Романтическое предложение
Шрифт:
Не в силах пошевелиться, Фин смотрела, как Тревис снимает свою широкополую шляпу, движением плеч высвобождается из пальто и бросает оба предмета на спинку кресла.
По правилам этикета, которые мать внушала Фин много лет, следовало подойти, взять шляпу и пальто и повесить их в шкаф. Но когда Тревис расстегнул манжеты своей рубашки из шамбре и начал закатывать рукава, открывая загорелые, мускулистые руки, Фин решила, что уже пора вспомнить старую пословицу «береженого Бог бережет», собралась с силами, повернулась и пошла готовить кофе.
Одного только воспоминания об этих
Уже больше месяца Фин изо всех сил пыталась забыть об этом. Но безуспешно.
Ее била такая дрожь, что она едва не просыпала кофе на пол.
— Ты должна взять себя в руки, — пробормотала она.
— Ты что-то сказала? — тут же отозвался Тревис.
— Нет, просто говорю с сама с собой.
Закрыв глаза, она покачала головой. Что с ней происходит? Она работает главным редактором одного из известнейших в мире журналов мод. В зале заседаний ей достаточно лишь взглянуть или поднять бровь, чтобы заставить любого сотрудника подчиниться себе. Так почему же в присутствии Тревиса ей все время кажется, будто она единственная в мире женщина, которая настолько глупа, чтобы свои романтические желания приносить в жертву карьере?
Только несколько месяцев тому назад она начала понимать, что ее карьера вовсе не так важна для нее, как казалось когда-то. Это началось, когда она узнала, что Джессика Клейтон — ее дочь. А после встречи с Тревисом Фин получила представление о том, чего лишила себя ради превращения «Обаяния» в журнал мод, пользующийся мировой славой.
Когда Фин была молодой, то не хотела ничего иного, как быть женой и матерью, иметь собственную семью. Но та мечта рассыпалась в прах, поскольку Патрик отверг отчаянные мольбы Фин, вынудил ее отдать Джесси для удочерения и запретил Фин даже издали видеть отца ее дочери.
Она не смогла ни простить Патрика, ни превозмочь горе от расставания со своим ребенком.
После того, как она возвратилась из Канады, из женского монастыря, куда родители отослали Фин, чтобы скрыть ее «позор» от светских и деловых знакомых, она с головой ушла в учебу и потом в работу, пытаясь успокоить свою боль.
Но этого ей не удалось. Годы шли, а Фин оставалась одинокой и бездетной, отдавая все больше и больше сил своему журналу.
Она тяжело вздохнула.
— С тобой все в порядке?
Услышав голос Тревиса, Фин едва не подпрыгнула от неожиданности. Повернувшись, она увидела, что он стоит, прислонившись плечом к двери, как стоял днем у нее в офисе.
— Конечно! А что может случиться?
Он оттолкнулся от двери и направился к Фин.
— Ты стояла и так смотрела в пространство, будто твои мысли витали в миллионе миль отсюда.
Покачав головой, она повернулась, чтобы включить кофеварку.
— Просто я размышляла о последних бухгалтерских данных «Обаяния», — быстро солгала Фин. — Если мы, то есть мои сотрудники и я сама, будем достаточно упорно трудиться, то еще сможем обогнать моего брата Шейна и его журнал «Успех».
— Что-то мне не верится.
— Ты
Он пожал плечами.
— Я не могу судить, победишь ты или нет. Я имел в виду другое. Такой отсутствующий взгляд бывает у того, кто переживает, что его любимая лошадь повредила ногу. А те, кто беспокоятся о выигрыше в каком-то соревновании, выглядят совсем иначе.
Качая головой, Фин засмеялась, надеясь, что ее неискренность не будет заметна.
— Я никогда не ездила верхом, и уж тем более у меня не было своей лошади. И с лассо я не умею управляться.
— Ты никогда не ездила верхом? — потрясенно переспросил Тревис.
Радуясь тому, как легко ей удалось сменить тему, Фин опять покачала головой.
— Никогда. Разве что качалась на игрушечной лошадке, когда была маленькой. Но это не считается.
Тревис многообещающе улыбнулся. Новая жаркая волна охватила Фин, и все ее тело будто зазвенело.
— Когда ты в следующий раз приедешь в «Серебряную Луну», я, наверное, должен буду научить тебя не только водить машину.
Фин с трудом сглотнула, пытаясь не думать и о многих других вещах, которым он мог бы научить ее. Почему-то ни одна из этих вещей не была связана ни с лошадьми, ни с машинами…
Стук в дверь избавил Фин от необходимости придумать такой ответ, какой не выдал бы ее сокровенных мыслей.
— Думаю, доставили наш обед, — объявила она.
— Почему бы тебе не накрыть на стол, пока я буду расплачиваться с посыльным? — спросил Тревис.
Он до сих пор не мог сообразить, как получилось, что он принял приглашение Фин поужинать у нее дома. Когда он был рядом с Фин, ему казалось, будто в обществе этой красавицы сексуальность разлита в воздухе. Тревису было достаточно лишь вспомнить о том, как той ночью Фин отвечала на его ласки, и он уже не мог думать ни о чем другом.
Но каким бы сильным ни было притяжение между ними, каким бы прекрасным ни был секс, Тревис понимал, что совместного будущего у них не могло быть. Фин Эллиотт была не только биологической матерью Джесси, но и женщиной, отдававшей все свои силы работе. Кроме того, она была женщиной городской. Ее жизнь, наполненная блеском и очарованием, совсем не была похожа на ту простую сельскую жизнь, которую он вел на просторах «Серебряной Луны». Она посещала торжества, и модные ночные клубы манили ее. Он же ездил на аукционы скота или отдыхал в местном баре, наслаждаясь холодным дешевым пивом.
Заплатив посыльному, Тревис глубоко вздохнул. Самое хорошее, что он мог бы сделать для спокойствия своего духа, — удалиться от искушения, каким для него была Фин Эллиотт. Он отнесет еду в столовую, придумает оправдание и возвратится в свою гостиницу. А там примет душ, самый холодный за всю свою жизнь.
Или закажет в номер ведро льда.
Но несколько секунд спустя одной теплой улыбки Фин оказалось достаточно, чтобы он забыл все свои решения и сел за стол напротив нее. Фин уже вытаскивала из пакета белые картонные коробки с красными китайскими иероглифами. Их оказалось шесть. А еще в пакете были контейнеры из пенопласта и маленькие свертки, упакованные в вощеную бумагу.