Романтизм и его национальные варианты. Историко-культурный очерк
Шрифт:
Романтический «критицизм» – мучительные раздумья по поводу ужасающего разлада человека с собой и миром – как типологическая модель отношения к окружающей действительности еще раз повторится в культуре декаданса. Миросозерцание «мировой скорби» вполне описывается известной формулой Ф. М. Достоевского: и ситуация «разбитых кумиров», и фигура гения, исповедующего «музу мести и печали, проклятия и отчаяния», узнаваемы. О. Шпенглер позже утверждал: «Одно и то же мирочувствование говорит во всех. Оно родилось и состарилось вместе с фаустовской душой» [10] . Ф. Ницше и другие предвещали сумерки богов, оплакивали «закатную» Европу. Романтики всегда оставались оптимистами. Новалис завещал: «Спокойно и бесстрастно подобает истинному созерцателю наблюдать новые времена, когда рушатся государства… Ищете ли вы зачаток погибели также в старом строе,
10
Шпенглер О. Закат Европы. С.571.
11
Новалис. Гимны к ночи. С.176.
Романтическое наследие в национальной литературе современной Германии всегда было предметом особой гордости немцев. Романтической школе в Германии посвящено немало книг, но исследователи обошли вниманием наиболее «острые моменты» в воззрениях ранних немецких романтиков; «народничество» поздних романтиков – «камень преткновения» в академических спорах, искажался до неузнаваемости подлинный смысл идеологической доктрины «крови почвы». Многие проблемы замалчивались, либо же интерпретировались предвзято. «Религиозному отречению» в немецком романтизме уделено ничтожно малое внимание; католический идеал оказался и вовсе фигурой умолчания. Существующая учебная литература не рассматривает их подробно, как выходящие за ограниченные рамки учебной программы, научные работы отражают зачастую все еще «критический подход» к идеологической подоплеке данных проблем немецкого романтизма; в современной науке наметилось некое охлаждение интереса к романтизму как «прочитанной странице». Все еще мало исследованы религиозно-философские и этикоэстетические аспекты романтической доктрины. Ностальгические искания «истинной Церкви», попытка реконструкции обновленной «вселенской» парадигмы Христианства, поэтизация средневекового общеевропейского социума и католической теократии, стремление обрести на христианской («евангельской») основе некогда утраченную гармонию «самоценного» романтического индивидуума с божественным мирозданием характерны не только для романтиков немецких, но и их русских и французских последователей. Показателен биографический аспект в изучении немецкого романтизма (заметим, что романтическая трагедия «непризнанных гениев» типологически повторяется во всех национальных романтизмах). Сами кумиры романтического любомудрия своими глубокомысленными философскими разборами романтической эстетики сделали романтизм уделом академической науки, лишили школу жизни. В соседних с Германией странах немногие наиболее активные и последовательные пропагандисты немецкой романтической школы порой излишне увлеченно «дописывали» и переписывали истинную картину. Романтизм не сошел со сцены окончательно, отыграв свою роль. Животворность его идейных принципов миросозерцания и художественных приемов отображения действительности несомненна.
От Просвещения к романтизму. Эстетическая культура как основа прогресса
Просветители попытались примирить реальный интерес личности с требованиями общественного развития. Социальная мысль века Просвещения занята поисками такого идеального состояния, при котором развитие общественного целого и живой человеческой природы пришло бы в соответствие с не противоречило бы одно другому. И поскольку одним из главных средств воспитания, лишенного принуждения и тяжести авторитета, считалось искусство, то вполне понятно, почему на первый план в классической философии выступают проблемы эстетического воспитания.
Исходя из пантеистического понимания мира, английские просветители считали, что в обществе и природе царит мировая гармония. Индивид, удовлетворяя свои естественные интересы, непроизвольно работает в интересах всего общества, и наоборот, заботясь об общем благе, он совершенно естественно удовлетворяет и развивает свои потребности. Все дело заключается в том, чтобы найти достаточно прочную основу для гармонии интересов общественного и личного. Такую прочную основу теперь видели в красоте. «Только красота, – утверждал лорд Шефтсбери, – создает величайшее добро. Оно составляет основу и сущность добра. Красота и добро – одно и то же». [12] Подобный философский оптимизм разделяли далеко не все современники.
12
Идеи эстетического воспитания. Т.2. С. 66.
