком плачет,
Возля молодка слёзы льёт
И когда Голицын запел повтор двух последних строк, то вся царская семья, кроме Императрицы, подхватила его, да как! подхватила, у запевалы чуть не случился комок в горле - так умело выводили они голоса.
А из дверей святого храма
Казак с доспехом боевым
Идёт, идёт к коню он прямо
Среди друзей, своих родных.
И снова певца подхватили, и снова масло по сердцу.
Жена коня мужу подводит,
Племянник пику подаёт
И говорит отец - послушай
Моих речей, сын, наперёд.
И снова, будто казачий хор запел. Даже Императрица подключилась к пению.
И говорит отец - послушай
Моих речей, сын, наперёд:
Мы послужили Государю,
Служить тебе пришёл черёд.
На этом повторе, у Николая Александровича сверкнула слеза в глазу.
А вот и пика родовая -
Подруга славы и побед,
А вот и шашка-лиходейка
С ней бился я и бился дед".
Песня кончилась. Настала тишина.
– А ведь, когда я узнал об отречении Михаила, - тихо заговорил Николай Александрович, глядя на Булгакова, - я всё же подал текст нового Манифеста, в пользу Алексея. И просил генерала Алексеева послать телеграмму с этим текстом в
Петроград. И было это 3 марта 1917 года. Но, толи телеграмма не дошла и затерялась в этой катавасии, толи... Увы!.
– Хорошо пели, - сказал Булгаков, наливая мужчинам по чарке коньяка.
– Но когда с нами так поступили в ту кровавую ночь, я понял - какой Ад ожидает Россию, - глухо произнёс Император.
– И не ошиблись, доложу я Вам, - подтвердил писатель подняв свою рюмку с коньяком.
Выпили. Помолчали.
Послышались всхлипы, а потом и плач Мэрилин Монро. Она плакала с бокалом в руках, и что-то говорила сквозь плач. Но это уже был голос другой Мэрилин Монро, не милое лепетание славного ребёнка, а грудной полноценный голос женщины-актрисы.
– Она говорит: "Какая хорошая песня и какая дружная семья, какие дети. А у меня были одни выкидыши. Выкидыши и бессонница. О, господа, вы знаете - что
Теперь не только голос, но и лицо Мэрилин стало другим - не детским и не милым, и без бантика на губах. Она вдруг поднялась со своего места и направилась к царской семье.
– Она хочет всех расцеловать, - объявила переводчица.
И тут же, вдогонку, пояснила ей, как понял Голицын, что это семья русского Царя Николая II -го.
– О!
– воскликнула Мэрилин, и походу стала что-то рассказывать, упоминая русское имя Никита Хрущёв.
126.
– Она уже знает одного русского президента - Никиту Хрущёва, - переводила Киска, почему-то довольно улыбаясь, глядя на Голицына.
– Тот приезжал в США, и она была приглашена на приём. "И когда я с ним поздоровалась, то он посмотрел на меня как на женщину. Просто - на женщину. Понимаете?" - закончила она перевод прямой речью, явно опьяневшей Мэрилин.
И Монро запела, пытаясь танцевать, и пошла по кругу вокруг стола, и Киска стала ловить её за руку, предлагая ей что-то, и куда-то зовя.
– Сейчас мы пойдём в уютную комнату, и выпьем хорошего крепкого кофе, - пояснила переводчица, опять же странно улыбаясь.
Но по пути, Мэрилин ловко вывернулась из под руки Киски, прямо лицом к Голицыну, и заговорила в упор. Голицын строго глянул на переводчицу.
– Она говорит, что хотела снимать хорошее, серьёзное кино и для этого создала свою студию, но из этого ничего не вышло, потому что кругом волки, - перевела Киска, и потянула Монро за собой.
Но та ещё на мгновение задержалась и уже совсем другим тоном и тихо что-то сказала Голицыну. Но Киска молчала.
– Переведи, - прямо таки приказал Голицын.
– Она спросила тебя - "откуда у них моя любимая марка Шампанского, 1961-го года урожая"?
– говоря в нос и через губу, перевела Киска. И тут же громко обратилась ко всем, - Простите нас, господа!
И увела вон саркастически смеющуюся Мэрилин Монро.
– На-аш человек, - задумчиво благоговейно произнёс Голицын.
А Булгаков, на это, вдруг расхохотался.
– А какое славное наступление готовилось к весне 17-го года!
– вдруг встрепенулся Государь.
Его дочери аж вздрогнули.
А Булгаков расхохотался с новой силой, аж со свистом в горле.
– Напрасно смеётесь, - без обиды в голосе заметил Государь.
– Как вас по имени отчеству?..
– Михаил Афанасьевич, - пробросил писатель, - я просто вспомнил одного героя моей пьесы, генерала. Он тоже вспоминал, и говорил - "Какой славный бой был под Киевом, прелестный бой! Тепло было, солнышко, тепло, но не жарко..."
– Угощайтесь, Михаил Афанасьевич, - сказал Государь, раскрыв золотую пачку, лежащую на столе.