Ромен Гари, хамелеон

Анисимов Мириам

Когда Ивонна начала расспрашивать Павловича о произведениях Ажара, он отвечал ей вполне связно. Но в ретроспективе это интервью забавляет: в затруднительных случаях Павлович был вынужден черпать сведения из наставлений Гари. Он сообщил Ивонне, как планировалось назвать книгу до того, как Мишель Курно придумал вариант «Вся жизнь впереди», заявив, в частности, что лучшим названием для книги было бы «Золотая капля» — именно это писал ему летом Ромен Гари. В конце интервью Павлович не преминул адресовать тому, кто дергал его за ниточки, как марионетку, ядовитый намек «Я думаю, что писатель проглатывает всё, что видит, и только читатели верят в его щедрость. Писатели — эгоисты, как сказал бы Момо, паршивые эгоисты. Полагаю, в их эгоизме есть доля простительной безответственности… Они одновременно отважны и тщеславны, тщеславны

до мозга костей. Это из-за наград, из-за всех этих почестей, из-за того, что это они несут флаг…» Перечитывая свои ответы, Поль Павлович остался недоволен. На следующий же день, вернувшись в Париж, он отправился на рю дю Бак, где Гари предоставил ему комнаты на восьмом этаже. Но сначала он решил зайти к Ромену, который как раз беседовал со своим адвокатом Жизель Алими, поверенной в тайну мистификации Гари и которой тот поручил обсудить с «Монд» условия опубликования интервью с Павловичем.

Жизель нервничала, потому что Гари был весьма недисциплинированным клиентом. Кроме того, она упрекала его в том, что он «фаллократ». Гари, как и его мать когда-то, любил посмеяться над глупостью и не преминул направить Жизель мнимо-объяснительное письмо, в котором растолковывал, что ее непримиримость в отношении «мужчин-фаллократов» не учитывает существующее положение вещей. Она игнорирует тот факт, что на деле равенства между мужчиной и женщиной пока еще нет, а потому не стоит заставлять окружающих терзаться «во имя далекого идеала»^{729}.

В письме от 2 октября пресс-атташе «Меркюр де Франс» Мальси Озанна^{730} сообщила Жизель Алими, что интервью с Павловичем ей доставит на велосипеде курьер утром в понедельник в десять часов, и просила прочитать его как можно скорее, чтобы успеть поместить в очередном номере «Монд де Ливр», в следующий четверг.

В то же время не замолкали разговоры и о Ромене Гари: на первой неделе июня Бернар Пиво пригласил его в свою программу «Апостроф» вместе с Жаном Фрестье, Жилем Лапужем, Сесилом Сен-Лораном (он же Жак Лоран), Мишелем Меньяном и Жераром Цвангом^{731}. На следующий день после передачи, посвященной проблеме феминизации современных мужчин, Клод Саррот в своей колонке в «Монд»^{732}, выразил сожаление, что приглашенные только и говорили о размерах полового члена и продолжительности мужской потенции, тогда как женское мнение по обсуждаемым вопросам никто выслушать не захотел.

Роман «Далее ваш билет недействителен», детище якобы уже дряхлеющего писателя, расходился неплохо: читателя нашли 87 934 экземпляра. А «Вся жизнь впереди» после интервью с автором, опубликованного в «Монд» от 10 октября 1975 года, побила все рекорды: день смерти Гари было продано 544 850 экземпляров, — но не только благодаря своим литературным достоинствам. Этот роман нужно было прочитать хотя бы доя того, чтобы потом рассуждать, кто может быть его автором.

Гари постоянно ездил из Парижа в Женеву, наблюдая за развитием ситуации, а развивалась она непредвиденным образом. 3 октября «Франс-Суар»^{733} и «Журналь дю диманш»^{734} заявили, что у Эмиля Ажара неплохие шансы получить Гонкуровскую премию — которая, как известно, может быть присуждена писателю только один раз. Те же самые журналисты, которые привыкли клепать разгромные статьи на книги Ромена Гари, пели хвалу Эмилю Ажару, отводя ему целую полосу: роман признавался шедевром.

Гари сумел проиллюстрировать мысль, выдвинутую им в книге «За Сганареля»: он создал «абсолютный роман».

И вот мечта об абсолютном романе, в котором я буду одновременно героем и автором, мечта, о которой я говорил в своем эссе «За Сганареля», наконец сбылась. Параллельно выходили мои новые книги, написанные от имени Ромена Гари, раздвоение личности было полным. Я сам опроверг название своего романа «Далее ваш билет недействителен». Я победил свой давний страх перед тем, что у всего есть границы, что «назад не повернуть»^{735}.

