Ромашки для королевы
Шрифт:
Пока его планы впереди, по ту сторону Стены. Неодолимой, это ведомо даже королю. Её магия столь огромна, что гасит иные заклинания. Например, она неизбежно рассеет сложное и фактически непреодолимое, наложенное на Орильра пять веков назад, едва он оказался взят под стражу – полный запрет творить магию. Седой снова чуть улыбнулся. Беглец Орильр не в силах покинуть пределов страны, если у него нет перстня с заклятием и кровью короля. Зато Лильор-а-Тэи, забытый всеми дядюшка основателя Лирро, прекрасно обходился прежде и обойдется теперь без чудес и магии. Одной своей кровью, родственной погибшему Лиррэлю-а-Тэи
Вот только у истории нет привычки разворачивать свое течение даже ради прихоти вечных. Значит, он должен бежать и очень спешить, чтобы проверить, как обошлись волны времени с демонами, запечатанными и охраняемыми силой души и крови единственной. Пять веков тайна живет без пригляда. И это наполняет сознание мучительными сомнениями. Если зло одолело Стену и проникло в сердце «короля», то каково иным народам и расам? Надо встретиться с людьми ордена, навестить гномов, разыскать мудрых.
Только одно дело можно считать принадлежащим прошлому. Может, слова Тиэсы о том, что в поиске есть смысл, были верны. Но искать замену королеве упрямый страж более не станет. Хватит! Внешнее сходство причиняет лишь боль, а внутренне подобие королеве невозможно. Приходится признать, что эльфы утратили свое Сердце. Поведение «короля» – лучшее тому подтверждение.
Орильр сердито встряхнул головой, сгоняя с волос сырость промозглого заклятого тумана. Когда демоны сгорят, ее душа обретет свободу. Вот только найти пристанище королевы в огромном мире невозможно. Значит, ромашки для нее станет собирать кто-то другой. И венок окажется надет не на его седую голову… А он больше не согласится дарить цветы – никому. Будет уважать, ценить, оберегать – но не прирастать душой накрепко. Ничего, это не страшно. Главное – вернуть единственную в мир. Он промаялся в каменном мешке пять жалких веков и ослаб до глубокого отчаяния, почти согласился признать поражение. Каково же королеве, бессменно стерегущей бессчетное число веков древнее зло?
Седой выбрался из тени стены, бархатно-черной, поглощающей все лучи с внешней стороны. Взбежал на холм и ловко метнулся вверх по стволу сосны, вызвав восторженный переполох у пары белок. Они отродясь не видели таких проворных двуногих! Если разобраться, вообще знают всего одного, старого и неуклюжего. Губы шепнули слова поиска и прозрения. Зеленые глаза следопыта уверенно нашарили знакомый силуэт башни ордена вдали. Брови с сомнением дрогнули: запустение заметно даже отсюда.
Вниз он ссыпался в несколько быстрых движений и побежал дальше, не жалея с трудом накопленных сил. Либо уже поздно, либо ларец более не хранит зла, сгоревшего наконец-то безвозвратно.
Орильр замер у кромки опушки под древней кладкой внешней стены. Неодобрительно рассмотрел старые трещины, заросшие многослойным мхом, так и не узнавшие ремонта. Щербатые дыры на месте вывалившихся камней тоже велики и никому из живущих здесь не интересны. Если здесь живут… Крепость казалась не просто брошенной, но перешедшей к глубокому запустению
– Один я, нечего прятаться.
– Старику и один такой бугай опасен, – капризно сообщил Хорий, с трудом выбираясь на порог. – Чудно слова выводишь, старомодно. Белок моих перепугал. Говорят, ты шибко здоров по веткам прыгать.
– Бдительная у тебя охрана, – похвалил эльф.
– Какая есть, – невесело усмехнулся Хорий. – С чем пожаловал?
– На ларец глянуть. Тут такое дело…
– Может, я очень старый и плохонький маг, но эльфа от человека кой-как отличу, – возмутился старик и сокрушенно покачал головой. – Дело! Нет более дел. Все их без нас с тобой переделали, пока я лежал в горячке по весне, уже три года с тех пор отцвело.
– Открыли. – Тихо уточнил Орильр.
– Открыли, – обреченно согласился маг. – Пошли покажу. Только наверх я долго забираться стану. Поможешь, кость обглоданная? И где так голодом морят, хотел бы я понять. Того и гляди, ветром тебя сдует.
– Я за веточку удержусь, не переживай.
– Во-во, цепляйся. А я уж добавлю веса, для надежности.
Эльф нервно кивнул и подставил плечо. По старым щербатым ступеням и правда пришлось двигаться медленно, с частыми и длительными остановками. Старик использовал их, чтобы отдышаться и стонущим шепотом рассказать о страшном.
Когда он простудился и слег, некому стало петь над ларцом. Ведимы пришли очень быстро, он даже не ожидал от них такой прыти. Двое. Это тоже странно – раз сильны, почему столь малочисленны? Первым беду заметил ворон. Он умудрился так ловко и больно расклевать старому магу руку, что вывел его из бредового забытья. Но делать что-либо оказалось уже поздно.
Ведимы были наверху и уже возились с крышкой, ломая запоры, срезая магические печати, отражая и разрушая заклятия. Потом ларец выпустил своих пленников.
– Они сплясали Огонь? – сухо уточнил эльф. – Ведимы, это важнее всего.
– Ага, с медведем втроем, – огрызнулся старик. – Бурый сразу пришел, как позван был, да еще с семьей. Добрая душа, медом со мной делился. Вместо меня там и погиб, всем лесом его хоронили. А старшенький сынок мишки заломал-таки второго злодея. Но крышку они поднять успели.
– Значит, время еще есть, – задумчиво кивнул эльф. – Слабыми демоны пришли, во взрослое тело не войдут. От рождения расти станут, силу получат лет через пятнадцать-двадцать. Спасибо тебе, дедушка.
Хорий довольно кивнул. Приятно, что дело жизни оценено. И что пришлый знает, как действовать дальше. Старый маг уселся на пороге верхней комнатки башни и стал с интересом наблюдать, как эльф что-то поет почти без звука, нервно прощупывает края ларца сухими длинными пальцами, щурится, кивает. Еще маг с удивлением обнаружил свежие ожоги на щеке, руке и шее пришельца, признал его худобу чрезмерной, а цвет лица – удручающе бледным и нездоровым. Задумчиво пожал плечами. Интересно, каков этот эльф в своем настоящем, окрепшем облике, если и теперь его движения несколько смазаны и сложны для восприятия?