Романовы

Курукин Игорь Владимирович

В эти дни Бирон рыдал, однажды даже упал в обморок — и всё же рискнул предложить себя в правители государства. Будущий канцлер, а в то время кабинет-министр Алексей Петрович Бестужев-Рюмин составил «челобитную» о назначении Бирона регентом при младенце-императоре, и её безропотно подписали виднейшие сановники. За два дня до смерти императрица не без колебаний утвердила полномочия регента. 17 октября Анна Иоанновна скончалась между девятью и десятью часами вечера в полном сознании и даже успела ободрить своего любимца: «Небось!»

Бирон получил право вершить все государственные дела «как бы от самого самодержавного всероссийского императора». За трёхнедельное правление он подписал ровно 100 указов, предписывавших «поступать

по регламентам и уставам... государя императора Петра Великого». Всем подданным обещался суд «равный и правый», крестьянам — сбавка в уплате подушной подати, преступникам — амнистия; дезертирам — отсрочка для добровольной явки. Бирон «изволил слушать доклады» в Сенате и накладывал на них резолюции с подписью по-русски: «Иоганн регент и герцог». Похоже, он был уверен в любви подданных, поскольку даже начал проводить непопулярные меры: назначил очередной рекрутский набор и поднял в столице цену на водку.

«В службе её величества» Бирон был непотопляем. Но после десятилетнего фавора он попытался стать самостоятельной фигурой — и потерпел фиаско. Столь стремительное возвышение фаворита вызвало недовольство вельмож и «преторианские» поползновения гвардии. Поручик Пётр Ханыков прямо во дворце во время присяги регенту заявил: «Что де мы здела-ли, что государева отца и мать оставили... а отдали де всё государство какому человеку регенту — что де он за человек?» В 1740 году поручики и капитаны уже были уверены в своём праве «отдавать» престол. Как только у них объявился лидер, произошёл дворцовый переворот: в ночь на 9 ноября 1740 года фельдмаршал Миних с группой гвардейцев свергли регента. Правительницей России стала мать императора принцесса Анна Леопольдовна.

В заключении Бирон держался с достоинством. Он опровергал обвинения в небрежном отношении к здоровью Анны Иоанновны и рассказывал, как «докучал, чтобы она клистир себе ставить допустила»; утверждал, что «до казённого ни в чём не касался»; требовал представить пострадавших от его «не-сытства» — надо сказать, что таковых следствие не нашло. Но приговор был предрешён: «бывший герцог» был приговорён к четвертованию. Казнь заменили ссылкой, Бирона лишили 120 имений с годовым доходом в 78 720 талеров и даже имени — было велено именовать его Бирингом. «Дело» герцога содержит огромный список его гардероба и домашней утвари — в «бывшем доме бывшего Бирона» зубочистки и даже ночной горшок были из чистого золота. В манифесте от 14 апреля 1741 года он представал демонической фигурой: Бог «восхотел было всю российскую нацию паки наказать... бывшим при дворе её императорского величества обер-камергером Бироном». Закончивший свою миссию злодей отправился в Сибирь под конвоем гвардейцев.

Новая «регентина» Анна Леопольдовна чувствовала себя при дворе неуютно: «Поступки её были откровенны и чистосердечны, и ничто не было для неё несноснее, как толь необходимое при дворе притворство и принуждение... — писал о ней Миних-младший. Правительница помиловала или облегчила участь многим сосланным по политическим обвинениям в прежнее царствование. Но к лету 1741 года она отошла отдел в связи с рождением дочери Екатерины. Формально она исполняла свои обязанности; но обычно просто утверждала предлагаемые ей решения резолюциями «Быть по сему» или «Тако». Её назначения не были продуманными; произвольные повышения нарушали сложившиеся традиции чинопроизводства; министры ссорились и интриговали — и проглядели новый дворцовый переворот.

Глава восьмая

«ВЕЛИКАЯ ПЕТРОВА ДЩЕРЬ»

Слава доброго правленья Разливалась всюду в свет. Все кричали с восхищенья, Что её мудрее нет.

