Романсеро
Шрифт:
Те, кто средь нас хотят раздуть
Мятеж. Подобных отщепенцев
Нет среди местных уроженцев.
Не верит в бога этот сброд;
А "то от бога отпадет,
Тому, конечно, уж недолго
Отпасть и от земного долга.
Покорность -- первый из долгов
Для христиан и для жидов,
И запирают пусть поране
Ларьки жиды и христиане.
Случится трем сойтись из вас -
Без споров разойтись тотчас.
По улицам ходить ночами
Мы
Кто смел оружие сокрыть -
Обязан в ратушу сложить
И всяких видов снаряженье
Доставить в, то же учрежденье.
Кто будет громко рассуждать,
Того на месте расстрелять;
Кто будет в мимвже замечен,
Тот будет также изувечен.
Доверьтесь смело посему
Вы магистрату своему,
Который мудро правит вами;
А вы помалкивайте сами".
21
АУДИЕНЦИЯ
Старинное сказание
"Я в Ниле младенцев топить не велю,
Как фараоны-злодеи.
Я не убийца невинных детей,
Не Ирод, тиран Иудеи,
Я,как Христос, люблю детей,-
Но, жаль, я вижу их редко,
Пускай пвойдут мои детки,-- сперва
Большая швабская детка".
Так молвил король. Камергер побежал
И воротился живо;
И детка швабская за ним
Вошла, склонясь учтиво.
Король сказал: "Ты, конечно, шваб?
Тут нечего стыдиться!"
"Вы угадали, -- ответил шваб,-
Мне выпало швабом родиться".
"Не от семи ли ты швабов пошел?" -
Спросил король лукаво.
"Мне мог один лишь быть отцом,
Никак не вся орава!"
"Что, в этом году,-- продолжал король,-
Удачные в Швабии клецки?"
"Спасибо за память, -- ответил шваб, -
У нас удачные клецки".
"А есть великие люди у вас?" -
Король промолвил строго.
"Великих нет в настоящий момент,
Но толстых очень много".
"А много ли Менцелю, -- молвил король,
Пощечин новых попало?"
"Спасибо за память, -- ответил шваб,-
А разве старых мало?"
Король сказал: "Ты с виду прост,
Однако не глуп на деле".
И шваб ответил: "А это бес
Меня подменил в колыбели!"
"Шваб должен быть,--сказал король,-
Отчизне верным сыном.
Скажи мне правду, отчего
Ты бродишь по чужбинам?"
Шваб молвил: "Репа да салат -
Приевшиеся блюда.
Когда б варила мясо мать,
Я б не бежал оттуда!"
"Проси о милости", -- молвил король.
И, пав
Шваб вскрикнул: "Верните свободу, сир,
Германцам угнетенным!
Свободным рожден человек, не рабом!
Нельзя калечить природу!
О сир, верните права людей
Немецкому народу!"
Взволнованный, молча стоял король,
Была красивая сцена.
Шваб рукавом утирал слезу,
Но не вставал с колена.
И молвил король: "Прекрасен твой сон!
Прощай -- но будь осторожней!
Ты, друг мой, лунатик, надо тебе
Двух спутников дать понадежней.
Два верных жандарма проводят тебя
До пограничной охраны.
Ну, надо трогаться, -- скоро парад,
Уже гремят барабаны!"
Так трогателен был финал
Сей трогательной встречи.
С тех пор король не впускает детей -
Не хочет и слышать их речи.
22
КОБЕС I
Во Франкфурте, в жаркие времена
Сорок восьмого года,
Собрался парламент решать судьбу
Немецкого народа.
Там белая дама являлась в те дни,
Едва наступали потемки,-
Предвестница бед, известная всем
Под именем экономки.
Издревле по Ремеру, говорят,
Блуждает тот призрак унылый,
Когда начинает проказить народ
В моей Германии милой.
И сам я видал, как бродила она
По анфиладам вдоль спален,
Вдоль опустелых покоев, где хлам
Средневековья навален.
В руках светильник и связка ключей,
Пронзительны острые взоры.
Она открывала большие лари,
И лязгали ржаво затворы.
Там знаки достоинства кайзеров спят,
Там спит погребенная слава,
Там Золотая булла лежит,
Корона, и скипетр, и держава.
Пурпурная мантия кайзеров там,
Отребье, смердящее гнилью,
Германской империи гардероб,
Изъеденный молью и пылью.
И экономка, окинув весь хлам
Неодобрительным взглядом,
Вскричала, зажав с отвращением нос:
"Тут все пропитано смрадом!
Все провоняло мышиным дерьмом,
Заплесневело, истлело.
В сиятельной рвани нечисть кишит,
Материю моль проела.
А мантия гордых королей
Немало видов видала,-
Она родильным домом была
Для кошек всего квартала!
Ее не очистить! Даруй господь
Грядущему кайзеру силы!
Ведь он из этой мантии блох
Не выведет до могилы!
А знайте, если у кайзеров зуд,
Должны чесаться народы!
О немцы! Боюсь, натерпитесь вы