Романовы

Курукин Игорь Владимирович

Царевны Анна Петровна и Елизавета Петровна.

Л. Каравак. 1717г.

Конклюзия на коронацию Екатерины Алексеевны. Гравюра И. Зубова. 1724 г.

Царская

семья: Пётр I, Екатерина Алексеевна, Алексей Петрович, Елизавета и Анна Петровны, Пётр Петрович.

Миниатюра Г. Мусикийского. 1717 г.

Царевич Алексей Петрович. Гравюра X. Вортмана по оригиналу И. Люддена. 1729 г.

Пётр II.

Гравюра X. Вортмана по оригиналу И. Люддена. 1729 г.

Серебряный рубль с профилем Петра II. 1729г.

Анна Иоанновна.

Л. Каравак. 1730г.

Елизавета Петровна.

И. Вишняков. 1743 г.

Коронация Елизаветы Петровны в Успенском соборе Московского Кремля. Гравюра Г. Качалова по рисунку Э. Гриммеля. 1744 г.

Летний дворец императрицы Елизаветы Петровны — творение Б. Растрелли.

Гравюра А. Грекова по рисунку М. Махаева. 1753 г.

Великий князь Пётр Фёдорович

и великая княгиня Екатерина Алексеевна с калмыцким пажом. А. де Гаек (Лисевская). 1756 г.

Екатерина II — законодательница в храме Правосудия. Д. Левицкий. 1783 г.

Екатерина II с сыном Павлом Петровичем, невесткой Марией Фёдоровной и внуками Александром и Константином в царскосельском парке у бюста Петра I.

Гравюра Д. Бергера с оригинала И. Лнтинга. 1763 г.

«Мечты царицы Екатерины»:

чёрт подносит Екатерине II Варшаву и Константинополь. Карикатура У. Холланда

«Алмазный» трон царя Алексея Михайловича.

1658г.

ром 25 января Анна подписала «кондиции»: «Тако по сему обещаю без всякого изъятия содержать». Росчерком пера самодержавная монархия в России стала ограниченной ровно на месяц — до следующего государственного переворота. Большинство подданных об этом так никогда и не узнали, но при ином раскладе политических сил эти ограничения могли бы стать рубежом в нашей истории.

Второго февраля князь Д. М. Голицын объявил собравшимся

на свадьбу царя и угодившим на его похороны дворянам о «кондициях» и призвал их подавать проекты будущего государственного устройства. В зимней Москве наступила небывалая политическая «оттепель». Только недавно приученные к бритью бород и ношению европейских камзолов дворяне ещё хорошо помнили дубинку императора и его грозные (по выражению Пушкина, писанные кнутом) указы, но приступили к сочинению новой формы правления.

Кто они были? Старые служивые, прошедшие огонь, воду и медные трубы Петровских реформ; посланные в своё время за границу «пенсионеры», капитаны нового флота; боевые офицеры, заканчивавшие карьеру переходом на мирные должности воевод и комендантов, чиновников Сената, в полицию, в новые коллегии. В перечне «прожектёров» рядом стоят имена денщиков Петра I и проворовавшихся чиновников. В центр событий попали вызванные на смотр армейские офицеры, ожидавшие новых постов бывшие прокуроры или назначенные Сенатом «нарочные» для сбора недоимок в провинциях. Уничтожавший самодержавие проект подписали старшие чины московской полиции во главе с обер-полицмейстером и молодые камергеры и камер-юнкеры двора. Рядом с носителями старинных чинов стольников и жильцов подписи ставили представители иного поколения — обучавшийся в Париже и прикомандированный к Академии наук А. Юров и «архитектурного и шлюзного дела мастер» И. Мичурин.

Нам известны семь составленных в те дни дворянских проектов и планы реформ самого Верховного тайного совета. И те и другие были единодушны в намерении расширить права дворян, но вступили в противоречие по ключевому вопросу о верховной власти. Самый многочисленный дворянский «проект 364-х» (по числу подписей под ним) предлагал создать «Вышнее правительство» из двадцати одной «персоны». Это правительство, а также Сенат, губернаторов и президентов коллегий предлагалось выбирать: «балатировать генералитету и шляхетству... а при балатировании быть не меньше ста персон», то есть упразднить Верховный тайный совет в его прежнем качестве и составе.

Для «верховников» такое устройство означало отстранение их от власти. В ответ правители согласились на увеличение своего состава (но не более чем на пять членов), признавали выборы сенаторов и президентов коллегий. Но выбирать должны были... только сами «верховники» вместе с Сенатом! Их максимальной уступкой было согласие на созыв особого «собрания» из двадцати-тридцати человек для сочинения «твёрдых и нерушимых» законов империи. Но этих депутатов ещё предстояло выбрать с участием всех дворян империи, а новые законы должны были единогласно приниматься последовательно депутатами, Сенатом и... самим Верховным тайным советом, что оставляло реальную и неограниченную исполнительную власть в руках опытных бюрократов.

Следственные дела и редкие письма донесли до нас отзвуки тогдашних дискуссий. Рядовые дворяне не доверяли вель-можам-министрам, опасаясь, подобно казанскому губернатору и будущему министру Артемию Волынскому, чтобы «не сделалось вместо одного самодержавного государя десяти самовластных и сильных фамилий». Вице-президент Коммерц-коллегии Генрих Фик «был весел» оттого, что «не будут иметь впредь фаворитов таких как Меншиков и Долгорукой», и мечтал «о правительстве как в Швеции». Асессор Рудаковский «ответствовал ему, что в России без самодержавства быть невозможно, понеже Россия кроме единого Бога и одного государя у многих под властью быть не пожелает». Капитан-командор Иван Козлов радовался, что императрице «определяют на год 100 000... а сверх того не повинна она брать себе ничего, разве с позволения Верховного тайного совета; также и деревень никаких, ни денег не повинна давать никому». Однако автор столь радикальных высказываний подпись под проектами не поставил — надо было подумать о карьере.

Вопрос о власти расколол «генералитет» (особ первых четырёх классов по Табели о рангах): одни склонялись к компромиссу с «верховниками»; другие (в том числе руководство Военной коллегии, три из шести сенаторов, президенты и советники ряда коллегий) требовали ликвидации совета. В спорах смешались имена, чины, карьеры, поколения, знатность и «подлости». Смелые «прожектёры»; недовольные выбором кандидатуры государыни вельможи; наконец, просто захваченные волной политических споров провинциальные служивые — такой диапазон уровней политической культуры исключал возможность объединения тех, кого можно было бы назвать «конституционалистами». Для полноты картины можно добавить давление «фамильных» и карьерных интересов, оглядку на желание влиятельного и чиновного родственника-«милостивца», возможность обеспечить себе счастливый «случай»...