Г. Р. Державин

Вечная невеста

Елизавета Петровна появилась на свет в подмосковном

Коломенском в победном для русского оружия 1709 году, ещё до заключения официального брака между её родителями. Счастливый отец этим обстоятельством не смущался — от души баловал свою «четверную лапушку» и готовился сделать из «Ли-зетки» настоящую принцессу.

Её воспитанием занимались тётка-царевна Наталья Алексеевна и семья Меншикова. «Мамушек» и кормилиц сменили учителя-иностранцы и француз-танцмейстер. Живая девочка училась танцам, музыке; свободно говорила по-французски и по-немецки, понимала итальянский и шведский языки. В 1722 году тринадцатилетняя цесаревна (так стали именоваться дочери Петра I после принятия им императорского титула) была объявлена совершеннолетней. Анна и Елизавета должны были сыграть важную роль в заключении международных союзов и поддержании политического равновесия в Европе. Начались поиски достойных женихов для дочерей российского императора. Анну Пётр планировал выдать за герцога Голштинии; Елизавета постоянно была чьей-то потенциальной невестой — французского короля Людовика XV, принцев Карлоса Испанского, Морица Саксонского, Георга Английского, Карла Бранденбургского, но ни за одного из них так и не вышла: слишком быстро менялась внешнеполитическая конъюнктура, да и происхождение девушки смущало претендентов.

В короткое царствование супруги Петра I Елизавета с сестрой находилась при дворе матери. Очаровательная природная блондинка (хотя и красила волосы и брови в чёрный цвет) политикой не интересовалась, но читала неграмотной императрице государственные бумаги и даже подписывала вместо неё указы. Та ещё в феврале 1727 года заявляла, что престол принадлежит её дочерям — но скоро сдалась под нажимом Меншикова, сделав наследником внука первого императора — Петра II. Противники Меншикова генерал-полицмейстер Антон Девиер и член Верховного тайного совета Пётр Толстой пытались добиться того, чтобы императрица «короновать изволила при себе цесаревну Елисавет Петровну или Анну Петровну, или обеих вместе», но силы оказались неравны — престол занял одиннадцатилетний Пётр под присмотром Меншикова.

После смерти матери Елизавета согласно завещанию покойной должна была выйти замуж за любекского князя-епис-копа Карла Августа из голштинского дома. Однако жених в том же году скончался, а Меншиков отстранил цесаревну от участия в заседаниях Верховного тайного совета. Опала «полудержавного властелина» на короткое время сделала Елизавету некоронованной царицей двора её племянника.

Позднее поэт и министр Гавриил Державин воспел «царь-девицу»:

Очи светлы голубые,

Брови чёрные дугой,

Огнь — уста, власы — златые,

Грудь — как лебедь белизной.

Однако беспечная Елизавета слишком уж шокировала московское общество, по оценке французского резидента Манья-на, «весьма необычным поведением». Её роман с молодым генералом Александром Бутурлиным и прочие приключения, услужливо пересказанные Долгоруковыми Петру II, отдалили от неё венценосного племянника.

Теперь маленький двор Елизаветы ещё более шумно веселился. Цесаревна, как говорил её биограф в позапрошлом веке, удалилась «искать развлечений в безмятежной тиши подмосковных дворцовых сёл, предавшись там вполне влечениям своей страстной, пылкой, истинно русской натуры». Заезжала она и в Измайлово, но большую часть времени проводила в старинной Александровской слободе, находившейся в ведении её собственной Вотчинной канцелярии. Там близ церкви Рождества Христова и торговой площади стояли хоромы дочери Петра, в которых размещалась её свита: Мария Румянцева, Аграфена Салтыкова, врач Арман Лесток, камер-юнкеры Александр Шувалов, её сердечный друг камер-паж Алексей Шубин, родня (Гендриковы и Скавронские), юнгферы и «ка-мер-медхены», музыканты, певчие, карлицы во главе с гофмейстером Семёном Нарышкиным.