Стремлением разграничить красоту и целесообразность отчасти решалась обозначенная проблема. Бескорыстный характер роднит эстетическое чувство с моральным,
Каким образом возможна единая эстетическая культура, когда в области вкусов и эстетических оценок существует полное разногласие, подтверждаемое расхожим выражением «о вкусах не спорят»? Общезначимые, истинные суждения в отношении искусства и красоты возможны, если будет найдена общая норма вкуса.
Таким образом, искусство, стоящее посередине между пользой и самоотверженностью, эгоизмом и моралью, становится могущественным орудием воспитания, посредством которого достигается единство личного и общественного интересов.
В эстетических учениях французских просветителей искусство и основанное на нем эстетическое воспитание рассматривалось как главный рычаг исторических преобразований в человеческом обществе. Смягчающее грубую человеческую природу воздействие искусства, считал Ш. Монтескье, делает его важнейшим средством общественного воспитания. Оптимистическую веру во всесилие воспитания разделяли многие его современники. Назначение искусства – пробуждать яркие и сильные ощущения. Искусство должно пробудить в каждом человеке угасшие страсти, дать ему то, чего он лишен в реальной действительности. В этом состоит великая воспитательная сила искусства. Высшая форма художественного наслаждения дается лишь посредством воображения и фантазии. Этот высокий пафос пронизывает все сочинения просветителей, отстаивавших принцип единства этического и эстетического.
Именно в Германии эстетика впервые освободилась от назидательной опеки религии, идеологии, морали, права и эмансипировалась как самостоятельная эстетическая дисциплина. Все это обусловило специфический подход немецких просветителей к проблемам культуры вообще и к проблемам эстетического воспитания в частности. Истинная культура основывается на царящей в мире «предустановленной гармонии», полагал Г. Лейбниц; очевидна связь каждой отдельной и суверенной в своем развитии монады с миром целого. Задача эстетического познания состоит в том, чтобы посредством смутных и неотчетливых восприятий и ощущений достичь представления о всеобщей гармонии мира. Добродетели присущи человеку по природе, они свойственны разумному существу еще до того, как сам Бог решил создать его. Поэтому человек остается нравственным даже тогда, когда он не упражняется в нравственности, подобно тому, как музыкант или певец владеют искусством пения или игры на музыкальном инструменте даже тогда, когда они не поют или не играют. Воспитывать в человеке добродетели – все равно что учить музыканта-виртуоза нотной грамоте. Главная трудность, которую пытался разрешить А. Баумгартен, заключалась в воспитании «совершенного эстетика»; он ставил вопрос о том, каким образом возможно соединить знание отвлеченных правил искусства с природным талантом и дарованием. Необходима выучка, практика, без которой самые полезные правила остаются мертвым грузом. «Общей отличительной чертой совершенного эстетика является эстетический порыв (прекрасное возбуждение ума, его горение, устремленность, экстаз, неистовство, энтузиазм, дух Божий). Возбудимая натура уже самопроизвольно, а еще более при содействии наук, изощряющих дарование и питающих величие души, при благоприятных обстоятельствах направляет к акту прекрасного мышления свои низшие способности, склонности, силы, ранее мертвые, дабы они жили, согласные, в феномене, и были больше, чем те силы, которые могут проявить многие другие люди, разрабатывая ту же тему, и даже тот же самый человек, не столь воодушевленный в другое время». [13]
13
Идеи эстетического воспитания. Т.2. С. 21.
Задача состояла в том, чтобы с помощью эстетического энтузиазма сделать свободным, самопроизвольным владение правилами жизни и техникой искусства. Эстетическое познание обладает своими внутренними и специфическими закономерностями; его целью является тот «эстетический свет», та ясность и прозрачность вещей, которая открывается чувственному познанию. Эстетическое познание не зависимо ни от религии, ни от морали (неверно выводить его принцы «из строжайших и верховных законов блаженной жизни, из святейших прорицаний подлинного Христианства»), оно свободно и от морального доктринерства, так как эстетике открываются только «тени добродетелей», а подлинные добродетели – «дело разума и интеллекта». Во всех делах и поступках «совершенного эстетика» должен возобладать принцип энтузиазма.
Идеальный образ человека, нарисованный И. Винкельманом, как бы просвечивает через все произведения греческого искусства и служит образцом подражания для нового немецкого национального искусства. Изучение искусства будет содействовать развитию эстетического вкуса, формированию новой культуры, основанной на классических идеалах красоты и величия. Опыт античности подсказывал, что счастливое соединение природы и политической свободы обусловило возникновение того идеала «благородной простоты и спокойного величия», который и до сих пор является целью и нормой развития подлинной культуры.