Романовы

Курукин Игорь Владимирович

Столицу украсили новые особняки и дворцы. Помимо традиционных кабаков и постоялых дворов, появились более современные и комфортные трактиры-«герберги». С потоком товаров и людей в Россию проникали не только экзотические продукты и вина, но и иные плоды цивилизации, в том числе бордельный промысел, поэтому императрица развернула первую кампанию по борьбе с «непотребством». В 1750 году, узнав, что в Петербурге есть «дом свиданий», Елизавета Петровна дала указание разыскать содержательницу этого дома Анну Фелькер по прозвищу Дрезденша, «взять под караул в крепость со всею её компаниею» и принять меры «к поимке... всех непотребных женщин и девок».

Марш на Берлин

Особо

важные посольские реляции или доклады Коллегии иностранных дел по принципиальным вопросам внешней политики обязательно направлялись к государыне. Дипломатия являлась «ремеслом королей», и даже не слишком усердная в делах Елизавета Петровна вникала в вопросы, высказывала своё мнение, дополняла и изменяла подготовленные документы. Правда, она же поручала российским дипломатам за рубежом добывать редкости — например мартышек, говорящих «перокетков» (попугаев) и канареек, «кои менуеты и другие маленькие арии свистят».

Елизавете пришлось вести свою войну со шведами, желавшими взять реванш за поражение при Петре I. В 1742 году русские войска захватили большую часть Финляндии и вынудили противника капитулировать под Гельсингфорсом. Шведы продержались ещё год, но после поражения своего гребного флота в мае 1743 года пошли на заключение Абоского мира, по которому Россия получила юго-восточную часть Финляндии.

В дальнейшем российскую внешнюю политику определяли союзы с Саксонией и Речью Посполитой (1744) и Австрией (1746), направленные против агрессивной прусской политики, и с «морскими державами» во имя торговых выгод. Главным же возмутителем европейского спокойствия к середине столетия стала Пруссия с сильно выросшим военным потенциалом. Для «сокращения» прусской опасности Россия вступила с Англией в «субсидные» отношения на предмет содержания русского экспедиционного корпуса, готового немедленно отправиться на германский театр военных действий. В 1748 году марш русских войск заставил воюющие стороны поспешить с окончанием Войны за австрийское наследство (1741-1748).

Последние годы царствования императрицы выдались тяжёлыми. Шла Семилетняя война (1756—1763) Австрии, России, Франции, Саксонии, Швеции и Испании против Пруссии и Англии. Её главной причиной стала борьба между Англией и Францией за владения в Ост- и Вест-Индии и Северной Америке. На Европейском же континенте прусский король Фридрих II с помощью английских денег начал войну с Австрией и Францией. Манифест о вступлении в войну России гласил: «Король прусский... захватил наследные его величества короля Польского области и со всей суровостию войны напал на земли её величества римской императрицы-королевы (Марии Терезии. — И. К.). При таком состоянии дел не токмо целость верных наших союзников, святость нашего слова и сопряжённая с тем честь и достоинство, но и безопасность собственной нашей империи требовали не отлагать действительную нашу противу сего нападателя помощь».

Русская армия нанесла поражение пруссакам при Гросс-Егерсдорфе (1757) и Кунерсдорфе (1759); в начале 1758 года русские войска заняли Восточную Пруссию, а в 1760-м на короткое время захватили Берлин. Однако у противников Фридриха II отсутствовало единство интересов и действий. Австрийский двор боролся за возвращение отнятой в 1740-х годах Силезии и требовал участия русской армии именно на этом театре войны. Отправленная туда русская армия в 1760—1761 годах из-за разногласий с австрийцами и прусских маневров не смогла разгромить пруссаков. Французы рассматривали альянс с Россией как случайное стечение обстоятельств и не собирались отказываться от традиционной политики «восточного барьера» — системы союзов с реальными и потенциальными её противниками Швецией, Польшей и Турцией. В Париже опасались «слишком больших успехов русских в этой войне». В соответствии с этими установками знаменитого «секрета короля» — тайной дипломатии Людовика XV — в 1760 году французский МИД инструктировал своего посла в России барона де Бретейля. Тамошние политики мечтали возвести на русский престол

свергнутого Ивана Антоновича и вызвать смуту, которая была бы выгодна королю, «так как она ослабила бы русское государство».