Ажар был тем picaro, тем мифическим «автором

и персонажем в одном лице», которого Гари пытался поймать еще с далекой юности, когда начал писать за столиком в пансионе «Мермон» свою первую книгу.

Это был не Александр Наталь, не Арман де Латор, не Терраль, не Васко де Лаферне, не Ролан де Шантеклер, не Роман де Мизор, не Ролан Кампеадор, не Ален Бризар, не Юбер де Лонпре, не Ромен Кортес — он перечислял матери свои псевдонимы целым списком, — нет, это был Эмиль Ажар, он же Хамиль Раджа.

Гари, наблюдавший со стороны за собственной «второй жизнью», вернулся из Женевы в Париж и просил Поля Павловича соблюдать предельную осторожность. Он должен был хранить строжайшее инкогнито. По мнению Гари, Павлович этим обязательством пренебрегал.

Ромен Гари пишет, что, как только Поль разрешил поместить свою фотографию в газете и сообщил читателям «Монд» массу подробностей о своей жизни, «мифический персонаж, которым я так дорожил, умер, а его место занял Поль Павлович»^{736}. Словно в шахматной партии, Павлович, до сих пор казавшийся безвредной для Гари пешкой, незаметно прошел в ферзи. Но теперь Гари уже не мог сотрудничать с кем-то другим.

96

Четырнадцатого сентября на первой полосе «Монд» появилась хвалебная статья Жаклин Пиатье на роман «Вся жизнь впереди» под заголовком: «Второй сюрприз Эмиля Ажара». Манера Момо разговаривать показалось ей очень жизненной: на ее взгляд, «плохие выражения»^{737} рассказчика убедительно передают речь иммигрантов, которые не сумели ассимилироваться во французском обществе. Это особый, достаточно сложный язык, который не имеет ничего общего с детской речью. Таким образом, культурный багаж Момо значительно превышает знания обычного мальчишки.

Симона Галлимар была настолько довольна интервью, которое удалось взять у Ажара Ивонне Баби, что издала его отдельной брошюркой и разослала всем членам Гонкуровского жюри. В литературных кругах Парижа только и говорили, что об Ажаре.

Вернувшись из Копенгагена, Поль Павлович направил Симоне Галлимар письмо за подписью Эмиля Ажара, в котором жаловался на датскую прессу, якобы обнародовавшую его сложные отношения с правосудием: теперь ему грозят еще более серьезные проблемы, вплоть до того, что он вынужден покинуть страну. Пусть уж лучше журналисты будут говорить, что Эмиля Ажара не существует, чем подтверждать эту скандальную информацию. Ведь ему чудом удалось получить вид на жительство в Швейцарии, а теперь его могут запросто выдворить из страны! И зачем он дал газетчикам свою фотографию?.. Последнее указание, которое Павлович дал Симоне Галлимар: она и Мальси Озанна должны держать в строжайшем секрете, что он сейчас в Женеве^{738}.

Когда в печати появилось интервью Ивонны Баби, Жаклин Пиатье попросила Симону Галлимар устроить ей встречу с Эмилем Ажаром. Симона организовала обед в ресторане. Критик и «автор» беседовали о книгах Ажара даже на обратном пути в издательство «Галлимар».

Скоро все узнали, что Поль Павлович — родственник Ромена Гари. Редакция журнала «Пуэн» поручила журналисту Жаку Бузерану^{739}, ведшему колонку «Общество», с помощью Мари-Терезы Гишар и Жана-Мари Понто разыскать Эмиля Ажара. Гари гордился тем, что репортеры оказались проницательнее литературных критиков. Корреспонденту «Пуэна» в Копенгагене Камий Ольсен не удалось найти никаких следов Эмиля Ажара или Хамиля Раджи. За дело взялся Бузеран, но он напрасно искал в телефонном справочнике Парижа фамилии Азар, Раджа, Аржа и так далее. Тогда он попытался получить информацию об Ажаре в полиции, но опять тщетно. Перечитывая интервью Ивонны Баби, Бузеран обратил внимание на то обстоятельство, что Ажар, по его словам, четыре года учился на медицинском факультете в Тулузе. А ведь Жак Бузеран родился в Каоре еще в 1939 году и знал всех, кто после школы уехал в Тулузу получать высшее образование. Кроме того, именно на медицинском факультете в свое время учились две его знакомые, Дениза Самсон и сестра Анни Павлович — Сюзи Барро. Бузеран долго вглядывался в фотографию Ажара, сделанную на Антильских островах (Анни тогда снимала видеофильм).