Однако попытки французской дипломатии склонить Россию к миру оказались напрасными. М. И. Воронцов, несмотря на обещанные ему французским двором 800 тысяч ливров, оказался бессилен — передал, что не может воздействовать на императрицу. Елизавета была намерена продолжать борьбу «со всею силою и ревностию» и даже обещала в случае нехватки средств заложить свои платья и драгоценности. В декабре 1761 года генерал Пётр Румянцев взял Кольберг (нынешний польский Колобжег) — крепость и порт на побережье Балтийского моря. Тогда же был подготовлен «план операций на будущую 1762 году кампанию». К началу нового года заграничная армия вместе с гарнизонами и иррегулярными частями составляла внушительную силу — 123 889 человек.

Но в мире придворных «конъектур» будущее выглядело менее определённо. Затянувшаяся война нарушила равновесие между придворными «партиями». Последние годы царствования Елизаветы принесли ей туже проблему, что и её отцу: конфликт с взрослым и законным наследником. Пётр Фёдорович, не скрывавший своих симпатий к Пруссии, был выведен из состава Конференции при высочайшем дворе. С другой стороны, болезнь Елизаветы и её отход отдел заставляли окружение императрицы всё больше считаться с намерениями «молодого двора». Появились слухи о возможном отстранении от престолонаследия Петра Фёдоровича и передаче короны маленькому Павлу Петровичу. Позднее сама Екатерина II сообщала, что «за несколько времени» до смерти Елизаветы Петровны Иван Шувалов предлагал воспитателю Павла Н. И. Панину «переменить наследство» и «сделать правление именем цесаревича», на что Панин ответил отказом.

И всё же Елизавета не рискнула изменить ею же утверждённый порядок. Императрица теперь часто болела: помимо астмы и, вероятно, диабета, она страдала частыми припадками эпилепсии, после которых по несколько дней пребывала в бесчувственном состоянии. В последние месяцы жизни она устранилась от дел в Царском Селе. Начавшиеся в конце 1740-х годов реформы в условиях войны и начавшейся борьбы за власть были свёрнуты. В очередной раз не было завершено составление Уложения, не проведён в жизнь указ 1757 года о передаче управления церковными вотчинами светским властям.

«...Для нее ненавистно всякое напоминание о делах, и приближённым нередко случается выжидать по полугоду удобной минуты, чтобы склонить её подписать указ или письмо. В течение настоящей длинной зимы (1760/61 года. — И. К.) императрица всего только раз показывалась в публике (в праздник Св. Андрея), а с тех пор по самую Пасху... она не выходила из своих покоев, куда запиралась совершенно одна в частых припадках меланхолии или где забавлялась с детьми и маленькими калмыцкими девочками. Принимая же у себя общество, она выносила присутствие только самого ограниченного числа придворных. Её успешно развлекает и забавляет один теперь из её хора, буффон и мимик, по имени Компани...

Кроме истерических припадков, симптомов потери крови, совершающейся у неё постепенно, и другой местной болезни, императрица Елисавета в течение всей настоящей зимы страдала ещё от раны на ноге, но ни за что не хотела ни лечиться, ни следовать какому бы то ни было режиму. Она ни с кем не желает советоваться, кроме одного лекаря по имени Фуасавье, но он не иное что, как цирюльник и ниже всякой посредственности.

В этом состоянии она ещё сохраняет страсть к нарядам и с каждым днём становится в отношении их всё требовательнее и прихотливее. Никогда женщина не примирялась труднее с потерей молодости и красоты. Нередко, потратив много времени на туалет, она начинает сердиться на зеркало, приказывает снова снять с себя головной и другие уборы, отменяет предстоявшее театральное зрелище или ужин и запирается у себя, где отказывается кого бы то ни было видеть»²⁷.